Губернаторша рассмеялась.

— Так, значит, ты даешь мне разрешение начать? Или и дальше собираешься тратить мое время?

Старейшина мистиков заговорила, но Прю не сумела разобрать слов. Она говорила сама с собой, словно убеждая себя в чем-то. Губернаторша бросила на нее косой взгляд, а потом стремительно направилась к ожидающему ее пьедесталу. Свободной рукой она вытащила длинный кинжал. Прю в отчаянии бросилась вперед.

— Пожалуйста, Александра! — закричала она. — Не надо!

Александра остановилась и оглянулась на Прю, сверкнув глазами.

— Не могла бы ты не мешать, — произнесла она. — Я не ожидала здесь зрителей. Это очень важный момент для меня. Не хотелось бы портить его жалким нытьем сопливой девчонки и старухи.

— Это мой брат, — сказала Прю. — Единственный сын моих родителей. Вы не представляете, как это разобьет им сердце.

— Тогда не нужно было заключать сделку, — ответила Александра. — Те Внешние были глупы, но они определенно знали, чего хотят. Они хотели тебя. — Вдова указала лезвием на Прю. — И они получили тебя. Поздравляю. Ты родилась. Я выполнила свою часть уговора. Если подумать, ответственность за смерть твоего брата и разбитые сердца родителей лежит не на ком-нибудь, а на тебе. Само твое существование, потребность твоих родителей в тебе — вот истинный корень всех несчастий. Я лишь играю свою роль в этой пьесе.

Она сделала еще несколько шагов к пьедесталу, до него осталось всего несколько ярдов.

— Ты бы согласилась ради власти скормить плющу Алексея? — раздался холодный голос Ифигении.

Губернаторша замерла.

— Согласилась бы? — продолжала старейшина. — Уверена, ты помнишь, когда-то он тоже был малышом. Какое прекрасное было дитя…

Кровь прилила к бледным щекам Александры. Женщина гневно обернулась к Ифигении.

— Я же приказала тебе, старуха, не отвлекать меня от дела. Вы обе начинаете мне надоедать.

— Бедный Алексей, — сказала Ифигения. — Даже твоя магия не сумела вернуть его обратно в мир живых.

— Неправда! — крикнула Александра, выйдя наконец из себя. — Я подарила ему жизнь. Дважды. Я вдохнула жизнь в это тело один раз, так почему нельзя сделать это снова? В чем разница? Во второй раз он выбрал смерть сам. Он не подумал, сколько сил я, — она ударила себя рукоятью кинжала в грудь, — я потратила, чтобы дать ему жизнь. Оба раза. В том, что он умер снова, виноваты мой идиот-племянник и его прихвостни; они убили его, а потом использовали его смерть как повод свергнуть меня. И они за это заплатят. Заплатят своими жизнями. И жизнями своих семей. — Самообладание вернулось к губернаторше, и она вновь занесла кинжал. Мак по-прежнему рыдал у нее на руках, личико его стало совсем пунцовым. — Вот и все.

Страх словно толкнул Прю вперед, и она, ринувшись наперерез, преградила Александре путь к пьедесталу и встала вплотную к нему. От холодного камня постамента по спине побежали мурашки.

— Стойте! — крикнула она.

Ярость исказила фарфоровые черты лица Александры. Широко взмахнув кинжалом, она плашмя ударила Прю лезвием по щеке. От удара девочку отбросило в сторону, в мягкие заросли плюща. Резкая боль обожгла щеку, на губы стекла капелька крови.

— Не смей, — жестко произнесла Александра, — не смей мне мешать.

Солнце достигло зенита. Настал полдень. Прю ощутила, как под ней медленно зашевелился плющ.

— … три, — скомандовал лис.

Остатки разбитого войска Дикого леса хором взвыли и выскочили из убежища за низкой каменной стеной.

Под градом пуль и в пороховом дыму они пошли в решающее наступление.

Кертис выхватил саблю из ножен и с оглушительным воплем бросился вниз по ступеням.

Койоты вылезли из укрытий, встав стеной на пути атакующих, и прицелились.

