— Три недели. Для далеко не бродвейских театров это очень неплохо. И отзывы были на удивление благожелательными, что заставило меня с тех пор с большим подозрением относиться к критикам.
— Как было бы хорошо, если бы Арт мог увидеть, как вы получили «Оскара»!
— Шутите? Он наверняка сказал бы что-нибудь такое уничижительное, что я бы больше никогда не опомнился.
Санди снова рассмеялась.
— Мне кажется, что вас не так-то легко выбить из седла. — Она отпила глоток кофе, который принес им официант. — А как ваша жена отнеслась к вашей первой роли на профессиональной сцене? Могу предположить, что Макбетом вы ей нравились больше.
— Джанет не поехала в Нью-Йорк, — коротко бросил Дэмион. Он быстро выпил кофе и повернулся подозвать официанта. — Если вы отказываетесь от десерта, Санди, то, может, рассчитаемся и поедем домой? Мне завтра утром рано вставать, и я уверен, что вам тоже.
— Э-э… конечно. Да, я буду очень рада вернуться домой не поздно.
Они молча устроились в его машине — черном «порше» с алой обивкой в салоне. Санди хотелось бы сделать какое-нибудь шутливое замечание относительно откровенной эротичности красных плюшевых сидений и черного замшевого потолка, но ее поддразнивание почему-то осталось непроизнесенным. Она была странно напряжена и чувствовала себя очень неловко — ей даже не хотелось самой себе признаться, насколько неловко. Одежда Дэмиона и его машина соответствовали тому стереотипу, к которому ей хотелось его отнести, стереотипу, который ее ничуть не привлекал. Но почти во всех остальных отношениях вечер прошел совсем не так, как она ожидала. Вместо того чтобы пытаться обольстить ее, глядя ей в глаза и нашептывая милые пустячки, Дэмион затеял разговор, который ни в коей мере нельзя было назвать романтическим. Казалось, словно он попытался коснуться не ее тела, а ее ума. И, говоря по правде, она нашла проведенное с ним время необыкновенно приятным.
Санди нетерпеливо подвинулась на низком сиденье и стала смотреть на машины, стремительно проносившиеся по залитому неоновым светом шоссе. Было гораздо безопаснее смотреть на машины, а не на скульптурный профиль Дэмиона. «Чувство заинтригованности, — не уставала она повторять своим пациентам и студентам, — неподходящая основа для взаимоотношений взрослых людей, поскольку близкое знакомство быстро его убивает, обычно оставляя после себя скуку и равнодушие».
Санди почувствовала, что молчание, которое они хранили в течение всей дороги домой, было именно тем, что ей нужно было, чтобы как следует разобраться в своих чувствах. Когда Дэмион остановил машину у ее дома, она полностью владела собой. Она поплотнее закуталась в свой жакет и спрятала свою вечернюю сумочку под мышку, как только Дэмион выключил зажигание.
— Спасибо, что вы провели со мной сегодняшний вечер, — тихо проговорил он. — Я получил от него большое удовольствие.
— Я тоже. — Санди придвинулась к дверце, ожидая, что он сейчас наконец перейдет к действиям. Но он не стал пытаться ее обнять или напрашиваться, чтобы она пригласила его зайти. Молчание неловко затянулось, и она нетерпеливо заправила за ухо выбившуюся из прически прядь.
— Ну, как вы и сказали, Дэмион, у нас завтра рабочий день начинается рано…
Выражение его синих глаз, скользнувших по ней, было совершенно непонятным. Санди снова почувствовала, как у нее под кожей разливается непривычный жар.
— Почему вы все время от меня отстраняетесь? — негромко спросил он.
— Я этого не заметила, — ответила она, стараясь говорить спокойно и вежливо. — Ну… Еще раз спасибо за прекрасный вечер.
Его рука крепко сжалась на рулевом колесе.
— Пожалуйста, не надо потчевать меня банальностями, Санди. По-моему, нам обоим не хочется признаваться в том, что мы испытываем, но это еще не причина, чтобы прятаться за бессмысленными любезностями. Мы с вами оба заслуживаем большей честности.
Она быстро и резко втянула воздух в легкие.
— Ни о каких «нас с вами» речи не идет, Дэмион. Если не считать совместного обеда.
— Если это правда, то почему вы так нервничаете?
Санди с трудом сглотнула.
— Из-за того глупого пари, — призналась она. — Не понимаю, зачем мы его заключили.
