— А ты?

—

У меня отгулы, и я отдыхаю.

—

Но ведь и я в отпуске и тоже нуждаюсь в отдыхе.

— Так, отдыхай.

—

А

Что будем

есть?

—

Как-нибудь перебьемся.

—

Ребенок-то как без молока?

Иван заерзал на диване и отступил, как показалось Варваре, весьма неохотно:

—

За молоком я потом смотаюсь.

—

Могут разобрать.

—

Проживет ребенок день и без молока.

Варвара растерянно развела руками: ну что можно ответить на это? Придвинула к дивану стул с высокой спинкой, села возле мужа и спросила спокойно:

—

Что с тобой, Ваня?

—

Ничего.

—

Может, ты чем-то недоволен?

—

Сейчас — нет.

—

Как тебя понять?

—

А вот так и понимай: лежу на импортном диване, под торшером за двести рэ, смотрю на «стенку» с хрусталем и плевать хотел на все.

—

Увидела бы мама!

—

О-о! — вдруг вскочил с дивана Иван. — Наконец сказала, что думаешь. А я заодно и на твою мамочку плевать хотел. С ее хрусталем и диваном.

—

Ты что? — ужаснулась Варвара. — Что мелешь?

—

Не мелю, а теперь уж говорю, что наболело. Дай хоть три дня пожить свободно. Сбросил кандалы, неужели не понимаешь, хоть на три дня сбросил, а может, и больше… — Он запнулся. — Может, навсегда!.. Дошло?

—

Как тебе не стыдно говорить такое о маме? Она обеспечила нас всем.

—

Не хочу! — сорвался чуть ли не на крик Иван. — » И не нужно! Плевать! Надоело ходить на цыпочках… «Доброе утро, Мария Федотовна!», «Как спали, уважаемая Мария Федотовна?». А мне плевать, как спала родная теща, пусть хоть совсем не спит…

—

Ты не справедлив, Ваня.

—

Ну конечно, один я — сукин сын, а вы все — паиньки! А ты подумай: квартира у нас четырехкомнатная, а мы с тобой и с ребенком в одной комнате ютимся.

—

Не равняй себя с мамой!

—

Вот тебе на! Выходит, нам вечно кланяться?

—

Сам знаешь, мама не может без кабинета!

—

Да, наша мамахен — большой ученый, ей нужен кабинет, а потом она устает и хочет отдохнуть в спальне, а вечером к маме приходят гости, боже мой, сам Маркиан Гаврилович, академик, всемирно известная величина, и идет эта величина в гостиную, садится под торшер за двести рэ и пьет с родной тещей португальский портвейн — шесть с половиной рэ за бутылку… А ты, Иван, ничтожный инженеришка, сиди в это время в своем углу вместе с любимой женой и ребенком, а если в туалет, то на цыпочках, потихонечку, по ковровой дорожке, чтобы не потревожить академика с сиятельной мамахен. А квартиру, кстати, на всех получали, и нам с тобой и Оленькой три комнаты полагаются по закону, может, не так?

—

Кто б тебе дал четыре комнаты, если б не мама?

—

Опять мама!

—

Может, на твои деньги обставили квартиру?

—

А зачем мне хрусталь и импортные «стенки», плевать на них, я у себя дома хозяином хочу быть, ясно?

—

Как будто кто-то ограничивает тебя…

—

Ну ты и скажешь! А позавчера: «Тише, Ваня, забери Олю, пойдите с ней на улицу, мама спит, у нее сегодня операция…»

—

Так она же потом три часа возле операционного стола простояла. И ты это прекрасно знаешь.

—

А я когда с работы возвратился? Около двенадцати ночи, забыла? И то, что у нас авария случилась, впервые слышишь?..

—

Ты же ничего не сказал.

—

А ты бы спросила. Почему муж в двенадцать ночи возвращается? К тому же трезвый…

—

Не хватало, чтобы пьяный.

—

Скоро запью, — пообещал Иван вполне серьезно. — И скоро стану вести себя как настоящие мужчины.

—

Может, и любовницу заведешь?

—

Может, и заведу.

По лицу Варвары пошли красные пятна.

—

Ты меня еще не знаешь.

—

Вижу.

