На следующее утро Код как всегда наткнулся на Роджерса в вестибюле, а тот как всегда пожаловался на бессонницу. Кажется, сосед специально дожидался его каждый день перед работой, чтобы просто поделиться своими несчастьями, потому что Код неизменно проявлял интерес и сочувствие.

Роджерс отличался хрупким телосложением и повышенным вниманием к внешнему виду. В свои двадцать девять лет он почти полностью облысел, однако нисколько не стеснялся оголившегося черепа; напротив, очень гордился им, словно потерял волосы в яростных и долгих сражениях в постели. Роджерс считал, что такой вид придает ему солидности, и действительно, умудрился неким таинственным образом использовать лысину себе во благо.

Сейчас он по-птичьи подпрыгивал и возбужденно похлопывал по ней.

«Снова проклятая головная боль, старина! — заговорил он сразу, завидев соседа. — Никак не могу с ней справиться!»

«Действительно, — с неизменно солидным видом откликнулся Код. — Ночью я слышал, как ты вставал. По-видимому, это у тебя психосоматическое?»

«Психо — какое?»

«То есть, тебе очевидно не дает покоя какая-то проблема? — объяснил Код. — Что-то, связанное, например, с работой — разумеется, у такого человека должна быть чрезвычайно ответственнаяработа?»

Они миновали двухстворчатую дверь и направились к месту парковки.

«Да, еще бы, — очень серьезно произнес Роджерс. — Еще бы не ответственная! Сейчас я работаю с новым важным проектом, тут многое поставлено на карту. Мне поручили самостоятельно спланировать целую рекламную компанию — телевидение, газеты, специализированные издания, — в общем, все! Не так-то легко, знаешь ли, если занимаешься водосточными трубами! У нас пока далеко не каждый сам налаживает свой водопровод!»

«Ну вот видишь! Ты, конечно, постоянно думаешь о деле — даже ночью. Отсюда и приступы мигрени, и инсомния (бессонница, друг мой). Очень сомневаюсь, что причины кроются в физиологических нарушениях. В твоем возрасте? Нет, вряд ли… Я имею в виду некое новообразование в мозгу, опухоль или что-то в таком роде. Ты ведь этого боишься?»

Роджерс слегка побледнел, но Код похлопал соседа по плечу, и тот сразу приободрился. Причем, он совсем не чурался подобных знаков поддержки. Несмотря на такой существенный момент, как социальное положение (Код наверняка не администратор, как он сам, а рядовой исполнитель, вот почему у соседа такая дешевая потрепанная машина, даже птицы демонстрируют ей свое презрение единственным доступным им способом), он, очевидно, считал, что десятилетняя разница в возрасте компенсирует несоответствие статуса. Так что, если выдавалась свободная минутка, с удовольствием беседовал с соседом.

Вообще-то Роджерс хорошо относился ко всем без исключения. «А как же, — объяснял он, — каждый — потенциальный клиент», но сияющая младенчески-невинной радостью улыбка начисто лишала его замечание даже намека на цинизм. Да, он вскользь отметил про себя, что Код человек довольно замкнутый, и вообще по натуре немного отшельник. Но они не так часто общались, и его эти особенности совсем не задевали. Он даже сознавал, что учитывая университетский диплом, разносторонние знания и ум, которые демонстрирует (правда, с большой примесью дешевого умничанья) сосед, есть все основания назвать его «неудачником». Что ж, люди бывают разные, Код по крайней мере никогда не плакался, не жаловался на судьбу, в его речах не проявились горечь и разочарование в жизни. Чем он там занимается, чтобы заработать на пропитание? Роджерс ни разу не поинтересовался. Кажется, что-то, связанное с развлекательно-игрушечным бизнесом.

Их машины стояли рядом, зримое воплощение кричащих социальных контрастов Лондона. Роджерс извлек из кармана брелок с ключами, но прежде чем открыл дверцу, мускулы руки внезапно свел спазм, и пальцы разжались. Молча наблюдавший за ним Код нагнулся, поднял лежащий на земле брелок и с вежливой улыбкой вручил владельцу.

«Он упал сам, или его уронили?» — шутливым тоном произнес он при этом.

Потом повернулся к своей машине и забрался внутрь. Роджерс замер: никак не мог решить, следует сейчас рассмеяться, или нет.

