Лорелин ушла под навес из звериной шкуры, который ей поставили, и Йомар минуту постоял, глядя, как она лежит на мехах. Лорелин спала, вкладывая в это занятие ту же тщательность, что и во все свои действия: она лежала на спине, вытянув руки и ноги, все мышцы тела полностью расслаблены, спала изо всех сил. Йомар залюбовался ее худощавой грацией. Он чувствовал, что она в любой миг могла вскочить, полностью готовая к бою, как пробудившаяся от дремы тигрица. Но что-то он ощущал и помимо ее физической силы: безупречную чистоту, как в каком-то редком кристалле. Дух ее не был способен ни на какое двуличие или фальшь, на нее можно положиться во всем, доверить собственную жизнь. Идеальный товарищ по оружию, который никогда не побежит, не отступит, всегда выполнит свой долг — если его не убьют. Она вполне могла сама о себе позаботиться, и все-таки Йомару почему-то хотелось защитить ее. Не потому ли отчасти он так против ее участия в боях? — подумалось ему. Не потому ли, что ему невыносима мысль, что ее могут убить или ранить?
«Я люблю ее», — подумал он в изумлении. Как молния из Эфира — откровение.
Он смотрел, и она заворочалась, зевнула, открыла глаза и, увидев его, улыбнулась. Его вдруг потянуло сказать ей то, что он сейчас о ней думал, но слова не пришли, и Йомар упрекнул себя, что никогда не умел переводить мысли в слова. Этого искусства жизнь воина никогда от него не требовала. Вот Дамион — тот знал бы, что сказать. А он, Йомар, только стоял как пень, и миг прошел.
Лорелин посмотрела на Йомара и ощутила прилив теплого чувства, такого сильного, как до сих пор не знала. Вопреки их нередким стычкам было в нем что-то столь же твердое, прочное, надежное, как в земле под ногами. Такие чувства, как знала Лорелин, часто возникают среди товарищей по оружию: те, кто вместе встречал опасность, не могут не привязаться друг к другу умом и сердцем, несмотря на мелкие различия. Она села и снова улыбнулась, и на миг ей показалось, что в его глазах мелькнуло ответное тепло, и он будто вот-вот что-то скажет. Но что хотел он сказать, так и осталось неизвестным — вечернюю тишину нарушил громкий крик, и мгновение было упущено.
— Весть! Я принес весть!
Крику вторил стук копыт.
Йомар раздраженно обернулся.
— Ну что еще? — резко спросил он.
Киран Йарисс въезжал в лагерь на степной лошади, которую ему выделили.
— Что за шум? — снова спросил Йомар.
— Новости из города, — ответил запыхавшийся Йарисс, соскакивая с седла. — Объявлено, что, раз вас никто не может поймать, бог-царь будет убивать людей, пока вы не сдадитесь.
— И как им предстоит погибнуть, Киран? — спросила Лорелин, вскакивая на ноги. — Опять в храме?
— На этот раз нет. Их станут отдавать огнедышащему дракону, у которого берлога в Долине Гробниц. Жертвы будут приносить каждый день. Первой будет пленница благородных кровей — дочь царя Шурканы, которого убил Халазар. Ее держали в замке рабыней, но сейчас ей предстоит умереть.
— Нет! Этого нельзя допустить! — заявила Лорелин. — Когда она умрет, Киран?
— Сегодня на закате. У гробницы Зедекары.
— Значит, у нас еще есть время собрать отряд.
— Что-то мне это не нравится, — сказал Йомар. — Почему в Долине? Это слишком далеко от города. Почему не на арене, не в храме? Очень похоже на засаду. Нас ловят на приманку, выманивают.
— Йо, мы не можем дать этой девушке умереть, — возразил Дамион. Он вместе с Вакунгой тоже пришел в деревню на шум.
— Не ходи, — сказал шаман.
— Я нужен моим друзьям. И Халазар…
— Ты не понял. Халазар здесь ни при чем. Это колдун-дракон вас ловит — и тебя особенно. Если он тебя схватит, это может быть конец нам всем — в том числе дочери Утренней звезды.
Дамион опешил.
— Неужто я настолько важен?
— Важно все. Наводнение начинается с одной капли, песчаная буря — с одной песчинки. Вот таков и ты, Дамион, по крайней мере сейчас. Потому что сейчас все зависит от тебя. Пойди в этот набег, и ты выберешь неверную дорогу, — предупредил его старик. — Ты потеряешь путь. Ты должен остаться и учиться, а не скакать с оружием в руках, как все.
