— Да барахлил он в последнее время… — замялся Миша. — Только что вспомнил. Я ж собирался показать его нашему спецу, чтоб все проверил для профилактики. Сегодня можешь вернуть?

— Как скажешь! — заявил Гера. — Хотя нет, забыл. Сегодня мне на ковер к начальству. Но завтра, как штык, верну, как и договаривались. Звони, если что.

Он отключил мобильный и снова взглянул на непосредственного начальника, но уже с некоторым чувством превосходства.

— Забеспокоились… А за моим другом и соседом Мишей, увы, с сегодняшнего дня потребуется наружка.

— Потом поговорим, — кивнул Валерий. — Не надо загружать наших гостей ненужной информацией. Так ты понял насчет внешних долгов, которые правительство будто бы не собирается выплачивать?

— Это я как раз сразу понял, — кивнул Г ера. — Но что с ними делать дальше, вот что мне непонятно. С какой стати, если я выкуплю долговое обязательство у иностранного банка, правительство начнет мне по нему платить? Скажут, нет денег. Или, как вариант: а морда не треснет?

— Тебе так и скажут, — сказал Валерий, переглянувшись с гостями и тем самым как бы извиняясь за бестолковость подчиненного.

— Кстати, бумагу для премьер-министра по выплате долгов в Минфине готовит господин Понятовский, тот самый, который является племянником великого и ужасного Разумневича, — сказал Игорь.

— Ну и какая должна быть наша реакция на то, что еще не произошло, но мы обязаны предотвратить? — Гера потянулся в своем кресле. — Есть у нас формальная зацепка, кроме уголовного дела о гибели медсестры Антоновой и последующего убийства несчастных медиков в морге?

— Этот разговор также не касается наших гостей, — повторил с нажимом Валерий.

— Ну почему же? — удивился Гера. — Наши гости представляют широкую общественность, которая совершенно справедливо требует доведения до суда громких дел! И мы доводим… Но потом сюда приходит тот же Олег Иванович Быстрое, которого хорошо подготовили дорогостоящие адвокаты, смеется нам в лицо, а мы после его ухода обтекаем, не зная, что и сказать. А он всего-то напомнил нам о законе о средствах массовой информации: не ваше собачье дело, кто рассказал о предстоящем аресте моего обожаемого работодателя. То есть государево око все может и все видит, да зуб неймет!

— Мы начинаем понимать роль Быстрова в этих событиях, но нам опять недостает прямых улик, — добавил Померанцев. — Пока вокруг да около. Можете вы нам подсказать о нем что-то еще?

— Получается, что ваш Быстрое — вездесущий! — продолжал Гера. — Он и там и здесь оставляет следы. Возможно, вам известно о его связях или делах, которые отдают криминалом?

Журналисты переглянулись и промолчали.

— Гера, давай не будем задерживать наших гостей, — сказал Валерий. — Мы сами все обсудим…

— Да, — спохватился Евгений Матвеевич, взглянув на часы. — Я внуку обещал, что приеду к нему через час… И если ко мне больше нет вопросов…

— Спасибо вам, — сказал Валерий и встал из-за стола.

— За что же спасибо? — Старик махнул рукой. — Проходимцы меня так использовали с этой статьей, а я сразу не понял и не разглядел, что за ними стоит…

— Кто знает, Евгений Матвеевич? — Померанцев вышел из-за стола, чтобы проводить журналистов до дверей своего кабинета. — Если бы вы отказались писать эту статью, то ее написал бы кто-то другой, зато мы, без вашей помощи, так и не разобрались бы в механизме столь масштабного финансового мошенничества. И даже бы не подозревали о самой его возможности.

— Дай Бог, чтобы вам удалось предотвратить… — Макаров пожал руку ему и Гере. — А я со своей стороны — все, что смогу… Все, что в моих силах. Обращайтесь в любое время дня и ночи.

— Кстати насчет Быстрова… — Игорь остановился в дверях. — Может, помните, я вам рассказывал про это двойное убийство журналистов в Питере, Гены Лагутина и Лилии Зайцевой? Ну что они учились в одной группе с Олегом.

