Поездка от Эдинбургского аэропорта до Хантли занимала полтора часа, но он этого не знал, или, вернее, не помнил. Ему приходилось совершать это путешествие только однажды в жизни, покидая поместье Кресроуд, в котором находился известный всему музыкальному миру Дом Максфилда. Тогда казалось, что путь назад заказан навсегда.

Взятая им напрокат машина взбиралась вверх по холмистой дороге. В салоне гремела «Арифметика убийства» — хит тех далеких времен, когда Стинг еще был солистом группы «Полис». Феннесси отличался любовью к золотой старине. Как и его наставник…

Эдвину никогда и в голову не могло прийти, что Николас умрет так скоро. Этот человек был из разряда величин непреходящих. Но сообщение о похоронах вряд ли являлось шуткой, такого нельзя было ожидать даже от экстравагантной Аманды, вдовы Максфилда.

В момент получения скорбного известия внутри у Эдвина что-то оборвалось. В те давние времена, когда Николас Максфилд постоянно был рядом, его, мальчишку, грело ощущение, что есть тот, на кого можно опереться, переложить часть своих — пусть и пустячных детских — забот и обратиться за помощью в случае чего. Когда пришло время и Эдвин вынужден был покинуть гостеприимный дом, — на радость Аманды, как ему казалось, — это ощущение постепенно стало таять, но все равно в течение многих последующих лет у него оставалось чувство надежного тыла.

Они с Николасом переписывались, изредка встречались, когда учитель Эдвина, будучи известным дирижером и композитором, отправлялся на гастроли и их пути пересекались. Во всяком случае, Эдвин продолжал следить за тем, как шли дела в колледже, который так долго был для него, обездоленного ребенка, родным домом и школой одновременно.

Но теперь, хотя Эдвин давно стал взрослым самостоятельным человеком, привычная опора была разрушена, земля выбита из-под ног.

Аманда смотрела на Эдвина, стоя напротив него. Она смотрела, не отрывая взгляда, все время, пока гроб ее мужа опускали в землю. Нет-нет, это не были взоры страсти, но вдова делала это так неприкрыто и откровенно, что Эдвин заметил, как несколько человек неодобрительно покосились на него.

Увидев это, Аманда спохватилась, опустила глаза и поднесла к ресницам, на которых не было и следа слез, платок, чтобы прикрыть еще один быстрый взгляд.

Эдвин приободрился: последняя черная роза от вдовы на могилу, так что скоро эта мука закончится. Кто придумал столь ужасные, тягостно долгие церемонии! Они только обостряют ощущение скорби.

Тут он заметил, что к Аманде жмется какой-то молодой человек, а она будто бы случайно касается его локтя. И толпа, как назло, прижимала их ближе друг к другу. Сам не зная почему, Эдвин, невозмутимый Эдвин Феннесси, вдруг заревновал — давали о себе знать венгерские корни — до такой степени, что у бедняги даже свело скулы. Он считал своим долгом взять вдову под опеку, ведь ей теперь придется несладко. Но тут он увидел, что она слегка отвернулась от него. К тому же внезапно налетевший порыв ветра скрыл лицо миссис Максфилд под вуалью медового цвета волос. Родственники мужа стояли у нее за спиной, принимая скорбные поцелуи и выслушивая сочувственный лепет.

Все пришедшие на похороны выстроились вокруг могилы, чтобы отдать покойному последнюю дань. Скоро подошла очередь Эдвина. Он взял щепотку земли и бросил ее на гроб. Смерть Николаса действительно стала для всех шоком. Это был поистине великолепный человек, замечательный педагог, профессионал своего дела, помогавший ученикам стать значимыми людьми. Даже все эти горы цветов не выражали и десятой доли уважения, которое испытывали к покойному его друзья и ученики. Такие, как Эдвин, например. Их было немного, но все они оказались сейчас здесь, чтобы выразить соболезнование и оказать поддержку миссис Максфилд.

