Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Эй! — окликнул он ее. — Ты мне дашь свой телефончик, а?

— Конечно, дам, Додик! — оглянулась она. — Мы со Светой однокомнатную снимаем, в гости к нам заходи. Меня Нина зовут. Друга своего приводи, Свете он тоже понравился. Правда, Свет? — и толкнула товарку в бок.

Возле станции Реваза остановил патруль, двое сонных молодых милиционеров, сначала проследивших за пошедшими мимо молодыми девицами, перелистали его паспорт, оглядели сверху донизу и нехотя отпустили.

В вагоне электрички он сел напротив и, сощурив глаза — то ли спал, то ли наблюдал за ними, — молча досидел до самой Москвы.

В Москве, когда они удалились от вокзала достаточно далеко после нескольких проверок его паспорта, он забрал у них свой пистолет с обоймой. Потом он поймал частника и подмигнул им, прежде чем сесть в машину, не забыв по-хозяйски хлопнуть свою новую избранницу по ее впечатляющему заду.

Они одновременно и облегченно вздохнули, оставшись наконец одни, сели на ближайшую лавку, положив головы друг другу на плечи. Потом им также одновременно вдруг захотелось есть. Подскочили, испытывая нечто вроде лихорадки, забежали в ближайшую пельменную. И ели, ели, махнув на диеты, выбирая себе новые и новые блюда. А добравшись до своей квартиры, завалились спать и проспали около суток, пока им в дверь не позвонили. Света посмотрела в глазок и увидела участкового, рядом с которым была еще парочка молодых в штатском.

— Это вы уезжали сегодня ночью вместе с Родионом Малютиным из клуба «Золотой глобус»? — спросил он.

13

Померанцев ждал у себя Геру, когда ему позвонил первый заместитель генпрокурора Анисимов.

— Валерий Александрович, поднимись ко мне, есть разговор…

Сергей Афанасьевич Анисимов — пожилой, с роскошной седой шевелюрой — молча кивнул, указал на кресло, пододвинул несколько свежих номеров газет, среди которых были «Российские ведомости».

— Читайте… Там и там, на первой полосе. Заявление видных деятелей культуры в защиту бизнесмена Разумневича.

Валерий пробежал по диагонали, выделив для себя пару фраз.

«…обращает на себя внимание сам факт зондирования общественного мнения с помощью утечки информации о якобы выписанном ордере на арест этого известного предпринимателя, покровителя искусств и мецената, организованной, судя по всему, самой прокуратурой. Не сделан ли здесь расчет на искусственное подогревание интереса публики к этому грубо состряпанному делу? И не вызвано ли это шаткостью обвинения, готового восполнить недостаточность аргументации настроем общественности, что невольно вызывает в памяти печальные реалии 37-го года».

Валерий отложил газету, пожал плечами.

— Что скажете?

— Ничего. В смысле, ничего удивительного, если властители дум нас обвиняют в недостаточности аргументации, хотя сами охотно и постоянно этим пользуются… — Валерий кивнул на газеты. — Упреждающий удар. Прием давно известный. Подозреваемые заранее подготавливают общественное мнение к тому, что позиция обвинения является шаткой… И если дело в самом деле развалится… На моей памяти, Сергей Афанасьевич, такое было уже не раз и не два, там, где я прежде работал. Первый раз нам было указано промолчать, второй раз мы проглотили, потом стоически обтекали… Кстати, автора этой статьи мы уже пригласили по повестке и ждем у себя минут через сорок.

— А зачем он вам нужен? Хотите разрастания скандала? Завтра же он напишет в своей газете, как вы ему угрожали, принуждали к даче недостоверных показаний.

— Кажется, я догадываюсь, — помедлил с ответом Померанцев. — Вы меня вызвали, чтобы сообщить о необходимости приостановить это скандальное дело?

Сергей Афанасьевич развел руками, одновременно показав на потолок.

— Лучше дело закрытое, чем разваленное, — сказал он негромко.

— А Константин Дмитриевич знает?

— Еще нет, но тоже узнает. Он сейчас в Чечне, у него там напряженная и опасная работа, и будет лучше лишний раз его не беспокоить. А еще лучше, если узнает об этом от меня, а не от вас.

