Через шесть дней, 20 февраля, в Успенском соборе Московского Кремля собрались тысячи народа. Два Патриарха, Иов и Гермоген, занимали патриаршее место, и после общего молебствия представители мирян подали Иову покаянную челобитную, где перечислялись измены и клятвопреступления последних лет и содержалась молитвенная просьба простить всех русских людей. Гермоген приказал архидьякону Алимпию челобитную зачитать «велегласно», то есть в «полный голос».

В ней говорилось: «Мы все от мало до велика прельстились, ложь приняли за истину, отступили от клятвы и изменили крестному целованию, приняли на царство Отрепьева и выдав ему на смерть семейство Бориса, которому клялись в верности. Он умертвил их, тебя, отца нашего, отринул от нас, разлучил пастыря с овцами... Как тогда от твоей святости были связаны, так и ныне от твоей святости ищем разрешения и просим не только за присутствующих в храме сем, но и за всё Русское царство, не только за живых, но и за умерших. Просим разрешить нас всех от мала до велика. И ты, государь. Святейший Иов Патриарх, не отвергни нас, кающихся, не оставь нас умереть и отчаянии. Дай нам прощение и разреши нас от клятвенного греха »^^.

В исторических анналах не сохранилось свидетельств того, кто конкретно составлял указанное «челобитное покаяние », но вряд ли можно сомневаться в том, что дело происходило под неусыпным надзором Царя Василия Шуйского. В тексте присутствуют довольно расплывчатые формулировки, особенно касающиеся самого страшного смертного греха — Цареубийства. Вся вина возлагалась на Лжедмитрия, окаянного Гришку Отрепьева, которому и «выдали на смерть» Царя Фёдора Борисовича и Царицу Марию, убиенных 10 июня 1605 года.

В этом убийстве наш знаменитый «историограф» И. М. Карамзин увидел «казнь Божию над убийцей Димитрия», то есть Божие возмездие Борису Годунову. Просто удивительно: автор не только в своей исторической эпопее выплёскивал личные эмоции в неимоверном количестве, но ещё и от имени Божьего выступал! Такого в отечественной светской историографии ни до, ни после не случалось...

Конечно, главным злодеем Цареубийства являлся именно Лжедмитрий, заявлявший, что не вступит в Москву, пока не будут уничтожены «мои враги». Но конкретными палачами-цареубийцами являлся не он и не польские наёмники из свиты самозванца, а русские люди!

Ведь когда Царя Фёдора свергли 1 июня 1605 года, а потом вместе с матерью и сестрой поместили в их старом доме, то есть заключили под домашний арест, самозванца в Москве не было. Под колокольный звон и при ликовании толпы Лжедмитрий «прибыл» в Первопрестольный град только 20 июня. Но его «уполномоченные» стали заправлять в Москве сразу же после свержения законного Царя.

Имена главных клевретов Лжедмитрия, напрямую замешанных в Цареубийстве, известны; тут были как родовитые и именитые, так и негодяи более мелкого пошиба. Князь Василий Голицын, князь Василий Масальский (Мосальский), московский дворянин, дьяк Михаил Молчанов, дьяк Андрей Шеферединов (Шафарединов), подьячий Иван Богданов. Эти отступники да ещё несколько непоименованных стрельцов непосредственно осуществили Цареубийство. Душили несчастных верёвками; сначала Царицу Марию, а затем юного Фёдора Борисовича. А по завершении злодеяния князь Василий Голицын на площади «возвестил народу», что Царь и мать его «опишася от страха смертного зелья» умерли, иначе говоря, сами отравились.

Необходимо заметить, что указанные лица отнюдь не являлись преданными сторонниками самозванца; они действовали исключительно по личному расчёту, который заменял им и совесть и веру. Скажем, князь Василий Голицын сначала служил Лжедмитрию, от которого получил чин «великого дворецкого», затем участвовал в его свержении, а после лебезил перед Шуйским, которого тоже предал. Подобная же череда измен и предательств сопутствовала князю Василию Масальскому и Михаилу Молчанову. Цареубийцы готовы были служить «хоть чёрту», лишь бы им платили. Им и платили; свои «тридцать сребреников» эти «русские иуды» получили сполна, хотя и от разных хозяев...