На что намекал сосед? Нет, что ни говори, приятель у него действительно, как говорится, со странностями. Постоянно отпускает бессмысленные замечания, вот как сегодня. Или он сам что-то не уловил?

Как всегда после разговора с Кодом, Роджерс испытывал смешанные чувства раздражения и почтительного удивления. Но он почти сразу же выбросил инцидент из головы. Есть вещи поважнее. Кстати, надо бы принять еще пару таблеток аспирина.

Смешная штука — стоит им проститься, и он начисто забывает, как выглядит сосед, пока не встретит его снова…

В свои тридцать семь лет Код выглядел так: высокий, массивный мужчина, который в силу экстраординарной уплотненностивесит намного, намного больше, чем средний обыватель таких же габаритов. Бледная кожа, невыразительные черты округлого лица, но оно ничего не скажет вам о самом человеке. В этом смысле Код поистине безлик: карта без условных знаков, код (как вам наш каламбур?) без ключа. Лицо в толпе (если так обозначить тип личности, а не мимолетное впечатление), которое, именно в силу своей «непрочитанности» с первого раза, провоцирует вторую, третью, десятую попытку, но результат неизменно остается нулевым. Более того, если сначала вы желаете разобраться, что ониз себя представляет, то в конце-концов уже не понимаете даже, кто он.

Не старайтесь различить следы, которые обычно оставляют пристрастия и прожитые годы — ландшафт лица нашего героя ровен и гладок, на нем не видно ни морщин, ни затененных участков, ни глубоких складок. Не старайтесь обнаружить в чертах, украшающих этот мясистый остов, некие признаки, которые, как нас уверяют, позволят проникнуть в тайники души — так называемые «чувственные» или «полные» губы, «римский нос», вместилище сильной воли, уши преступника, близко посаженные глаза жестокого зверя, или разбухшие щеки духовника — все, все напрасно! Да, скажете вы наконец, у него имеются рот, нос, глаза и щеки, — а у кого их нет? — но больше ничего из себя не выдавите, ибо они отказываются свидетельствовать о чем бы то ни было. Но и это еще не все. Если долго разглядывать нашего героя, возникает смутное подозрение, что черты его лица лишены не только выразительности, но даже четкой формы! Неужели вам не почудилось, и стоит на секунду отвернуться, как они становятся немного другими?

По спине ползет холодок. Фантастические, неясные, безымянные страхи потихоньку проникают в душу и уже не отпускают…

А если вам довелось получше узнать Кода (хотя по-настоящему узнать его после Посвящения не удалось никому), эти страхи вскоре еще больше усилятся из-за другого неприятного ощущения. За безликим фасадом угадывается могучий интеллект, таинственный, непознаваемый и убийственно-опасный, как дремлющий вулкан. Примерно такое чувство охватило Роджерса, заставив испытать почтительный трепет, почти благоговейный ужас, правда, как мы видели, под защитной маскировкой классового пренебрежения. Ведь Код, по всем параметрам подходивший под определение отщепенца, не способного занять достойное место в обществе социального калеки, явно не соответствовал такой роли. Он выглядел абсолютно полноценной, самодостаточной личностью, удовлетворенным жизнью и уверенным в себе человеком. Причем настолько, что у любого другого это трансформировалось бы в невыносимо тупое чванство.

Но мы имеем дело с Кодом, Человеком-Загадкой, кратер его рассудка всегда заволакивает дым, скрывающий невообразимо глубокую бездну, а в ней таится загадочная цель, в корне отличная от всего, что движет обычными людьми…

Что это за цель? К какому знанию он стремится? Или лучше и безопасней пребывать в неведении?

И вновь нас охватывают неясные, безымянные страхи…

Однако Код не всегда был таким. До Посвящения он не ставил в тупик, и тем более не пугал никого, кроме самого себя. Ибо здесь, как и во всем остальном (кроме быстрого интеллектуального роста), он развился весьма поздно, и «нашел себя» (точнее, нашел в себе нечто) в возрасте, когда большинству людей, в силу слишком долгого и близкого общения с собственным «я» уже начинает понемногу надоедать затянувшаяся связь. Прежде, перед Посвящением, он неуклюже ковылял по жизни, обремененный, подобно Кандиду, тремя безнадежно сковывающими движения слабостями, — наивностью, робостью и благими намерениями, а каждый его поступок вызывал кровожадное чавканье комплекса вины, не упускавшего ни единой возможности погрызть своего хозяина.