Варвара довольно улыбнулась:

—

Да, четыре комнаты и почти в центре, лучше не может быть.

Вспомнила: а еще несколько минут назад хотела поменяться, — стало стыдно, будто и впрямь провинилась.

—

В такой квартире только жить не тужить, — начал осторожно Хаблак. — В мире и согласии…

—

Конечно! — радостно согласилась Варвара. Мелькнула мысль: правду говорит этот милицейский майор, вот, посторонний человек, а понимает все, не то что Иван…

Ну чего он бесится? Да, у мамы характер — не подарок, но к каждому характеру можно приспособиться, живет же она с Иваном уже шесть лет тихо и спокойно…

Вдруг встревожилась.

—

Вы скажите все-таки, — попросила, — что с мамой? Милиция ведь даром не приходит…

—

Не приходит, — согласился Хаблак. — Я сейчас объясню все, однако хотел бы еще спросить вас, Варвара Владимировна, извините, может, это не очень тактично, но должен: в вашей семье все в порядке?

—

То есть у меня с Иваном?

—

И это… Но меня интересует, какие отношения у Ивана Петровича с вашей мамой?

—

Нормальные, — ответила вполне искренне. — Не ссорятся, ну, конечно, не без трений, но дай бог, чтобы у всех было не хуже. — Внезапно насторожилась. — А почему это вас интересует?

—

Потому, — ответил Хаблак, — что в чемодан одного из пассажиров самолета, которым должна была лететь в Одессу Мария Федотовна, подложили взрывчатку.

Майор увидел, как снова кровь отлила от щек Варвары Владимировны, она буквально побелела и испугалась; но отчего так пугаться сейчас, когда знает: все обошлось и мать жива-здорова?

—

Ваш муж работает в мостоотряде? — спросил.

—

Да, — подтвердила. — Инженером.

—

Варвара Владимировна, только что вы подумали о муже нехорошо, не так ли?

Покраснела, и глаза налились слезами. Но все же возразила:

—

Ошибаетесь,

—

Какие у вас были основания так думать о нем?

Но Варвара уже взяла себя в руки. Ответила твердо:

—

Я же говорю, вы ошибаетесь. У меня прекрасный муж, и все ваши вопросы ни к чему. — Вдруг глаза у нее снова округлились, и она заговорила быстро, словно убеждая себя в чем-то: — И что за манера — подозревать? Сказано вам: живем нормально, уважаем друг друга, а вы лишь бы внести раздор!..

Хаблак поднялся. Варвара Владимировна не убедила его, теперь следовало побывать в мостоотряде. Если Иван Петрович действительно соорудил мину с часовым механизмом, должен был оставить там хоть какие-то следы.

Взрывчатка ведь на улице не валяется.

8

Кузьма поставил на стол три бутылки сухого вина, выложил пакет с закуской, начал разворачивать, мурлыча под нос:

А я еду, а я еду за туманом,

За туманом и за запахом тайги…

Демьян, внимательно и молча наблюдавший за товарищем, подправил не без иронии:

А я еду, а я еду за деньгами,

За туманами пусть едут дураки,,

Кузьма захохотал весело и незлобиво.

—

Ты мне все равно не испортишь настроение, — ответил. — Не сердись.

—

С чего взял?

—

Будто не видно: сидишь как барсук в норе,

—

Думаешь, приятно терять товарищей?

—

А ты не теряй — поехали вместе,

—

Скажешь такое. Не в Боярку смотаться… И даже не в Херсон…

—

Подумаешь: полсуток — и в Братске. Не успеешь и выспаться. Летишь, дремлешь, красивые стюардессы кормят тебя…

—

Но ведь Киев! — уверенно возразил Демьян. — Один Днепр чего стоит!

—

А ты Ангару видел?

—

Говоришь, вроде сам видел.

—

Не видел, — вздохнул Кузьма. — Но Коля Петренко твердил: красота! А послезавтра и я увижу…

—

Увидишь, — согласился то ли с сожалением, то ли осуждающе Демьян. — Хоть напиши.

—

Не забуду. — Кузьма выложил на тарелку хорошо поджаренных, еще тепловатых цыплят, развернул кулек с пирожками. В комнате запахло так вкусно, что Демьян не выдержал и глотнул слюну.

