— Ага, — кивнул мальчик.

— Там, за деревьями, сэр, — сказал койот, указывая на дальнюю гряду холмов.

— А, ясно, — сказал Кертис, хотя ему по-прежнему было не ясно. — Понял. Спасибо. Вольно. — Бормоча извинения, он пробрался обратно в тыл и увидел, что губернаторша разговаривает с небольшой группой офицеров. Заметив Кертиса, она с улыбкой обернулась к нему.

— Кертис, ты как раз вовремя, — сказала Александра. — Мы собираемся атаковать. Я подумала разместить тебя на какой-нибудь высокой ветке — оттуда тебе будет лучше видно поле боя. Как ты на это смотришь?

Бросив взгляд на неясные очертания верхних веток, Кертис кивнул.

— Да, — согласился он. — Так, наверно, будет лучше всего.

Несколько солдат помогли мальчику взобраться на нижние ветви подходящего кедра, а оттуда он поднялся к более толстым веткам, которые отходили от шишковатого ствола. Выбрав самую широкую, мальчик дополз до места, где она разветвлялась, и, устроившись в развилке, оглядел поле боя. С этой точки он мог охватить взглядом все бесчисленное войско койотов, растянувшееся по кромке оврага. Впрочем, на другой стороне по-прежнему ничего видно не было. Внизу послышалась команда, и стрелки слаженно подняли оружие. Ровные ряды солдат за ними прекратили свое беспокойное движение и настороженно встали на изготовку. Затихли лающие приказы, и на овраг опустилась тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра да шелестом крон. Кертис обнаружил, что перестал дышать, ища на той стороне признаки движения.

И вдруг деревья ожили.

Прю показалось, что в дверь постучали, и она выскочила из ванной в надежде, что кто-нибудь из помощников губернатора принес радостные вести. Накинув халат, девочка подбежала к двери и выглянула в коридор. Сердце тут же упало: за дверью было пусто.

— Эй! — позвала она.

Тут она заметила большого пса, мастифа в синей форменной одежде, стоявшего в конце коридора. Бросив на нее быстрый взгляд, тот снова принялся изучать свои лапы. Потом, засунув в рот сигарету, зажег спичку, и в ее свете Прю разглядела покрытую гладкой шерстью морду. Задумчиво затянувшись, он снова посмотрел на Прю и кивнул.

— Здрасте, — сказала Прю.

Мастиф ничего не ответил. Прищурившись, Прю всмотрелась в эмблему у него на плече. Там заглавными буквами было написано слово “МЕЧ”.

— Простите, — позвала Прю. — Вы тут работаете?

Пес не ответил.

— Вы случайно не слышали каких-нибудь новостей о моем брате? Вас послал губернатор?

Молчание. Пожав плечами, мастиф отвернулся и уставился в другой конец коридора.

“Как это грубо”, — подумалось Прю. Она уже собиралась спросить, что пес здесь делает, как вдруг из-за угла показался высокий мужчина в костюме. Он поздоровался с мастифом и пожал ему лапу, после чего они начали тихо переговариваться.

“У него тут просто встреча, — уныло сказала себе Прю. — И все”.

Она закрыла дверь и, вернувшись в ванную комнату, принялась вытирать полотенцем мокрые волосы. В голове всплыла какая-то песня из радио, и Прю замычала ее себе под нос, в районе припева переходя на слова. Рассеянно проводя полотенцем по шее и затылку, девочка вышла из ванной в комнату, озаренную неярким светом раннего вечера.

Прошел почти час, и вдруг ее привлек к окну какой-то странный звук. Она подоспела как раз к тому моменту, как давешняя свита зябликов слетела с облюбованных мест и зависла перед входными дверьми особняка. Через несколько мгновений двери распахнулись, и на улицу вышел великолепный филин в сопровождении Роджера, помощника губернатора. Прю, не шевелясь, наблюдала, как огромный филин повернулся и кивнул спутнику. Роджер повторил свой короткий поклон и скрылся в здании. Двери за ним захлопнулись. Оставшись в одиночестве, филин не сразу поднялся в воздух; он оглядел горизонт, словно смакуя воздух, а потом внезапно, к изумлению Прю, повернул рогатую голову и уставился прямо в ее окно.

