— Очень интересно. Потому что, видите ли, именно на нем я сейчас с вами говорю, и говорю уже двадцать минут. И вы каждое слово понимаете. — Она повернулась к нему, разинув рот. Он рассмеялся. — Видите? Вы уже слушаете мысленно, а не только ушами. Вы ощущаете мысль в оболочке произнесенных слов. Может быть, испытания раннего детства заморозили развитие ваших способностей. Или ваша мать своей силой подавила их, чтобы вы на Мере не выдали себя в младенчестве, используя магию. — Он запнулся. — Эйлия… я вам должен сказать одну вещь.

Лицо у него было, как всегда, невозмутимое, но что-то в его голосе Эйлию насторожило.

— Что именно, мастер? Что вы должны мне сказать?

— Некоторые немереи считают, что ваша мать вообще не была человеком.

— То есть они считают, что она была богиней?

— Не совсем так. Они думают, что она могла быть архоном.

— Архоном! — ахнула Эйлия.

— Да, последним. Несколько сотен лет назад на Мере, вероятно, еще жили последние из древних — отсюда все ваши легенды о детях, зачатых от демонов, фей или падших ангелов. Древних тогда уже было мало, но раса вымерла не до конца. Один из них мог принять образ и подобие человека. Отсутствие у вашей матери родственников и ее неимоверные силы склоняют к мысли, что она могла быть одним из уцелевших архонов — может быть, даже вождемархонов этого мира. Ибо она взяла имя Эларайния и приняла титул королевы.

Эйлия села на кровать и схватилась за голову.

— Моя мать не была человеком! — Живописный портрет золотоволосой женщины поплыл у нее перед глазами. Ее мать — древняя, архон. Как это может быть? — Но… но кто тогда я? — крикнула Эйлия в отчаянии.

By сел рядом и положил ей на плечо пухлую ладошку.

— Ну, ну! Я же не говорю, что это правда, и уж точно никто этого не может знать наверняка. Но я думал, что лучше будет вам знать.

Она сидела, отвернувшись от него.

«Я в это не верю. Не верю».

— Войдите! — сказал Мандрагор.

Роглаг повиновался не сразу: в тоне принца слышалось что-то такое, от чего гоблин покрылся гусиной кожей. Он отворил тяжелую дверь и сделал три шага в комнату, но тут же резко остановился. Мандрагор сидел у широкого полированного стола из черного дерева, стоящего на лапах с когтями у дальней стены, и внимательно читал какой-то выцветший свиток пергамента. Свинцовые переплеты окон за ним были распахнуты настежь, некоторые разбиты, и осколки стекла поблескивали на каменном полу. А пол был забрызган кровью.

Мандрагор заговорил спокойно, не поднимая глаз:

— Если ищешь своего посланца, то его здесь нет. С ним произошел несчастный случай. Честно, Рог, мог бы сообразить, что не стоит посылать меня убивать кое-как обученного зимбурийца.

— Убивать? — Роглаг рухнул на колени в неподдельном ужасе. — На тебя кто-то напал? Но я никого не посылал!

На полу лежал кинжал — Роглаг его только заметил, — и лезвие его блестело среди осколков.

— Избавь меня от оправданий, Рог. Он сказал, что ты его послал. — Гоблин потянулся взять кинжал, и Мандрагор добавил, по-прежнему не поднимая глаз: — И острие смазано ядом — я смотрю, ты мои уроки усвоил.

Роглаг отдернул руку от оружия.

— Честно говорю, это не я! — взвыл он.

Наконец-то Мандрагор поднял глаза и посмотрел острым взглядом:

— Ладно, поверю на этот раз, что ты говоришь правду. Но если не ты, кто тогда?

— Кто-то, кто не сообразил, это ясно!

Мандрагор поднялся, хмурясь.

— Валеям моя смерть ни к чему, Халазару тоже нет смысла меня убивать, да он вообще верит, что я бессмертный дух. Значит, кто-то из его бесчисленных врагов? Но ведь если бы кто-то смог заслать убийцу в Йануван, первой жертвой стал бы сам царь.

Роглаг задрожал.

— Не знаю, кто это, но меня он тоже ненавидит! Он хотел, чтобы я оказался виновен, если ты выживешь!

— Это не обязательно означает личную неприязнь к тебе: он тебя мог выбрать просто козлом отпущения. Я тут кое-что должен выяснить. А ты поищи стекольщика: пусть починят разбитое окно.