— Иногда мне кажется, что иные дела для того и открывают, чтобы потом с шумом и скандалом их закрыть, — холодно сказал Померанцев. — К вящей пользе, пиару и рекламе для незаслуженно обиженного клиента, это дело заказавшего…

— Вы понимаете, что говорите? — поднял брови хозяин кабинета.

— Я вовсе не утверждаю, что это тот самый случай, — продолжал Померанцев с каменным лицом. — Наверно, Разумневич со своими адвокатами увидели шаткость обвинения.

— Ив чем же?

— В оглядке на высокое начальство. В нашей нерешительности, связанной с политической целесообразностью.

— Что делать? — развел руками Анисимов. — К сожалению, мы живем в переходное и потому неопределенное время и служим несовершенным законам. И должны не забываться: мы не только служители закона, но и граждане России и не всегда имеем моральное право раскачивать ситуацию, не задумываясь о последствиях. Нельзя настаивать на букве закона в ущерб его духу.

— Пока что больше получается наоборот… — заметил Померанцев.

— В таких случаях я всегда вспоминаю один прецедент, — сказал Анисимов. — Кстати, чай будете? Или кофе? А то я даже не предложил.

— Спасибо. Так что за прецедент?

— В одной из американских тюрем приговоренный к смерти покончил с собой, приняв яд. Его откачали в реанимации, но потом посадили на электрический стул, поскольку именно такой способ умерщвления был записан в приговоре. Это я всегда вспоминаю как пример приоритета буквы закона над духом. Нам сейчас не нужны общественные потрясения. Их и так хватает. Поэтому дело Разумневича следует отложить до лучших времен. Это мнение не только мое…

— Как прикажете… Но внутреннее расследование дела об утечке информации из Генпрокуратуры по делу Разумневича пока никто не отменял, — заметил Померанцев.

С минуту они пристально смотрели в глаза друг другу.

— Об этом тоже лучше забыть, — с нажимом сказал Анисимов, продолжая твердо смотреть в глаза Померанцеву. — Ибо оба расследования взаимосвязаны.

— Будет письменный приказ?

— А так вы не понимаете? Конечно, вы здесь человек новый, у вас отличные рекомендации, но…

— Но это уже мое личное дело,'— прервал Померанцев, Отвечая не менее пристальным взглядом на взгляд начальства. — Это у меня в сейфе лежит постановление, с которого была снята и опубликована копия с моей подписью, а не в вашем сейфе и с вашей подписью.

— Мне много говорили о вас, особенно о вашей упертости… — сощурился Анисимов.

— Не знаю, что вам говорили, но для меня это дело чести, — спокойно продолжал Померанцев. — В любом случае предполагаемого автора статьи, Быстрова Олега Ивановича, я уже вызвал повесткой. И я его допрошу. Сегодня же.

— Вам нужен громкий скандал, который еще больше дискредитирует Генпрокуратуру в глазах общественности? — повысил голос Анисимов.

Это он цитирует слова своего начальства, которые были произнесены совсем недавно и потому особенно ему запомнились, подумал Померанцев, глядя на покрасневшее лицо Анисимова.

— Уж куда больше… — сказал он спокойно, а на его смуглых скулах вспыхивали и гасли желтые пятна желваков. — Полагаю, зарывать голову в песок или загонять болезнь вглубь еще хуже.

— То есть в случае, если, скажем, обнаружится, что в утечке информации из вашего сейфа виноваты вы сами?.. — понизил на этот раз голос Анисимов.

— …то буду готов понести любое наказание. Вплоть до увольнения, — кивнул Померанцев, вставая. — Я могу быть свободен?

— Сядьте… — сказал Сергей Афанасьевич, оглянувшись на дверь. — Успокойтесь. Давайте подождем, когда нам принесут чаю, не так ли?

…Померанцев вернулся к себе в кабинет минут через десять, практикантка Зоя внимательно проследила за ним, потом подняла трубку телефона, набрав номер сотового Геры.

— Слушай, по-моему, твой непосредственный начальник явно не в духе, — сказала она. — Значит, ему понадобится на ком-то выместить. Будь где-нибудь поближе, когда он тебя потребует.

24
{"b":"154177","o":1}