— Может, действительно следует оставить Дамиона, — предложила Лорелин. — Остальные могут идти.
— Послушай ее, — сказал Дамиону шаман. — Она и другие бойцы едут навстречу опасности, но для тебя там куда опаснее. Это будет конец многим чужим жизням.
Священник неохотно повиновался.
— Возьми мой меч, Лорелин. Адамантиновый клинок прочнее твоего. А я останусь.
«И ладно, — подумал Йомар. — Если он с ума сошел, то лучше ему быть здесь».
Воины готовили коней и оружие, а Дамион задумчиво смотрел на них.
— Вы там поосторожнее, ладно? — попросил он. — Если Йо прав и это западня…
— Не бойся, будем начеку, — заверила его Лорелин, пристегивая к бедру меч.
К набегам люди готовились каждый день, отрабатывая выпады и защиты на мечах, испытывая копья и луки. Когда солнце опустилось и ветер стих, бойцы оседлали коней и надели доспехи. Собравшиеся мохарские женщины проводили их пронзительными криками, как полагается провожать воинов на битву. Когда небольшой отряд пустился прочь по пустыне, Дамион озабоченно смотрел ему вслед.
— Удачи! — крикнул он.
И смотрел, пока люди не скрылись в темнеющей дали.
Быки, запряженные в телегу, были белые без единого пятнышка — цвет жертвы. В праздничные дни приносили в жертву ягнят, голубей, других белых животных, а в старые времена людей, приносимых в жертву на алтаре Валдура, облачали в белые одежды и сажали на белых коней. Марьяна это знала: еще живя в доме своего отца, она, любопытствуя об обычаях и нравах других народов, прочла много книг с рассказами путешественников. Так что, хотя никто не говорил ей о причине неожиданного путешествия, она отлично поняла, что это означает, когда ее одели в белое и возложили цветы на распущенные волосы. И упряжка белых быков с венками на рогах подтвердила страшное предположение.
Телега в сопровождении верховых стражников ехала медленно по широкому сухому руслу, иногда останавливаясь, когда колесо цеплялось за крупный камень или попадало в одну из многочисленных трещин, зияющих, как пересохшая пасть.
Вскоре русло стало глубже, потом открылось в широкую долину, ложе древней реки. Ее давно ушедшие воды вырезали в земле странные силуэты: высокие вертикальные формы, будто окаменевшие деревья или статуи на пьедестале. Но в красных стенах каньона были и другие формы, уже не природой сделанные: покатые фасады храмов, портики с колоннами, вырезанные прямо в камне, и украшенные крышки гробниц с фризами, живописующими славные деяния покоящихся в них царей. Пугающие колоссы, каменные великаны с головами шакалов или крокодилов, сторожили входы. Здесь в далекие дни хоронили усопших зимбурийских царей со всеми их домочадцами: женами, наложницами, рабами — всеми, кроме детей. В этой долине сотни людей под угрозой меча принимали яд и ложились в землю рядом с царственными саркофагами.
Заброшенное было здесь место, и сейчас особенно: огромные куски и без того высохшей земли были искорежены и обожжены огнем, и от немногих жестких пустынных кустов остались обгорелые палочки. А вокруг повсюду валялись обглоданные и обгоревшие кости животных: коров, коз, лошадей, даже массивные скелеты слонов — подношения неутолимому голоду твари, что устроила здесь свое обиталище. Маленькая процессия, идущая сейчас по высохшему руслу реки, знала об этом страшном существе. Лица у солдат посерели, а лошади закидывали головы и фыркали от вони жженой извести и падали, густо наполнявшей воздух. Одна вдруг вскинулась на дыбы, испуганное ржание отразилось эхом от стен ущелья. Всадник выругался — у него тоже нервы были на пределе. Быки заревели и заупрямились, но их ударами бича заставили идти вперед.
А молодая женщина, лежащая связанной в телеге, давно уже миновала страх и ушла в забытье, когда вся окружающая действительность кажется нереальной. Когда-то она была принцессой, изнеженной, избалованной, любимой овдовевшим отцом и четырьмя старшими братьями, и все они теперь мертвы, убиты солдатами Халазара. Перемена судьбы была столь быстрой и необратимой, что Марьяна через плен и последующее рабство прошла как в трансе. Предстоящее последнее испытание хотя бы обещало положить конец этим страданиям. Поэтому она поплакала только немного, когда поняла, что конец дороги уже близок, а с ним и конец ее жизни. Про себя она молилась, чтобы после смерти встретиться с родителями И братьями.
