— Ну так как? — не унимался Сипаев. — Когда мы с вами встретимся?

Лариса поняла, что от нее не отстанут.

Она раскрыла свой органайзер и сделала вид, что внимательно изучает его.

— Давайте послезавтра.

— Завтра, — отрезал Сипаев. — В девятнадцать ноль-ноль. Я жду вас в театре «Марионетки».

Лариса хотела спросить, где он находится, но подумала, что тем самым смертельно обидит Силаева.

— Вам надо будет проехать… — И Сипаев подробно объяснил ей дорогу.

— Хорошо, завтра я буду, — вздохнула Лариса.

— Зачем же вздыхать, милочка? Вы еще так молоды, — и Сипаев слегка похлопал ее по руке.

Театр «Марионетки» располагался в самом центре Москвы. В одном из очаровательных старинных переулков. Сипаев репетировал в зале. Когда Лариса тихонько подошла к нему, он указал ей на место рядом с ним. Она села, скрестив ноги.

— Репетируем Расина. «Федру», — шепотом сказал он. — Посмотри. А потом скажешь: понравилось или нет.

Лариса смотрела во все глаза. Постепенно процесс репетиций увлек ее. Сипаев отдавал краткие указания, которые были абсолютно в «тему» и к месту. После репетиции худрук пригласил ее к себе в кабинет. Это была небольшая комната, производившая впечатление кладовки, куда отнесли всякий ненужный хлам. Здесь стояли какие-то большие картонные коробки, старые стулья, две кадки с тощими пальмами, старинная швейная машинка «Зингер». Лариса осматривалась в поисках места, куда она могла бы сесть.

— Садись сюда, — и Сипаев вытащил откуда-то из-за спины стул без спинки, обитый темно-синим бархатом.

Лариса села на краешек стула. Сипаев сидел за круглым столом, заваленным бумагами и афишами.

— Ну как?

— Понравилось.

— Ты идешь работать ко мне.

Ларисе было немножко смешно, что Сипаев говорит об этом, как о уже решенном деле, не спрашивая ее согласия. Но она подумала, что это может быть неплохим началом ее актерской карьеры. Она научится держаться на сцене, ей «поставят» игру. А потом… будет видно.

— Иду, — подтвердила Лариса.

— Завтра мы приступаем к репетиции новой пьесы по роману Набокова. Называется «В поисках „Машеньки“. Читала „Машеньку“?

Лариса покачала головой.

— Восполним этот пробел, — и Сипаев протянул ей книгу Набокова. — Вот. Ознакомься. К завтрашнему дню ты должна прочитать ее. Понятно?

— Да.

— И запомни: дисциплина превыше всего!

Лариса поняла, что напускное балагурство худрука «Марионеток» — отчасти маска, отчасти поза. Что на самом деле это умный, цепкий человек, имеющий обо всем свое понятие и мнение.

Придя домой, Лариса приготовила себе ужин на скорую руку, налила чашку крепкого кофе и принялась за чтение. Машеньки в книге не было. Это была героиня, вокруг которой строился сюжет. И не более того. «Интересно, кого я буду играть, — подумала Лариса. — Тень отца Гамлета?» И вдруг ей стало любопытно, что придумает Сипаев. Как он сделает пьесу по этой непростой книге. Лариса встала с дивана и посмотрела на часы. Половина первого ночи. Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. Лоб горел, а стекло было прохладным.

Лариса глубоко вздохнула. Неужели ее давняя мечта — стать актрисой — наконец-то начинает сбываться? Она разделась и легла спать, заведя будильник на девять часов.

— Как Набоков? — спросил ее на другой день Сипаев.

— Увлекает.

— Как Машенька?

— Ее там нет.

— Правильно!

— И кого я буду играть? — с некоторой ехидцей спросила Лариса.

— Машеньку!

— Как?

— Я все продумал. Ты будешь присутствовать при диалогах героев. И мимикой выражать свое отношение к их разговорам.

— Немая героиня?

— Можно сказать и так.

— Разве это интересно? Здесь нечего играть!

— Ничего подобного! — возразил Сипаев. — Холли Хантер в «Пианино» не произнесла ни одного слова за весь фильм. Но это не помешало ей получить Оскар как лучшей актрисе. Мимика и пластика играют важную роль в арсенале актерских средств. Запомни это!

