Лже-формулой чернеет бесстыдно-голая стена.

Дело в том, что одновременно с метаморфозами "Финландии" менялось сознание ее обитателей. Здесь царила такая же напряженная атмосфера, как в тюрьме накануне казни. Однако по мере того, как близился конец Эксперимента, все меньше жильцов покидало здание; люди выбирались из квартир только для того, чтобы пополнить запасы съестного. Теперь они каждое утро собирались в вестибюле и обсуждали происходящее. Поначалу это были осторожные, полные недомолвок и обычных банальностей разговоры: собеседники просто отмечали, что в доме "творится что-то непонятное", жаловались друг другу на то, что в последнее время чувствуют себя "как-то странно" или "не в своей тарелке". Замолкали и отводили взгляд, начинали говорить, но обрывали фразу. Некоторые пытались представить ситуацию в комическом свете; кто-то, чтобы укрепить свое мужество и сохранить здравый рассудок, намекал на отсутствие и того, и другого у соседей. Но атмосфера постепенно накалялась, непонятные явления множились, становились еще поразительнее, и их ханжеские личины и претенциозные маски спадали одна за другой, словно шелуха. Жильцы стали говорить друг с другом с истерической откровенностью людей, которых сблизила общая катастрофа.

Возникло множество объяснений происходящего. Одна дама решила, что приближается Судный День, и проводила время в молитвах. Другой жилец во всем обвинял Сатану, третий — самоучек-экстрасенсов, случайно устраивающих дикие вакханалии полтергейстов. Четвертый объявил, что причина в "алкоголизме" — оставалось неясным, как выяснить, страдает им само здание или его обитатели, разве что судить по автору этой теории. Собирались вызвать для совершения обряда экзорцизма святых отцов из Общества Исследования Паранормальных Явлений, либо свами, йогов, бонз или мусульманских марабутов, на тот случай, если бесчинствующие в доме бесы не относятся к сфере христианской религии. Предлагали даже посоветоваться с духом ныне покойного Шамана Берна, Архимандрита Архетипов: разве не он в своей последней работе "Уфология" предупредил мир, что скоро грядет великое обновление, которое следует ожидать, если точка преображения совместится с созвездием Водолея: "переломный момент", когда может произойти все что угодно?

Дальше разговоров дело не пошло. Обитатели "Финландии" объединились в какое-то зловещее сообщество, словно стали соучастниками тайного злодейства, и об этом страшном секрете не должен был узнать ни один чужак. Они не раз говорили между собой о том, что надо выбираться отсюда, и могли покинуть дом в любой момент — но никто не уехал. Их удерживало извращенное любопытство. Если в "Финландии" действительно начинался Конец Света, они гордились тем, что вошли в число избранных, которые удостоились чести лицезреть уникальное событие.

"Что бы здесь ни происходило, — заявил управдом, — главное — чтобы об этом не пронюхали газетчики".

Во снах им являлись странные белые объекты, состоящие из растекающейся полуразложившейся массы. Вскоре они стали замечать их и днем, в коридорах "Финландии". Ловили их краем глаза, а если осмеливались вглядеться попристальней, те исчезали. По крайней мере, становились невидимыми.

Дом наводнили полчища гигантских пауков. Ужас исходил даже от экранов телевизоров; некоторые утверждали, что оттуда вылезают "странные твари", другие чувствовали, как их самих засасывает внутрь. Однажды утром жильцы обнаружили, что все стены покрыты свастиками — очевидно дело рук кого-то из многочисленных новообращенных индуистов. Как-то в полдень старая дева — соседка Кода выскочила из своей квартиры совершенно голая. Она заявила сестре, что вошла в число Дигамберов, "облаченных небом" Джайнов, которые не признают никаких одежд. Ее отвезли в психиатрическую лечебницу.

Злорадство отдаленных звезд. И свист.

