Они регулярно встречались в однокомнатной квартире Надин, которая жила на Красной Пресне в десяти минутах ходьбы от его дома. И это казалось Паше счастливым знаком судьбы.

Квартира Надин была обставлена в едином стиле. Бело-сливочные тона. Много пустого пространства. На окнах — жалюзи. Большой светлый диван. Столик, инкрустированный ореховым деревом. Шкаф-купе. В углу — торшер с красивым бежевым абажуром с длинной бахромой по краям. Рациональность и практичность с элементами роскоши.

Готовкой Надин себя не утруждала. Обычно она ставила в микроволновку пиццу или картошку фри. Паша приносил бутылку вина. Красного или белого. И они мирно коротали вечер, сидя на диване и поглощая еду под музыку. Или просматривая какой-нибудь видеофильм. Она терпеть не могла все, что связано с политикой, и почти никогда не смотрела информационные программы и телевизионные новости. Надин была страстной синеманкой. И знала о кино буквально все. Паша, когда познакомился с ней поближе, понял: он должен соответствовать Надин. И тогда его рейтинг будет расти. А иначе — она быстро разочаруется в нем. Скрепя сердце, Паша обзавелся четырехтомной «Историей кино» Жака Садуля, «Энциклопедией современного кинематографа» и еще несколькими брошюрками, штудирование которых позволяло Паше блеснуть при случае своей эрудицией.

И вот сейчас, сидя в такси, Паша представлял, как он позвонит Надин и напросится на рандеву. Сегодня же.

Дома его никто не ждал. Бабушка оставила на кухне записку, где подробно написала, что ему есть. На какой полке в холодильнике стоит суп, а на какой — картошка с котлетами. Паша невольно улыбнулся: Вера Константиновна считала, что он — несмышленый ребенок и не способен самостоятельно разобраться ни с холодильником, ни с едой. Мать записок никогда не оставляла. Иногда она звонила и предупреждала, что вернется поздно. Дела… Порой Паша задумывался: есть ли у матери личная жизнь? Но тут же гнал от себя эти мысли. Если у матери и был мужчина, то в их повседневной жизни он никак не обозначался и не присутствовал. «Это не мое дело, — говорил сам себе Паша. — Не мое…»

Они жили в трехкомнатной квартире. У каждого было по комнате. Самая большая — у матери, средняя у Паши, маленькая у бабушки. Шкатулочка, обычно называла Вера Константиновна свою четырнадцатиметровую комнату. Она и впрямь напоминала шкатулку: уютную, старомодную. Везде лежали вышитые салфетки, на стенах — картины и фотографии. Паша любил здесь бывать. В комнату матери он, напротив, заходил редко. Несмотря на наличие красивой итальянской мебели, иранского ковра, стильных постеров из фешенебельного магазина на Тверской и замысловатой люстры в стиле модерн, комната была какой-то холодной и обезличенной. Никакой.

И наконец, Пашино жилище, обставленное по принципу минимализма. Минимум мебели, максимум свободного пространства. И никаких ковров — у него была аллергия на ковровую пыль. Диван, стол, шкаф. Два стула. Современная стереосистема. Ноутбук. Гантели в углу — для накачивания мышц.

Паша вернулся в коридор и посмотрел на себя в зеркало: обычный молодой человек заурядной внешности. Светлые волосы. Легкий загар. Стамбульский. Светло-серые глаза. Нос немного «картошкой». Вялая линия рта. Таких — пруд пруди. Иногда Паша думал: может, сделать какую-нибудь татуировку на груди или на запястье, хоть чем-то выделиться? Но потом эти мысли быстро улетучивались из головы. Он и татуировка — это было бы смешно. Когда он сказал об этом Надин, она усмехнулась: «Детская забава! Потом будет стыдно, но назад хода нет!» Надин, как всегда, была права. Пашу удивлял и восхищал ее практичный острый ум. Никакой сентиментальности и слюнтяйства. Надин можно было легко представить топ-менеджером крутого банка или хозяйкой собственной фирмы. А она — всего лишь помощник главного консультанта по кастингу. Смешнее не придумаешь!

Паша взял в руки радиотрубку и набрал номер мобильника Надин. Несколько гудков… потом — «отбой». Не хочет разговаривать? Занята?