— А вы, Штирлиц, останьтесь, — сказал ему Гера. — У нас к вам будут еще вопросы. Всего доброго, Евгений Матвеевич! Звоните, пропуск всегда выпишем…

— Но я, собственно, мало что помню. — Игорь развел руками. — Во время панихиды Олег был потрясен. Рассказывал, как они все дружили — все вместе.

— Говорят, будто это заказное убийство связано с каким-то журналистским расследованием, проводимым этой погибшей девушкой, — сказал Валерий.

— Не знаю… По крайней мере, мне было бы известно… — Игорь пожал плечами. — Кстати, напомню, это двойное убийство произошло на другой день после того, как к ней приехал Гена Лагутин.

— Погоди, погоди! — Валерий заходил по кабинету, сложив руки на груди, что свидетельствовало о его волнении. — Вспоминаю тот наш разговор. Убийца каким-то образом свободно проник к ним в дом. Кажется, они втроем пировали. Потом они легли спать, а он выстрелил в спящих из «ТТ». И даже был его фоторобот, если не ошибаюсь?

Он переглянулся с Герой.

— Давай звони в Питер своим коллегам! — сказал Гера. — Что-то мне подсказывает… Спроси, чем закончилось дело, и, вообще, все подробности… А ты, Игорек, свободен. Все, что возможно, мы из тебя уже вытрясли. Может, еще догонишь Евгения Матвеевича. И привет семье.

Валерий набрал код Петербурга 812, номер, стал ждать, покусывая губы.

— Это ГУВД? Здравствуйте, коллеги! Старший следователь управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Валерий Померанцев вас беспокоит, — сказал он. — Мы высылаем вам по факсу запрос, а вы срочно подготовьте и вышлите нам все данные по делу об убийстве московского журналиста Геннадия Лагутина и журналистки из Петербурга Лилии Зайцевой.

— Вам все дело прислать по факсу? — удивились в Питере. — Это же несколько томов! К тому же оно…

— Нет, нам нужны только обстоятельства их гибели, протоколы осмотра и опросов свидетелей.

Факс из Питера Зоя принесла и положила им на стол через двадцать минут. Они сразу накинулись на протокол обследования места преступления.

Оба журналиста были убиты у себя на квартире во время сна выстрелами в лоб из пистолета «ТТ» с глушителем. О возможном глушителе говорит тот факт, что соседи не слышали выстрелов, хотя в доме хорошая слышимость. Зато еще до появления у Зайцевой компьютера было слышно, как в ее квартире стучала пишущая машинка. А в этот вечер там пировали, громко разговаривали и смеялись. Никакой ссоры или брани слышно не было. Потом стало тихо до самого утра. Еще соседи показали, что один из пирующих говорил с кавказским акцентом.

— Я тебя сделаю не звездой, нет, суперзвездой нашей эстрады! — сказал Белявский Юле, когда они остались наконец вдвоем.

— А где Саша? — спросила она, запинаясь от выпитого вина. — Он только что здесь был.

— Пойми, дурочка… — Он сжал ее узкое плечо. — Таких, как Саша, в своей тайге ты могла бы найти десяток. В Москву ты приехала совсем не за этим. Я правильно говорю? Ты приехала за славой, хочешь блистать, чтоб тебя земляки увидели по телевизору, поскольку там, среди оленей и медведей, никто не поймет и не оценит. Там тебя будут насиловать, награждать сифилисом и не давать на аборт… Я прав?

— А ты там был? — пьяно сощурилась она. — Чего болтаешь? Ты видел тайгу и медведей?

И был, и видел, и охотился… — он кивнул на стену, где висела медвежья шкура. — Туда можно только за этим и ехать. А жить — здесь. А вот этого, — он кивнул на шкуру ягуара, лежавшую на софе, — я подстрелил в Гватемале. Теперь поняла, куда попала?

— Еще не совсем… — Она икнула. — Ну ты меня и напоил. Это специально, да? Ой… Никогда столько не пила.

— Ты же сама видишь, каким успехом пользуешься… — продолжал он. — А у меня в гостях очень не простые люди. Но все они — вот здесь… — он хлопнул себя по заднему карману брюк. — В моем кошельке. И если я только захочу, они сразу сделают тебя звездой, а не какой-то жалкий клип, про который все завтра же забудут. И для этого тебе не придется со всеми подряд трахаться. А только со мной…