Он сунул руку в карман пиджака, отставив большой палец, и небрежно прислонился к дверной ручке.
"Все верно, сержант, — произнес он отрывисто, самым "аристократическим" тоном, на который был способен. — Чем могу помочь?"
Наш герой не ошибся. Детектив сразу же ощутил себя подчиненным, который рапортует офицеру, но такая роль ему вовсе не претила. Напротив, в душе возникло теплое чувство. "Старые добрые времена", подумал он; перед глазами промелькнули знакомые лица и картины.
(Бенгал, Кения… обед в полковой столовой, веранда клуба, подобострастно кланяющаяся прислуга из местных).
Повинуясь выработанному с годами рефлексу, сержант вытянулся по стойке "смирно", испытывая странное ощущение, будто наконец вернулся домой, и одновременно неясную щемящую боль утраты.
Но как бы там ни было, он здесь по долгу службы.
"Мне придется задать вам еще несколько вопросов по поводу вчерашнего происшествия, сэр", — начал он.
Код отступил и махнул рукой, приглашая его в комнату.
"Что ж, тогда заходите, сержант, располагайтесь; посмотрим, чем я смогу вам помочь, — приветливо произнес он так, словно отдавал команду "вольно". — Надеюсь, однако, что вы меня не слишкомзадержите, а? Я собираюсь на званый обед и должен переодеться".
Чисто английский инстинкт подсказал сержанту, что так говорить может только человек высокого происхождения и соответствующего воспитания, хотя ни внешний облик, ни обстановка не свидетельствовали о богатстве обитателя квартиры. Он поспешил успокоить Кода.
"Нет, нет, сэр, я не отниму у вас много времени. Всего несколько вопросов о том, как вел себя покойный инспектор, когда вы видели его в последний раз, и так далее".
"Понятно", — благожелательно кивнул Код. Он налил себе бренди, предложил выпивку сержанту, но тот отказался.
"На теле нашли области гипостатического обесцвечивания?" — скучающим тоном поинтересовался наш герой.
Вопрос произвел глубокое впечатление на полицейского.
"Насколько я знаю, нет, сэр".
"Очевидно, вы провели тест Марча?"
"Тест Марча? Но, сэр, об отравлении в нашем случае речь не идет — разве нет?" — почтительно произнес сержант.
"Во-о-о-т как? Ну и ну. Подумать только, какой вздор могут нести люди! Сейчас по дому гуляют слухи, что беднягу отправили на тот свет с помощью мышьяка! Разумеется, добрая половина жильцов — свихнувшиеся старые девы, а остальные — коммунисты и извращенцы!"
"Коммунисты? — встрепенулся сержант, с профессионально отработанным ужасом отреагировав на это слово. — И извращенцы? Вы уверены, сэр? Я сообщу в Особый отдел!"
Только теперь он решил воспользоваться любезным приглашением хозяина и присел на стул. Кресло для Посвящения было накрыто шелковым халатом. Код стоял у окна. Таким образом, подозреваемый и следователь в буквальном смысле поменялись местами.
"К сожалению, тут нет никаких сомнений. Абсолютно никаких", — устало вздохнул Код, и с брезгливым отвращением в голосе продолжил:
"Они здесь просто кишмя кишат. Неудивительно, что Империя отправилась в тартарары! Вы читали, что сказал недавно один из наших сопливых социалистиков в Палате Общин? Он имел наглость назвать Ее Королевское Высочество просто "Маргарет"!"
"Не может быть, сэр!" — выдохнул сержант, покраснев от негодования и стыда.
Код снова предложил ему бренди, и на сей раз полицейский, чтобы оправиться от потрясения, взял выпивку.
"Представьте себе, может. Дело в том, что у любой такой помойной крысы есть примесь негритянской крови. Да, каждый из их поганой шайки по сути своей черномазый, как и все красные — Насер, Неру, Нкрума, Мао-Дзе-Дун, Сукарно, Макариос, Хрущов, и кто там еще! Я знаю точно — я проверял! Как у нас говорится, поскобли социалиста — увидишь ниггера! Эти два слова на самом деле означают одно и то же, верно?"
