После этого стало немного спокойнее, но Яжек все равно хохотал много и с удовольствием, потому что наглое вымогательство так и не прекратилось. Усатая морда с завидной регулярностью выглядывала то из-за правого, то из-за левого плеча, возбужденно сопела в шею, настойчиво тыкалась носом, урчала и толкалась до тех пор, пока я с мученическим видом не отрывала от себя очередной кусок. Кусок немедленно исчезал, а морда потом долго облизывалась, смакуя каждое полученное лакомство с непередаваемым удовольствием. И это тогда, когда ни к чему другому (ему половину туши отдали, гаду мохнатому!!) он даже не притронулся.
Ну, не зараза, а?
— Да перестань, Трис, — смеясь, успокаивал меня Олав. — Ему просто нравится твое внимание.
— Я бы тоже не отказался, — с хитрой улыбкой сообщил Олар. — Разумеется, если девушка красивая.
«Я не красивая», — мрачно подумала я, но перехватила сразу несколько заинтересованных взглядов и моментально нахохлилась: кажется, люди так не считают. Более того, свято верят в то, что дело обстоит ровным счетом наоборот, а всякие странности списывают на мою скромность и невинность. Дураки. Видели бы они меня в полнолуние!
Впрочем, причина моих тревог была не только в этом: я весь день ждала настойчивых расспросов касательно риалла. И немудрено: лунное серебро столь же редко, как щедрый гном, сыплющий золотом направо и налево. Его загадка будоражила людские умы на протяжении многих веков, его искали, им жаждали обладать, его желали и боготворили… неудивительно, что одно упоминание должно было взбудоражить весь наш лагерь! Я ждала целого паломничества, умоляющего дать взглянуть хотя бы краешком глаза на мое чудо. Ждала осторожных расспросов, завистливых взглядов, восторженных охов. Чего угодно ждала! Извелась вся, придумывая достойную причину для отказа — свою жемчужину я никогда не отдам в чужие руки, а риалл Ширры и подавно. Однако люди вели себя так, словно ничего не случилось. Ко мне никто не подсаживался, вкрадчиво заводя разговоры о лунном серебре. Никто не пытался напроситься в компанию. Не посматривал жадно и не требовал поделиться тайной, откуда я раскопала такое сокровище. Даже не попросили дать возможность убедиться, что эльфы нагло наврали и никакого лунного серебра нет и в помине! Хотя всем известно, что остроухие никогда не лгут. Да и зачем им? У них каждый ребенок способен отличить правду от вымысла, так что даже пытаться не стоить. Но люди… люди! Я смею надеяться, что неплохо знаю человеческую природу, а потому голову могу заложить: моих попутчиков должно было весь день глодать жестокое любопытство. Должны были быть косые взгляды, заинтересованные шепотки со всех сторон, возбужденно блестящие глаза… нет, я не думаю о ребятах плохо! Отнюдь! Таких надежных соседей еще поискать! Но и столь дружного равнодушия просто НЕ МОГЛО и НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!!! Да, мне весело подмигивали, со мной охотно перебрасывались шуточками, задорно похохатывали и вежливо предлагали самые сочные куски, но ни одного вопроса я так и не дождалась. А потому который час терялась в догадках и просто не могла понять, в чем дело.
Неужели не поверили эльфам? Или Шиалл говорил так тихо, что услышала только я? Нет, не может быть — тишина тогда царила такая, что легчайшее жужжание вездесущей лесной мошкары больно било по истерзанным нервам. Тогда что? Ширру опасаются? Посчитали это глупой шуткой? Похоже. Иначе хоть один косой взгляд я бы сегодня поймала. Хоть один наводящий вопросик, да услышала. Но их по-прежнему не было, не смотря на все мои усилия по их поиску, как не было намекающих улыбок, задумчивых глаз и торопливых подсчетов стоимости моей бесценной цепочки. М-да. Пожалуй, такого единодушного (совершенно искреннего!) игнорирования отличной возможности поживиться за чужой счет мне прежде еще не доводилось встречать. Да тут у любого благонадежного господина глаза бы выпучились от восторга, любой бы хотя бы в мечтах представил себе огромную кучу деньжищ, которые выручил бы от продажи! Даже у праведников дрогнула бы в душе какая-нибудь жилка! А эти люди или святые, или никто не заподозрил в словах эльфа зерно правды, что в принципе невозможно! Остается думать на загадочные свойства самого серебра, резко отшибившего чужую память, и надеяться на то, что никаких неприятных сюрпризов у меня из-за него по дороге больше не случится.