Во время репетиций «Машеньки» Сипаев часто по нескольку раз терпеливо объяснял Ларисе: где она должна стоять, что делать, когда поворачивать голову, смеяться, всплескивать руками. Он буквально разжевывал ей роль, стараясь, чтобы она прочувствовала свою задачу изнутри. Лариса ощутила странное пьянящее чувство сцены. В театре ей нравилось все. Он стал для нее вторым домом. А может быть, и первым.

Премьера «Машеньки» прошла удачно. Правда, театр «Марионетки» имел камерную сцену и большое количество зрителей вместить не мог. Когда Лариса однажды спросила у Силаева, не собирается ли он по примеру других театральных деятелей попросить у мэрии другое, более просторное здание для своего театра, он, помрачнев, сказал: «Это бы не отобрали. Мы находимся в самом центре Москвы. Знаешь, сколько есть охотников отобрать этот старинный дом? Я только и успеваю отбиваться от банкиров, бандитов, спонсоров и инвесторов. Я сижу как на вулкане и жду, что кто-то из них явится ко мне с бумажкой от мэрии и попросит освободить помещение. И мы все окажемся на улице. Меня эта картинка постоянно преследует, как кошмарный сон».

За «Машенькой» последовал «Казанова» Цветаевой, где у Ларисы была роль возлюбленной легендарного ловеласа. Потом она играла в современной пьесе «Смертельное пари», где у нее была роль девицы «не в себе», которая вечно мечтала и фантазировала. Было еще несколько премьер. Лариса много играла, расширяла свой репертуар. Так прошло десять месяцев. Но наступил момент, когда она ощутила легкую усталость. И поняла, что должно наступить что-то новое. У нее было предчувствие этого. И оно ее не обмануло.

Счастливый случай пришел в лице Инги Бар-толь, колоритной личности, которую знала вся артистическая Москва. Эффектная блондинка Инга была завораживающе красива. Кроме того — разносторонне одарена. Она была актрисой и сценаристкой. В последнее время она пробовала себя в режиссуре. И весьма удачно. Ее первый фильм «Капкан для одинокой леди» получил хорошую прессу и одобрение критиков. Инга снимала фильмы для искушенной элитарной публики, знакомой с творениями Гринуэя, Альмодовара и Линча. Это было кино не для всех.

Рядовые зрители ее фильмов не понимали. Зато богема была в восторге.

С Ингой Лариса столкнулась на одной артистической вечеринке, куда ее отправил Сипаев. Время от времени в театр на имя директора приходили разного рода приглашения на презентации, вернисажи, капустники. Сипаев передавал их Ларисе и говорил, что она обязательно должна пойти развеяться. Но Лариса часто отказывалась. Ей не хотелось где-то бывать, мелькать. Хотя она понимала, что это совершенно необходимо для ее карьеры, тем не менее вся эта суета и мишура вызывали у нее почти физическое отвращение. Сейчас она испытывала сильнейшую потребность в тишине и покое. Поэтому после театра она любила прийти домой, перекусить и лечь на диван с какой-нибудь книжкой в руках. Раз в неделю она посещала крупные книжные магазины и покупала новинки. Она покупала книги хаотично, интуитивно, бывало, что ей просто нравилась обложка или фотография автора на обратной стороне книги. Лариса читала все подряд: детективы, интеллектуальные триллеры, философские сочинения, трактаты средневековых авторов. Когда какая-то мысль или выражение ей особенно нравились, она выписывала их в отдельную тетрадь, а потом перечитывала. Сипаев ее ругал. Говорил, что она не заботится о своем будущем. «Тебе надо тусоваться, знакомиться с нужными людьми. Сниматься в кино — с твоей-то красотой! А ты сидишь дома, как сорокалетняя тетеха, и никуда не выходишь. Нас в любой момент прикроют, и ты останешься на улице. Без работы. Пойдешь тогда на рынок торговать. Или полы мести в офисе», — сердито говорил он. Худрук относился к ней как к собственной дочери: опекал, звонил по телефону, давал советы и наставления. Приходя домой, Лариса часто отключала телефон, чтобы Сипаев ее не беспокоил. Прервать его было бы неудобно, а слушать — утомительно.