"Будь моя воля, я бы сразу выслал всю черномордую погань обратно в их поганые джунгли! — выпалил страж порядка. — Прошу прощения за прямоту, сэр".
"Не за что, сержант, не за что! Такие чувства делаю вам честь! Искреннее выражение своих мыслей — вот что сегодня требуется! Слава Богу, что в нашей стране еще остались настоящие англичане, такие как вы! Знаете, каждый раз, когда я слышу толки о так называемых либералах, левых интеллектуалах, битниках, и других членах мерзкой шайки предателей, мне хочется вытащить свой револьвер! Кто это сказал? Кажется, один из великих британцев старой закалки?"
"Сэр Уинстон?" — подсказал сержант.
"Возможно, возможно".
Они погрузились в горькие раздумья, будто их сроднила общая боль за судьбы Родины.
Код испытующе оглядел собеседника.
"Знаете, сержант, мне давно уже не доводилось разговаривать с таким понимающим человеком, как вы — не считая членов Движения, конечно. Большая редкость, когда живешь, окруженный ниггерами, красными, гомиками и прочей пакостью. Я тут подумал… подумал вот о чем: как вы смотрите на то, чтобы присоединиться к Движению? Мне кажется, именно такие кадры нам нужны".
"Движение?" — сержант вопросительно поднял брови. — "Что такое "Движение", сэр?"
Код неторопливо и с должной выразительностью объявил:
"Это организация, созданная группой Истинных Патриотов с целью возрождения Британии и восстановления Империи. Движение зародилось совсем недавно, но оно быстро растет и крепнет. Наша первейшая задача сейчас — пополнить свои ряды дельнымилюдьми. Людьми доброй воли. Мужественными и смелыми. Людьми, которые верят в Британский Образ Жизни, понимают, что такое дисциплина, способны отдавать и исполнять приказы".
Он помолчал.
В "дельном человеке" Кода сержант сразу узнал себя, и не раздумывал ни секунды: кажется, он с колыбели готовился к такому решению. Это его судьба: он знал, что когда-нибудь она его найдет. Именно такого момента он ждал всю свою жизнь.
"Что я должен сделать, чтобы присоединиться, сэр?" — бодро спросил он.
"Ну, для начала, старина, — Код сменил тон на покровительственно-фамильярный, словно член закрытого клуба, который обращается к своему будущему товарищу, — вам придется ответить на вопросник, чтобы не осталось никаких сомнений в том, что вы нам подходите. Я сам могу вас проверить. Если справитесь — а я уверен, никаких проблем не возникнет, — вы предстанете перед Высшим Советом — кстати, я в него вхожу. Ну как? Что вы решили? Хотите попробовать сейчас?"
"Буду очень благодарен вам, сэр, — с воодушевлением воскликнул сержант. — Очень благодарен!"
Наш герой подошел к столу, вытащил одну из своих записных книжек. На лицах собеседников как по команде появилось сосредоточенное, суровое выражение.
"Что ж, приступим".
Код притворился, что читает:
"Верите ли вы, что славная смерть лучше, чем бесславное существование?"
"Да, верю" (с благоговейным трепетом в голосе).
"Когда-нибудь позволяли себе усомниться в том, что наши средства сдерживания обладают сверхдостаточным потенциалом?"
Сержант не вполне понял, о чем идет речь, но подумал, что когда-то читал статью, в которой генерал или другой высокий чин пользовался такими терминами, поэтому энергично замотал головой.
Зато следующий вопрос не вызвал никаких затруднений.
"Верите ли вы в необходимость смертной казни и физических наказаний?"
На лбу у сержанта запульсировала вена.
"Так точно!" — прогремел он.
"Считаете ли вы, что гомосексуалистов, мерзких лесбиянок, черномазых, помешанных на сексе подростков, которым непонятно за что платят бешеные деньги, и всех прочих отбросов общества следует сечь плетью до полусмерти? — и ей-богу, вы сами бы выдрали их с большим удовольствием?"