Одно хорошо: не одна я сидела, как на иголках — Леху, кажется, тоже было не до веселья. И если его бравые парни, в конце концов, оттаяли, перестали меня подозревать во всяких зверствах и соизволили вежливо поулыбаться, не упуская из виду развеселившегося тигра, то их вожак даже слабой улыбки наружу не выдавил. Сидел напротив нас с Ширрой, довольно хмуро наблюдал за тем, как меня наглым образом объедают, впрямую не смотрел, конечно, но я прямо чувствовала, как сводит у него скулы от творящегося бесчинства. Более того, откуда-то знала, что бессовестный тигр, будто мстя за испорченное утро, каждый раз, когда утаскивал из моих пальцев сочный кусок, насмешливо косился на мрачного Патрульного. Говорю же: ревнивый, как не знаю кто. И злопамятный.
Лех старательно делал вид, что не понимает гнусных намеков. Но Кеол, устроившийся слева от него, все чаще косился и явно беспокоился за старого друга, которого, кажется, знал далеко не первый год.
Наконец, мне все это надоело и, когда усатая морда высунулась за угощением в очередной раз, я сердито шлепнула по ней ладонью. Хотела еще по ушам добавить, чтобы прекратил измываться, но наткнулась на полные ужаса взгляды эльфов и как-то разом передумала. Несколько секунд, пока Ширра непонимающе тряс головой, изучала их странные лица, однако снова ничего не поняла, окончательно скисла и, решительно поднявшись, покинула этот разудалый балаган. Особенно в свете того, что от развеселившихся парней вдруг стали поступать предложения поставить на спор способность тигра поглощать пищу в неимоверных количествах. Дескать, если я стану предлагать, сожрет ли он все имеющиеся запасы или осоловеет раньше. А может, лопнет на радость упырям? Или начнет нос воротить, как раньше?
Негромко фыркнув, я самым некрасивым образом сбежала в лес. Тщательно попетляла по округе. Запутала, как могла, следы. Отыскала себе уютную и абсолютно пустую полянку, забилась под густой орешник, поджала под себя ноги и мрачно уставилась прямо перед собой, уже жалея, что предоставила Ширре возможность выбирать. Будь моя воля, прямо сейчас бы сорвалась с места и ушла в Приграничье, оставив шумных попутчиков довершать свой путь в гордом одиночестве. Но нет, мне нужно было трусить и проявлять нерешительность, перекладывать ответственность на чужие плечи, когда требовалось проявить твердость. А теперь — вот, расхлебывай давай, девица, последствия своей глупости. Сиди теперь, терпи и мирись с тем, что на тебя стали обращать внимание. И думать забудь о том, что в этой темноте мохнатый преследователь не найдет по запаху. Найдет. Из-под земли достанет, хоть на краю света отыщет — такая уж у него звериная натура. Хотя упрямства, честно сказать, будет побольше, чем у иного смертного.
Я окончательно погрустнела, неожиданно ощутив себя в этом мире беспечного веселья совсем чужой. Ну, что поделать, если я не привыкла к бурным изъявлениям чужой благосклонности? Не люблю шумихи вокруг себя? Не стремлюсь к компании и выслушиванию чужого мнения? Да, меня утомляют слишком общительные люди. Да, откровенно нервируют расспросы, беспокоит чужое любопытство, откровенно пугает сама мысль о том, чтобы подпустить кого-то ближе, чем на несколько шагов, не говоря уж о большем. Это Ширру я подпускаю вплотную, но лишь от того, что он умеет молчать и его никак нельзя отнести к людям. С ним у нас совсем иные отношения, которые никогда не заведут меня в тупик и не потребуют мучительных объяснений. Я могу не бояться, что в один прекрасный день проснусь, и он испугается моей настоящей внешности — сам, небось, не писаный красавец, а при виде его зубов где-нибудь в глухом лесу, темной ночкой, да под круглой луной можно точно рехнуться от страха. Или на всю жизнь остаться седым, писающимся в постель заикой, потому как это жуткое зрелище даром ни для кого не проходит. Не зря эльфы до сих пор в себя прийти не могут — так и ходят, как в воду опущенные. Одни тени от них остались, да и те могут вскоре пропасть.