Вдова держалась на удивление стойко: великолепная осанка, совершенное спокойствие, сосредоточенность. Она была не из тех, кто открыто выражал свои чувства. В шаблонной сцене с рыдающей вдовой, прыгающей в гроб к мужу, для нее не нашлось бы роли. Даже тогда, когда гроб опускали в могилу и один из родственников душераздирающе заверещал, ни один мускул не дрогнул на ее лице, и она сохранила самообладание и сдержанное достоинство, с которыми появилась в воротах кладбища, провожая супруга в последний путь.

Стоя у вечного приюта своего мужа, она выглядела скорее уставшей от утомительных и горестных ритуалов и слишком большого количества людей, чем убитой горем. Отсутствующий взгляд говорил о том, что ее мысли, возможно, находились сейчас где-то далеко отсюда.

Эдвину тоже было не по себе, ему очень хотелось побыстрее покончить с похоронами и поминками, сохранив в душе живой образ ставшего ему по-настоящему близким этого прекрасного, душевного человека. Он даже подумывал о том, чтобы вовсе не приходить на трапезу, устроенную в основном для влиятельных лиц, спонсирующих множество благотворительных акций покойного. Многие из этих чиновников, вероятно, даже не совсем понимали, на чьих именно похоронах оказались. Да, среди них Николасу явно нечего было делать, но накануне позвонил нотариус и попросил его прийти. Намечалась приватная беседа, в которой бывший воспитанник и любимый ученик мистера Максфилда обязательно должен участвовать.

— Что, прямо на поминках? — спросил его Эдвин удивленно. — Ты считаешь, что это подходящая обстановка для разговоров?

— Вдова считает, что мы можем спокойно обсудить все в одной из комнат поместья Кресроуд. Она хочет разобраться с делами мужа немедленно.

Это со мной она хочет разобраться, подумал Эдвин Феннесси. Ник, должно быть, упомянул меня в завещании, и ей это совсем не по нраву.

Он надеялся, что его учитель хорошенько позаботился о том, чтобы миссис Максфилд не наложила свою лапку на дом и бизнес мужа.

Премиленькую, кстати, лапку! Это ему пришлось признать, когда он пожимал ее на пороге дубовой комнаты старинного дома в окрестностях Хантли, приглушенно гудящего голосами людей, присутствовавших на похоронной процессии. Впрочем, все остальное в этой женщине было не менее приятным. Она немного изменилась за те шесть лет, которые прошли с тех пор, как Эдвин видел ее в последний раз: чуть укоротила волосы, похудела. А может быть, просто ее маленькое черное платье создавало такую иллюзию.

— Как хорошо, что ты приехал, Эдвин!..

Да уж конечно! Она бы предпочла не видеть его вообще никогда. Вот тогда-то Аманда просто сияла б от неподдельного счастья.

— …Или к тебе теперь надо обращаться более официально, скажем, мистер Эдвин Феннесси? — Миссис Максфилд попыталась пошутить, но неудачно: ее голос был так же холоден, как и ее рука.

Она не смотрела ему в глаза. Взгляд ее искал, где остановиться, и, случайно упав на узел галстука, задержался там.

— Николас был бы счастлив вновь видеть тебя здесь… Надеюсь, Майкл сообщил тебе, что нам необходимо кое-что обсудить?

— Да. Ты, конечно, приготовила для беседы уютную комнатку?

— Естественно. — Аманда притворилась, что не заметила сарказма Эдвина.

Какой-то человек подошел, что-то шепнул ей на ухо, и она ушла.

Эдвин почувствовал облегчение, когда Аманда оставила его в покое, занявшись каким-то другим гостем. Он взял бокал вина со столика. Взгляд его непрестанно искал нотариуса.

По комнате туда-сюда сновали молоденькие официанты, разнося напитки и закуски. У них был такой замученный вид, словно им пришлось участвовать в скачках вместо лошадей. Эдвин готов был дать руку на отсечение, что Аманда сэкономила на их зарплате кругленькую сумму, а потребовала раз в сто больше отдачи.

Он остановил одного из официантов и взял с подноса что-то невзрачное, похожее на канапе. Дешевка! Продукты, наверное, закупили в близлежащем магазинчике, а готовил поминальную трапезу какой-нибудь отставной повар, который был настолько стар, что клал в канапе бананы со шкурками. Аманда экономила на всем. Вот в этом она совсем не изменилась.