Две другие старые девы, прожившие десять лет в полном согласии, вдруг люто возненавидели друг друга. Одна всем рассказывала, что ее бывшая подруга ведьма, и в несчастьях, обрушившихся на "Финландию" повинен ее "дурной глаз", а та в свою очередь обвиняла первую в том, что она монгольская шпионка: "видите, какие у нее высокие скулы и одутловатое лицо?" Ночью ее застали у квартиры недавней приятельницы при попытке подвести электрический ток к дверной ручке. Эту даму тоже поместили в сумасшедший дом, а вскоре туда же отправили и жертву неудавшегося покушения.

Код ничуть не удивился, узнав, что немолодой актер стал ревностным католиком. Он устроил из квартиры личную молельню и сутками упражнялся в декламации "Отче наш" и "Пресвятая Богородица". Чтобы очиститься от грехов, со слезами на глазах объявил он, придется произнести каждую молитву по меньшей мере полтора миллиона раз. Юный отпрыск управдома помогал ему. Удалившийся от дел плантатор продолжал настаивать, что все это сотворили русские. На полу своей комнаты он соорудил огромную рельефную карту мира и целыми днями планировал кровожадные акции ядерного возмездия. Сосед, который рассказывал Коду, что в небе патрулируют летающие тарелки, теперь утверждал, что сам родом с Венеры. Он постоянно щурил глаза и закрывал уши руками, потому что "видит пространство меж атомов и слышит световые волны", и жаловался, что совсем запутался в своих ощущениях, а жизнь его превратилась в сплошную муку; вдобавок его подкосила лучевая болезнь. Единственная надежда — "они" вернутся и заберут его домой на Венеру, прежде чем он начнет "чувствовать" звуки.

"Господи ты боже мой! — сказал себе Код. — Да они самые настоящие психи!"

Но самый шокирующий инцидент произошел однажды утром: семидесятитрехлетний консьерж попытался изнасиловать даму восьмидесяти четырех лет на глазах у жильцов, устроивших очередное собрание в вестибюле. И такие странные здесь теперь царили нравы, что он вполне мог добиться успеха, если бы остальные не стащили его вовремя с женщины, которая не выказывала ни малейшего неудовольствия. Однако обитатели "Финландии" считали, что даже в такие времена необходимо соблюдать приличия. Они должны во что бы то ни стало оставаться цивилизованными людьми. Пусть здесь правят смерть и любые ужасы, но законы джунглей — никогда. Консьержа заперли в его комнате.

Они создали "Комитет спасения Финландии" и избрали Кода председателем. Спасать собирались не здание, поскольку всем уже стало ясно, что предотвратить окончательное разрушение или трансформацию дома невозможно, и даже не рассудок его обитателей, ибо тут они тоже бессильны. Нет, они хотели только спасти себя от угрозы навсегда распрощаться с "Финландией", а возможно, и с жизнью. Дело в том, что жильцы стали пропадать один за другим.

Соседа, который еще вчера утром на очередном собрании в вестибюле оживленно обсуждал последние события с другими квартирантами, на следующий день никто не мог найти. Тогда они всей толпой отправлялись в его опустевшее жилище, потому что теперь боялись ходить по зданию в одиночку. Осматривали скудную обстановку, незастеленную постель, грязную посуду с прилипшими остатками еды, календари, курительные трубки, бритвы, фотографии, — трогательные свидетельства реального существования их исчезнувшего владельца, — и даже те, кто его раньше терпеть не мог, украдкой смахивали слезу, расчувствовавшись от подобного зрелища. Они наводили порядок в комнате, потом, скорбно склонив головы, вполголоса произносили поминальные речи, стараясь припомнить все хорошее, что знали о безвременно покинувшем их товарище, и скрупулезно выполняли другие ритуалы, уместные при таких "заочных" похоронах. Ибо никто не сомневался, что он ушел навсегда. Вскоре они даже решили, что примерно представляют себе, куда именно.