Мандрагор вздохнул вслед выскочившему гоблину. Значит, есть еще один враг, неизвестный. Не слишком большая неприятность, но все же ненужная. Кусачая муха в момент битвы с опасным врагом — мелочь, но может помешать сосредоточиться. Надо будет что-то с этим сделать, но сейчас есть заботы более срочные.

На Арайнию снова был послан вызов, и снова ничего не произошло. Эйлию необходимовытащить с Арайнии, и поскорее — пока не кончилось ее обучение в Мелнемероне. Немора, новый престол его власти, будет лучшим местом для столкновения с ней: у него будет явное преимущество. Но более чем маловероятно, что ее удастся туда заманить: ее стражи никогда этого не допустят, и в любом случае не нужны ему ее армии на его планете. Лоанеи достаточно перетерпели, и нападение на их родной мир им не нужно. Мера вполне подошла бы — с Халазаром в качестве приманки: Эйлия должна поверить, что предназначенная судьбой битва ждет ее в этой сфере, и должна там оказаться, пока ее немерейское умение еще не окрепло. На самом деле она его не очень тревожила — пока что: сейчас она с почти трогательной неуклюжестью пыталась понять свою силу и научиться ею управлять. Чем-то она напоминала орленка, большеглазого, нескладного, покрытого пухом, который путается в собственных лапках и хлопает зачатками крыльев в пародии полета. Жалкое создание; и убить ее сейчас — мало удовольствия. Но хотя он предпочел бы сразить матерого орла в расцвете сил, в честной битве двух равных умений, Мандрагор знал, что должен нанести удар раньше. После всех этих столетий заманчиво было бы применить свою силу против по-настоящему достойного противника, но он не прожил бы столько столетий, если бы рисковал без необходимости.

И уговаривать себя быть терпеливым он тоже уже не может. Время поджимает: он должен знать, что происходит на Арайнии.

Сев на низенький диван и положив руки на колени, он сделал несколько глубоких вдохов — не сосредоточиваясь для медитации, но наоборот — посылая собственные мысли прочь из тела, в Эфирную плоскость, где могут встречаться разумы.

И она ответила в быстром повиновении, потому что оба они знали, что такая передача — риск. Немереев на Арайнии много, и любой из них мог перехватить такое эфирное послание. Он не стал посылать в тот мир свой образ — вместо этого она пришла к нему, ее эфирная форма соткалась перед ним в недвижном воздухе комнаты подобно призраку. Высокая женская фигура, одетая в красное, с ниспадающими темными волосами.

Придворная дама Синдра Волхв.

— Приветствую, принц, мой господин, — произнесла она, склоняя голову.

— Вы несколько месяцев не докладывали, — сказал Мандрагор. — Как она развивается?

Синдра изменилась в лице.

— Я сделала все, чтобы замедлить ее обучение. Я делала вид, что посылаю ей в разум слова и изображения, и выражала удивление, что она ничего не видит и не слышит. Но у нее есть дар, и этот старый учитель By раскрывает его. Самое большее, что я могу сделать, это создавать у нее впечатление, что силы ее непостоянны, в чем-то они действуют, в чем-то нет. Простолюдины с колыбели слышат сказки о чудесной Трине Лиа, — голос ее стал желчным, — и приучаются поклоняться ее человеческому воплощению. Я сама верила, что Дочь Матери, приняв плоть, явится могущественной и величественной, живой богиней, полной сил, а не жалким птенцом, претендующим ныне на трон Халмириона!

«А про себя ты ей все равно завидуешь, — подумал Мандрагор. — Ты бы сменила свое великолепное тело на ее, чтобы хоть раз почувствовать силу, которой она обладает, и ощутить обожание толпы».

Синдра говорила дальше:

— Она не истинная Дочь, как она может ею быть? Как могут люди не видеть, кто на самом деле эта мелкая самозванка, рвущаяся к власти? Нас всех обманули, обманула она и ее безбожные родители, а люди слепы! Они думают, что никогда в жизни не видели ничего более чудесного, и она купается в их обожании и сама верит в собственную ложь! Ее появление в городе приманивает несчетные толпы глазеющих паломников, а купцы жиреют и богатеют. Те, кто противостоит ее правлению, немногочисленны, несмотря на все мои усилия.