Вороны, сидевшие вокруг на ветвях деревьев, поднялись и ринулись в бой.

Разбойник, который бежал рядом с Кертисом, получил пулю в грудь и упал навзничь, взметнув в воздух комья земли.

Рядом рухнул фермер — в его пушистый живот вонзилась стрела.

Кертис внутренне приготовился принять удар, который сразит и его самого.

Время шло так медленно, что, казалось, остановилось вовсе.

— КИИИ-Е! КИИИ-Е!

Подняв голову, Кертис внезапно увидел, как над головами его товарищей, появившись из-за башни, нависла огромная стая орлов. Безбрежный океан летящих птиц полностью заслонил бледно-серое небо.

— Авианцы! — крикнул Стерлинг.

Птичья волна обрушилась на спускающихся воронов. Кошмарные крики страха и боли разрезали воздух над войсками, которые замерли, завороженные изумительной сценой, разыгравшейся над ними. С юга прибывали все новые и новые птицы: соколы и скопы, совы и пустельги заполонили небо. Их боевой клич звенел оглушительным разноголосьем.

Стерлинг первым оправился от потрясения.

— Вперед! — закричал он, и его соратники, воспрянув духом, возобновили наступление.

Вскоре птичье войско расправилось с воронами — те, кого не разорвали страшные когти хищников, улетели и спрятались в лесу со всей скоростью, на которую только были способны их крылья, — и принялось за наземных противников. Койоты, окаменевшие от ужаса перед могучим врагом, не успели выбрать тактику. Тех, кто направил ружья в нависающее над ними облако крыльев, атаковали с земли фермеры и разбойники.

Один из койотов нырнул в битву, размахивая сияющим кортиком и нацелившись на Кертиса; тот поднял саблю, защищаясь. Но не успел мальчик ощутить вес напирающего врага, как в плечо койота впились кривые желтые когти, и огромный беркут поднял его в небо. Кертис упал навзничь в кучу опавших листьев и, глядя, как птица вместе со своей добычей тает в высоком небе, испустил громкий победный вопль: “ЮХУ-У-У!»

В воздухе закружился ураган хищных птиц, которые то и дело ныряли к самой земле, подбирали еще одного беспомощного койота и снова поднимались, чтобы сбросить его с высоты навстречу смерти. Через некоторое время воины Дикого леса уже были больше заняты тем, что уворачивались от сыплющихся сверху койотов, чем собственно сражением. Из-за склона оврага появлялись все новые птицы, и объединенные силы диколесцев и авианцев, быстро очистив склон от противника, двинулись к лежащему впереди храму.

Вдова услышала орлиный клич и вскинула голову, вглядываясь в небо. Это был необычайный, неземной звук, объединенный крик тысячи птиц. Прю рывком приподнялась и окинула горизонт взглядом в поисках источника.

— Птицы, — гневно прошептала Александра. — Проклятые птицы.

Она с удвоенной сосредоточенностью взялась за дело. Она грубо опустила Мака на верхнюю плиту пьедестала, и младенец начал извиваться, пытаясь вывернуться из тисков ее рук. Его завывания слились с криками далеких птиц. Прижав одной рукой малыша к камню, вдова начала свой ритуал. Губы ее зашевелились, с них полились гортанные звуки какого-то древнего заклинания. Кончиком кинжала она выдавила каплю крови из раскрытой ладошки ребенка. Мак закричал.

Прю испустила яростный вопль и попыталась встать, но вдруг обнаружила, что не может пошевелиться — плющ оплел ей ноги и запястья. Она оказалась привязана к земле.

Пока девочка пыталась освободиться из плена беспокойных побегов, мысли ее отчаянно метались. Кроны деревьев над головой покачивались на холодном ветру, безразличные к трагедии, которая разыгрывалась под ними. “Вот бы они остановили ее, — подумала девочка. — Если бы только они протянули свои ветви…”

Губернаторша левой рукой оторвала Мака от пьедестала, схватив его за комбинезон, и подняла высоко в воздух. Кинжал в ее правой руке коротко сверкнул в мимолетном проблеске солнца. Кровь потекла по пальцу Мака, готовая вот-вот закапать на плющ.