Она ошеломленно отпрянула от стекла. Какое-то время филин не сводил с нее желтых глаз, не смущаясь ответного взгляда. Когда, казалось, миновала уже целая вечность, он отвернулся и расправил мощные пятнистые крылья. Одним могучим рывком филин поднялся в небо. Он дважды описал круг над дорогой, величественный, словно из другой эпохи, и скрылся в лесу, сопровождаемый толпой зябликов, которые своим мельтешением как будто создавали помехи на фоне серого неба.

Прю покачала головой. Грудь ее сжимала тревога. Он смотрел на нее? Вряд ли, решила она; с чего правителю птиц интересоваться человеческим детенышем? Наверняка это просто случайность, что он задержал взгляд на ее окне, вот и все.

Внезапно она заметила что-то на подоконнике, за стеклом. Это оказался маленький белый конверт, на котором тонким, изящным почерком было выведено “Мисс Прю Маккил”. Девочка торопливо распахнула окно и, схватив письмо, поглядела по сторонам: птиц уже не было видно. Разорвав конверт, Прю вынула оттуда листок бумаги цвета слоновой кости. Он представлял собой короткую записку, написанную на фирменном тисненом бланке усадьбы. Она гласила:

В ошеломленном молчании Прю перечитала записку. Она принялась бродить по комнате, вертя бумагу в руках, и в сердце ее разрастался страх. Девочка перечитала записку снова, теперь торопливым шепотом, повторив последнее предложение несколько раз, и только потом сложила ее.

Подойдя к двери, Прю приоткрыла ее и выглянула наружу. Мастиф в синем по-прежнему сидел в конце коридора и был полностью поглощен подпиливанием когтя на передней лапе. Как только он начал поворачивать к ней свою большую, массивную морду, Прю, отступив назад в комнату, тихо прикрыла дверь.

В состоянии, похожем на транс, она подошла к кровати, на которой лежали джинсы, и засунула записку в передний карман. Начинало темнеть, и Прю включила маленькую прикроватную лампу. Присев на одеяло, она прислушалась к биению своего сердца, которое колотилось о ребра, словно угрожая взорваться.

В жизни Кертиса был период, когда он был большим поклонником канала о животных “Энимал Плэнет”. Насмотреться не мог. Ему рассказывали, что лет этак с двух родители сажали его после ужина перед телевизором, и он сидел, замерши, впитывая все, что показывали на экране, — независимо от вида, среды и климата. В конце концов увлечение прошло (сменившись целой чередой пристрастий: Робин Гуд, Древний Египет, Флэш Гордон… список можно продолжить), но Кертис навсегда запомнил несколько сцен, которые его тогда сильнее всего восхитили. Одну из них вставляли в любую передачу о животных, имеющих в своем арсенале способность к маскировке. Камера снимает мирный пустой луг или степь, и зритель уже удивляется: зачем профессиональные документалисты тратили пленку просто на то, чтобы показать обычную траву… И вдруг из этой самой травы появляются лев, змея или леопард, приводя зрителя в изумление тем, что до этого он их совершенно не замечал.

Вот о чем подумал Кертис, глядя, как пробуждается к жизни лес на той стороне оврага.

Все началось незаметно. Мягкое колыхание листьев папоротника и низко висящих ветвей постепенно стало казаться умышленным и пугающим, и Кертису почудилось, что где-то в буреломе сверкнул металл. Дальше все было так, будто подлесок отрастил себе конечности и, оторвавшись от почвы, двинулся вперед. Вскоре от зелени отделились силуэты нескольких людей, и Кертис ахнул, увидев их смуглые лица, обильно раскрашенные коричневым и зеленым. Чем дольше он смотрел, тем больше людей присоединялось к этим нескольким, пока та сторона не наполнилась до отказа людьми в лохмотьях с самым разным оружием в руках: винтовками, ножами, пиками и луками. Толпа все увеличивалась, и мальчик сказал себе, что их тут куда больше двухсот — во всяком случае, не меньше, чем собиралось в школьном спортзале на всякие мероприятия. Движения их были бесшумны — только щелкали взводимые курки и стонала тетива луков.