— Вчера мы вели себя достаточно странно, — согласился он. — Но ведь сильные чувства часто порождают странное поведение, вы согласны?
— Если у нас и есть друг к другу какие-то особые чувства, Дэмион, то, думаю, мы оба понимаем, что они негативные.
Он не стал спорить с ее утверждением.
— Мгновенная взаимная неприязнь — штука настолько же сильная, как и мгновенно возникшее влечение, — спокойно заметил он. — Ведь это вы у нас психолог, доктор Хоукинс. Объясните мне, какие у нас причины невзлюбить друг друга.
— Возможны тысячи самых разных причин, — четко проговорила она с напускным самообладанием. — Возможно, вы с подозрением относитесь ко всем психологам, Дэмион. Возможно, я похожа на воспитательницу в детском саду, которую вы не любили. Или, может, я подсознательно отождествляю вас с тем идиотом-старшеклассником, который вечно дергал меня за волосы.
— Может быть, — хрипловато сказал он. — А может быть, нам обоим не нравится то, насколько сильные эмоции мы вызываем друг в друге. Разве ваши профессора не объясняли вам, Санди, что нам не всегда нравятся те, кого мы хотим?
— Да, — подтвердила она, — но мы — люди, а не животные, и профессора объяснили мне и то, что никогда не надо вступать в физическую близость с людьми, которые вам не нравятся.
— «Вступать в физическую близость», — повторил он. — Вот уж действительно милый, сухой, научный оборот. Но, по-моему, он вовсе не соответствует тому, что мы с вами испытываем по отношению друг к другу. — В полутемной машине его яркие глаза казались еще проницательнее, но скульптурные черты стали мягче. — Почему бы вам, доктор, хоть раз в жизни не прекратить анализировать свои чувства и просто дать им волю?
Между ними возникла какая-то новая необъяснимая напряженность. Он прикоснулся кончиками пальцев к ее шее и медленно погладил ее, пока в такт его движениям в ней не забились тысячи крохотных молоточков пульса. Еще минута, решила она, даже меньше минуты — и она обязательно вылезет из его машины. Она прямо сейчас скажет ему, что уходит. Просто глупо задерживаться здесь даже на мгновение.
— Доктор Хоукинс, — прошептал Дэмион, и его теплое дыхание нежно коснулось ее щеки, — сказать вам, что мы с вами испытывали с самой нашей первой встречи?
— Нет! — хрипло вскрикнула она, пытаясь задействовать хоть несколько оставшихся клеток мозга. — Нет, я не хочу об этом говорить!
— Может быть, вы предпочли бы, чтобы я продемонстрировал вам, чего мы оба хотели? И чего хотим сейчас?
— Нет…
— Санди, радость моя, вам надо дать уроки того, как говорят «да». Это совсем легко, надо только постараться.
Глаза его заискрились смехом. Он обхватил ладонями ее лицо. Большими пальцами он прочертил несколько дразнящих кругов у нее на щеках, а потом прижал кончики пальцев к уголкам ее губ.
— Губы надо сложить вот так, — пробормотал Дэмион, нежно на них надавливая. — А теперь сделайте глубокий вдох и попробуйте произнести это волшебное слово.
Ее последние охраняющие искры разума клетки мозга отказались действовать, лишив ее дара речи, даже жизненно важной возможности сказать «нет». Она закрыла глаза и невольно чуть запрокинула голову, подставляя шею его ласковым пальцам. Санди убеждала себя, что, если бы только его пальцы остановили движение, она смогла бы заговорить, но зачаровывающие ласки не прекращались. Он продолжал гладить ее даже тогда, когда вдруг вытащил шпильки из ее волос. Она задрожала от наслаждения, когда Дэмион распустил узел ее волос и нежно расправил темно-каштановые пряди у нее на плечах.
— У тебя необыкновенно красивые волосы, — хрипловато проговорил он. — Когда я представлял себе, как они рассыплются у меня по подушке, я не подозревал об их подлинной красоте.
Хотя Санди по-прежнему не могла говорить, ей удалось наконец открыть глаза. Этот поступок необязательно был разумным. Даже в полумраке автомобильного салона она смогла разглядеть пятна краски, которые оставил на его щеках жар страсти, и ее сердце ответно забилось. Санди протянула руку, нерешительно проследив чуть заметные морщинки, веером расходившиеся от уголков его глаз. Упоительно было почувствовать, как ее прикосновение заставило его напрячься.