—

Куда же Глеб делся? — спросил.

—

Торопишься?

—

От цыплят такой дух — попробуй не спешить!

—

Да, посидим мы сегодня хорошо, — сказал Кузьма, и, будто в ответ на эти слова, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Глеб Ластивка, возбужденный, растрепанный, в небрежно заправленной в брюки клетчатой рубашке. Обошел вокруг стола, изучая бутылки, и сказал презрительно:

—

«Оксамит Украини», «Перлина степу», «Гурджаани»… А водочки не взял?

—

Перебьешься! — отрезал Кузьма.

—

Все же товарища провожаем. За это не помешало бы граммов двести — триста..»

—

А я «сухарь» уважаю, — возразил Демьян, — в голову не бьет, веселит и пить приятно. Где «Гурджаани» взял?

—

В винном.

Глеб налил всем по полстакана красного густого вина, подумал немного и долижи еще.

—

Так выпьем за будущего первопроходца Кузьму Зинича, чтоб он с необмороженным носом ходил. За тебя, друже!

Кузьма отхлебнул, смотря, как Глеб опорожнил стакан. Стало жаль оставлять и друзей, и Киев, и эту не очень большую и комфортабельную комнату в общежитии, где прожил более трех лет.

Всего жаль, и как еще там в Сибири сложится все..»

Вон Демьян смотрит грустными глазами, что поделаешь, может, и не скоро придется встретиться…

Демьян наконец допил вино и потянулся за пирожком. Демьян все делает медленно, однако добротно, не очень-то перевыполняет нормы, процентов на пять, но в цехе его уважают больше, чем некоторых предприимчивых болтунов-ударников, у Демьяна вообще не бывает брака, не существует детали, которую бы испортил, — токарь высокого полета, классный специалист, член парткома завода.

Демьяна знают не только на их предприятии, его портрет — на районной Доске почета, через месяц-полтора получит квартиру в новом доме — все равно их братство по общежитию распадется.

Эта мысль почему-то не принесла Кузьме облегчения, и он принялся угощать друзей:

—

Цыплята табака, чувствуете, хлопцы, с чесночной подливой. Возьми, Демьян, аджики, она как огонь, а ты вином заливай, грузины так и делают.

—

Ученый, — улыбнулся Глеб. — А в Сибири будешь хариусом и лосятиной питаться, а на закуску — морошка.

—

Разве плохо?

—

Кто же говорит — плохо… И вообще, может, ты прав. Мы — народ рабочий — всюду нужны. Если как следует поразмыслить… Кому-то надо и там… — принялся рассуждать Глеб.

—

И я бы с тобой… — вдруг перебил его Демьян. Глаза у него после вина заблестели, он оживился и, казалось, утратил свою природную медлительность.

—

Кто же мешает? — потянулся к нему Кузьма.

—

А Тамара? — нахмурился Демьян. — Представляешь, что мне Тома запоет?

—

Возьми ее с собой.

—

Попробуй уговорить. Она из Киева никуда.

—

Да, тебе с Тамарой двухкомнатную дадут, — вставил Глеб. — Не меньше. А там, на Ангаре, походишь…

—

Тамара уже в очередь на мебель встала, — как-то жалобно сознался Демьян.

Глеб захохотал.

—

Куда ж с мебелью в Сибирь подаваться, — выпалил он. — И вообще, Демьян, ты уже заарканенный. Это мы с Кузьмой вольные казаки, что нам, молодым-неженатым, общежитие всюду дадут, и меньше чем по двести рублей не зарабатываем. А в Сибири, наверно, на все четыреста потянешь? — спросил у Кузьмы. — Куда деньги девать будешь?

—

Не за деньгами еду.

—

А за чем? Скоро на «Жигули» наберешь.

—

Наберу, — неожиданно быстро согласился Кузьма, — но ведь не в том дело…

—

В чем же?

—

Разве не понимаешь, — сказал Демьян, — там, в Сибири, люди знаешь как растут.

—

Вот-вот, — подтвердил Кузьма, — я уже на четвертом, через год диплом получу, ну а здесь что?