Здесь не место размышлять над старой исторической шарадой: существовало ли в 1569 году подобное намерение у Старицких в действительности, или это всего лишь «постановка» Малюты? Однако трудно усомниться в том, что показания пресловутого Молявы, если даже он и был всего лишь жертвенной «подставной уткой», общей смысловой диспозиции не меняли. Старицкие желали смерти Иоанну Грозному, за что и понесли наказание. Первый Царь отдал все посмертные приличествующие почести брату-врагу; его похоронили в кремлевском Архангельском соборе...

В последние годы Опричнины Григорий Скуратов-Бельский вошёл «в большую силу » как доверенное лицо Иоанна Грозного. Другим же доверенным лицом являлся глава Постельничего приказа Дмитрий Иванович Годунов. Эти два «худородных» дворянина, окруженные миром боярской спеси, должны были стать «соратниками» в своей борьбе за место «под царским солнцем », и они таковыми стали. В самом подобном факте сближения не было ничего не обычного.

При каждом дворе, в окружении любого правителя, вне зависимости от его титулатуры, неизбежно всегда возникали (и возникают) «коалиции», «союзы», «партии», члены которых объединяются для сохранения или упрочения позиций, для получения милостей и преференций со стороны начальника-повелителя. Этот замкнутый мир всегда делился на группировки «одних» и «других», «своих» и «чужих». Причём подобное деление нередко вело к серьёзным противостояниям, к борьбе амбиций и тщеславий, плодило интриги, сплетни, недовольства.

Судьёй же, «высшим арбитром» в таких случаях неизменно выступал повелитель, который извлекал из такого противостояния вполне ощутимые для себя текущие морально-организационные выгоды. Иоанн Грозный мог быть абсолютно уверенным, что такие «холопы», как Малюта и Годунов, никогда не пристанут к вельможам, никогда не станут злоумышлять с родовитыми против него; ведь без его милости они — ничто и никто.

Царь снисходительно относился к тому, что «верные рабы» стремились укрепиться в родовитой среде. Малюта Скуратов и Дмитрий Годунов, что называется, пользовались благоприятным моментом. У Скуратова не было продолжателей рода в мужском колене; у него было три дочери, которым «папенька» подыскал вполне пристойные партии. На старшей дочери женился двоюродный брат Царя князь Михаил Иванович Глинский (ум.1602). Младшая дочь Екатерина вышла замуж за князя Дмитрия Ивановича Шуйского. Средняя же дочь Мария в 1571 году стала женой девятнадцатилетнего Бориса Годунова; род Скуратовых и Годуновых породнился. Но одновременно через Глинского — матерью Иоанна Грозного была Елена Глинская — у них сложились и родственные отношения с «Домом Рюрика».

У Дмитрия Ивановича Годунова собственные дети умерли в ранние годы, и когда он стал сановником первой руки, то только подопечные племянники у него и были — Ирина да Борис. Забегая вперед, уместно сказать, что Дмитрий Иванович Годунов, добившийся наивысших на Руси чинов и званий, в конце жизни пережил полное крушение. В 1605 году, после воцарения Лжедмитрия, старика Годунова — ему приблизительно было около семидесяти лет — арестовали, заточили в каземат, морили голодом, а потом по указу самозванца «с позором» выслали из Москвы. В изгнании, в 1606 году, Дмитрий Годунов и умер...

Первый Царь Иоанн Грозный не раз демонстрировал по отношению к Годуновым свою симпатию. Причём подобное расположение порой выходило далеко за рамки служебной степенной иерархии и приводило современников и последующих историков в замешательство. К числу таковых случаев несомненно относится замужество сестры Бориса Годунова Ирины. Без царского соизволения, без царского одобрения подобная партия никогда бы не возникла. В 1580 году она стала женой друга своего детства. Царевича Фёдора Иоанновича. Теперь у Годуновых сложилась прямая, близкая родственная связь с Царским домом; тестем Ирины стал сам Иоанн Васильевич, а Борис Годунов, ставший боярином, отныне — шурин Царевича Фёдора.

Борис Годунов стал государственно известной фигурой в последний период жизни Иоанна Грозного, а в день его смерти он оказался в эпицентре событий. Смерть Первого Царя привела к потрясению всего государственного строя, вызвала замешательство в высших слоях управления Московского Царства, вселила в души многих «больших людей » страх великий за своё будущее и будущее близких.