—

Точно, не знаешь, — сказал как-то хвастливо и чуть ли не торжественно. — Но скоро…

—

Что «скоро»?

—

Ничего.

Злорадная улыбка мелькнула на губах Ивана.

—

Совесть не будет мучить меня, — ответил уклончиво.

—

Так могут говорить лишь неблагодарные.

—

Ну на кого-кого, а на неблагодарного я не похож, — процедил сквозь зубы,

—

Это с какой стороны посмотреть;.»

—

С какой хочешь.

Варвара решительно поднялась со стула.

—

Ты сегодня не в своей тарелке, — констатировала она. — Хорошо, пусть будет по-твоему. Пойду за молоком сама.

Направилась не оглядываясь в кухню, а Иван подцепил босой ногой тапочку и яростно швырнул ее в «стенку». Не долетела, зацепилась за стул, на котором только что сидела Варвара, и Иван вдруг горестно и со страхом подумал: все, что он замыслил, не осуществится, наверно, такая уж у него планида — типичного неудачника.

От этих мыслей мороз пошел по коже. Все напрасно, а он рассчитывал…

Но Иван не признался сам себе, на что же он в самом деле рассчитывал, — нет, лучше об этом не думать и не вспоминать… Со стоном растянулся на диване и сжал ладонями виски.

В комнату заглянула Варвара.

—

Успокоился? — спросила мирно.

Вот так: золотая женщина, он ей скандал, а она — успокоился?..

На мгновение Ивану стало стыдно, однако лишь на короткое, неуловимое мгновение, — сердито засопел и бросил резко:

—

Прикидываешься?

—

Нет, я вот о чем. Вчера ты говорил: машину надо смазать. Так пойди в гараж, я сегодня Оленьку раньше заберу, на Жуков остров поедем, искупаемся.

—

На маминой машине? — спросил не без ехидства.

А ты бы сам на «Волгу» накопил?

—

Мамина машина, пусть сама и смазывает.

Вероятно Варвара представила себе эту картину: седая женщина с высокой прической в элегантном английском костюме берет автомобильный шприц и лезет в яму.

Не выдержала и хохотнула.

— Смешно? — Иван вскочил с дивана. — Нашли себе шофера, да еще и слесаря!

—

Но ведь ты же сам ездишь на «Волге»…

—

Не езжу, а вожу. «Ваня, завтра отвезешь меня в Борисполь!» — передразнил тещу.

—

Не гневи бога, и мы с тобой…

—

Да, и мы. Однако… — Натянуто улыбнулся, поклонившись торшеру и даже шаркнул ногой — «Позвольте, Мария Федотовна, воспользоваться вашей машиной…», «Тебе сегодня, мама, машина не нужна? Мы с Иваном хотели бы…». Вот так: мы с тобой… Приемыши мы с тобой, иждивенцы у многоуважаемой Марии Федотовны.

—

И все же ты не можешь отрицать: мама нам помогает.

—

Нет, — помахал он платком перед самым Варвариным носом. — Мы квиты. Может, она нам обеды готовит, а не ты ей? А кто на базар ездит?

—

На маминой машине.

—

А она мне, как шоферу, платит? Знаешь, сколько надо?.. Сто рэ в месяц.

—

Кто Оленьке коляску купил? И шерстяной импортный костюмчик?

Иван зажал ладонями уши.

—

Снова… — чуть ли не простонал. — Снова ты свое!.. Не нужны нам ее подачки, пусть лучше Оленька паши костюмы носит, на черта ей импортные?

—

Скажешь! Разве не видел, во что своего Олега Шевчуки одевают? Гонконгская рубашка…

—

Нет лучше бердичевских… Местного швейного объединения, дешево и сердито.

По-видимому, Варвара сообразила, что зашла довольно далеко, и сказал примирительно:

—

Давай лучше не будем… Так починишь машину?

Ивану и самому хотелось поехать куда-либо — на Жуков остров или даже дальше, в Илютовский лес, а потом на дамбу, там, правда, стоит «кирпич», однако все ездят — справа Днепр, слева Козинка и луг, сотни гектаров лугов и дубовые рощи.

Еще можно и блесну побросать, смотришь, какой-нибудь неопытный щуренок и вцепится…

Но сдаваться так просто не хотел — не позволяло самолюбие.