На самом видном месте среди отступников и клятвопреступников находился Василий Иванович Шуйский. Он первым публично обвинил Царя Бориса в злоумышлении на жизнь Царевича Дмитрия, радостно приветствовал его «чудесное спасение», а когда Гришка-Дмитрий утвердился у власти, начал тут же против него интриговать и готовить переворот, за что чуть не поплатился жизнь. Козни были разоблачены. Летом 1605 года Шуйский был арестован, приговорён «выборными людьми», то есть Земским собором, к смерти. Однако Лжедмитрий «явил милость»: Шуйский был помилован и вместе с братьями выслан из Москвы, но уже в конце того года Шуйские вернулись в Москву...

Вот как эта история изложена в «Новомлетописце»: «Боярин князь Василий Иванович Шуйский с братьями начал помышлять, чтобы православная христианская вера до конца не разорилась. Он же, тот Гришка, уведал о них, повелел их схватить и повелел собрать собор, и объявил про них, что “умышляют сии на меня”. На том же соборе ни [духовные] власти, ни из бояр, ни из простых людей никто за них [Шуйских] не стоял, все же на них кричали. Он же. Расстрига, видя, что никто им не помогает, повелел посадить их в темницу; старшего же брата их, князя Василия, повелел казнить, и едва упросили его Царица Марфа и бояре [пощадить]. Он же от казни их освободил и разослал по городам, в Галицкие пригороды, по темницам».

Точно неизвестно, но представляется маловероятным, чтобы цареубийцы испытывали угрызения совести и готовы были в феврале 1606 года подписать безропотно «покаянную челобитную», которая «велегласно» звучала в Успенском соборе Московского Кремля 20 февраля 1607 года. Да это и не суть важно. Как настоящий пастырь, Иов не мог не принять покаянное исповедование как акт чистосердечной доброй воли «народа христианского».

В разрешительной грамоте, прочитанной вслед за тем от имени Патриарха Иова и Освященного собора, содержалось моление к Богу, чтобы Он помиловал виновных и простил им согрешения. В «грамоте» перечислялись эти самые грехи: единодушное избрание Царя Бориса, о всенародной клятве верности ему, что потом люди всё забыли, предали, изменили, прельстясь самозванцем. В конце говорилось, что «покаяние народное принимается Богом».

Далее наступил самый патетический момент всего священнодействия. Разрешительная грамота вызвала в собравшихся неимоверный прилив радости; со слезами на глазах и на коленях люди ползли в сторону Иова; все хотели облобызать его руку...

Земная миссия Святого Патриарха подошла к концу. Как сказано в его Житии: «Земные подвиги Иова были заверены, он как жил в этом мире в смирении и чистоте, так и уходил из него в совершенной простоте, без всякого стяжания и вдали от дворцовых и мирских смут»^^^.

Патриарх уходил из жизни, а «смуты» на Руси остались, оставались в головах и душах немалого числа русских людей. Подытоживая рассмотрение данного важного эпизода, имевшего место в Успенском соборе в феврале 1607 года. Митрополит Макарий в своей «Истории » заметил, что «разрешительная грамота », эта «нравственная мера, на которую в Москве, кажется, весьма много рассчитывали, не на всех произвела желаемое впечатление... »^^^.

Можно выразиться несколько определённее: впечатление было произведено, но благотворных политических последствий не последовало. Разворачивался новый виток Смуты. Это — горькая, неприятная, «полынная», но Правда Русской Истории.

В биографии Бориса Годунова особое место занимает история Царевича Дмитрия, убиенного 15 мая 1591 года в Угличе. Тогда, как говорится в летописных сказаниях, погибла последняя, «младая ветвь рода Рюрикова». Этот факт отложил неизгладимый отпечаток на восприятии Третьего Царя современниками и потомками и, можно прямо сказать, сотворил его исторический образ. Знаток эпохи историк С. Ф. Платонов очень точно сформулировал существующую дилемму: «От взгляда на это событие («углицское дело». — А.Б.)зависит взгляд на личность Бориса; здесь же ключ к пониманию Бориса. Если Борис — убийца, то он злодей, каким рисует его Карамзин; если нет, то он один из симпатичнейших московских царей.