Никто не знает, какие чувства в тот момент — последние часы и минуты жизни Иоанна Грозного — испытывал Борис Годунов. Однако трудно предположить, чтобы он испытывал особую радость, так как его будущее становилось весьма шатким и неопределенным. Казалось бы, формально Борис Фёдорович, как шурин преемника Грозного Фёдора Иоанновича, мог быть спокоен: он ведь теперь будет сродником Царя. Однако в момент ухода Грозного, в первые часы и дни после его кончины, будущее безоблачным совсем не представлялось. Возникли многие трудности...

В конце жизни у Иоанна Грозного было два несомненных любимца, два «ближних человека » среди всего придворного люда: Борис Годунов и Богдан Вельский. О последнем надо сказать особо, так как по стечению обстоятельств он оставил в судьбе Бориса Годунова заметный след. Иван Тимофеев в своём «Временнике» даже написал, что сердце Иоанна Грозного «всегда к нему жадно стремилось и глаза свои он неуклонно всегда обращал на него, раненный срамной стрелой тайной любви Не будем комментировать неизвестно на чём основанный намёк на противоестественное влечение Царя Иоанна Васильевича к Вельскому. Таковы уж эти «показания» современников, каковые никак нельзя квалифицировать как беспристрастные.

Богдан Яковлевич Вельский (ум.1611) приходился племенником Малюте Скуратову, и его возвышение, как и Бориса Годунова, началось в последние годы Опричнины. Точная дата рождения Вельского неизвестна, но можно предположить, что Богдан и Борис являлись ровесниками или, во всяком случае, разница в возрасте у них была незначительной. К марту 1584 года, времени смерти Иоанна Грозного, Борису Годунову шел тридцать второй год, а Богдану Вельскому было что-то около того.

Вельский смолоду принимал участие в Ливонской войне, был членом Опричнины, а в последние годы жизни Царя Иоанна выполнял поручения секретного свойства, например по высочайшему повелению «курировал» переговоры с англичанами о возможности женитьбы Царя на Королеве Елизавете или её племяннице Марии Гастингс. Снискавший расположение Грозного Царя, став его «любимцем», пронырливый Богдан нажил большое состояние. В свои тридцать лет благодаря пожалованиям, подношениям и подаркам, в том числе и от купцов-иностранцев. он стал одним из самых богатых людей того времени. Расчётливый и пронырливый англичанин Джером Горсей называл его «сказочно богатым человеком.

Превратности биографии Вельского являлись своеобразным отражением перелома Русской истории; времени бурного и непредсказуемого. Он служил Иоанну Грозному, Борису Годунову, Лжедмитрию I, Лжедмитрию II («Тушинскому вору»), Василию Шуйскому. История с Лжедмитрием I особо примечательна. При Фёдоре Борисовиче Годунове Вельский, находившийся в ссылке, был прощён и вызван в Москву. По дороге, в мае 1605 года, боярин встретил войско самозванца и тут же признал в нём «законного наследника » Дмитрия и начал всем рассказывать, что именно он. Вельский, «спас Царевича» в 1591 году.

Всем, кроме Грозного, Вельский так или иначе изменял, а окончил свои дни весьма печально. Будучи воеводой в Казани, Вельский в марте 1611 года был растерзан толпой казанцев за свои призывы не присягать никому, кроме «Венценосца Московского », которого в тот момент просто не существовало. За бесконечные ложь и предательства народ возненавидел боярина и воеводу и расправился с ним «по-народному».

Вельский и Годунов были теми людьми, с кем Иоанн Грозный провел последние часы своей земной жизни. Вот как выглядела картина смерти Первого Царя в изложении Горсея, прекрасно осведомленного о слухах и сплетнях, витавших вокруг Царя:

«Вельский поспешил к Царю, который готовился к бане. Около третьего часа дня Царь пошёл в неё, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать, вышел около семи, хорошо освеженный. Его перенесли в другую комнату, посадили на постель, он позвал Родиона Bиpκинa^'’^ дворянина, своего любимца, и приказал принести шахматы. Он разместил около себя своих слуг, своего главного любимца (Вельского. — А.Б,)и Бориса Фёдоровича Годунова, а также других. Царь был одет в распахнутый халат, полотняную рубаху и чулки; он вдруг ослабел и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие — в аптеку за ноготковой и розовой водой, а также за его духовником и лекарями». Далее у Горсея следуют несколько слов, которые потом не раз давали повод усомниться в естественной смерти Первого Царя. Фраза эта такая: «Тем временем он был удушен и окоченел.