Паша съел картошку с котлетами, проигнорировав суп. И тут зазвонил телефон. Это была Надин.

— Не могла говорить, — сказала она, понижая голос. — Кастинг.

— Кастинг энд пробы, — весело откликнулся Паша.

— Энд пробы, — серьезно сказала Надин. — Российско-американский фильм. «Придворный роман». Я тебе уже говорила об этом.

— Очередная историческая клюква!

Но Надин не поддержала его шутливый тон.

— Мы с ног сбились в поисках актрисы на главную роль. Уже который месяц на ушах стоим.

— Что, это так трудно? — удивился Паша. — Сейчас так много молодых и талантливых. И в сериалах снимаются, и в театрах играют. Только смотри и выбирай!

— Нужен определенный типаж. Фактура.

— А… ну… тогда… — Паша был далек от тонкостей кинопроизводства.

— Я звоню в перерыве.

— Понятно.

— Ты сегодня приехал?

— Только что. С корабля на бал.

— Как Стамбул? — спросила Надин.

— Расскажу при встрече. Мы сможем встретиться сегодня?

Пауза.

— Не знаю. Давай я тебе перезвоню. Позже.

— Хорошо. Жду. У тебя все в порядке?

— Более-менее.

— Пока.

— Пока.

Повесив трубку, Паша подумал: как убить время? Чем заняться?

Он вымыл посуду. И прошел в свою комнату. Закинул в угол сумку. Разбирать ее не хотелось. Потом. Он любил откладывать дела на потом. Это было в его характере. Надин… красивая… умная… Если они сегодня встретятся, он расскажет ей о Стамбуле. И вдруг он вспомнил о девушке из лавки. Какие у нее были глаза! Большие. Зеленые! Она так смотрела на него, словно хотела что-то сказать, И неожиданно в мозгу Паши раздался щелчок. До него все доходило с большим опозданием. Она ничего не хотела ему сказать. И не могла. У нее был заклеен рот. ЕЕ ГЛАЗА МОЛИЛИ О ПОМОЩИ!

Паша взволнованно вскочил со стула и заходил по комнате. Как же он сразу не догадался об этом! Растяпа! Леша рассказывал о какой-то российской девушке, бывшей в рабстве у турка. Та девушка с зелеными глазами, судя по всему, тоже находилась в рабстве. Не случайно турок так рассердился, когда Паша заговорил о ней. Паша мог что-то сделать, помочь этой девушке, связаться с консульством или посольством. Это был бы поступок. А так… он оставил ее в лапах грязного хозяина, который издевается над ней, бьет! Может, позвонить на телевидение и рассказать об этом случае, мелькнуло в голове у Паши. И тут же он понял всю нелепость своего порыва. Таких девушек — навалом, и никто не будет специально заниматься ею. Это никому не надо. Еще одна несчастная, решившая заработать деньги на красивую жизнь. И поплатившаяся за это! Он, Паша, может только мысленно пострадать за нее и пожелать поскорее обрести свободу и вернуться на родину. Облегчить ее участь он не в состоянии. При всем желании. Хотя бы потому, что она — там, а он — здесь. Значит, единственный выход — забыть о ней и жить своей жизнью.

Зазвонил Пашин мобильник. Надин.

— Сегодня у меня в восемь, — деловым тоном сказала Надин.

— Белое или красное?

— Белое.

Паша подумал, что в принципе жизнь — неплохая штука, и, посмотрев на часы, решил, что у него есть время поиграть в компьютерную игру. Это была его слабость.

Он почувствовал приступ мигрени и ослабил воротничок рубашки. Мигрень настигала его внезапно. В любом месте. И в любое время. Во время деловых переговоров, бесед с друзьями, на отдыхе. Во время постельных развлечений. Казалось, это было его наказанием за что-то. Но за что? Он и сам не знал.

Он стоял в номере и смотрел в окно. Перед ним расстилался сказочный вид. Чистейшая бирюзовая вода. Бескрайнее небо. С редкими белыми облачками. Они напоминали пенистые барашки волн. Складывалось впечатление, что небо и море составляли одно целое. Песочные часы, которые можно опрокидывать по собственному усмотрению. Кое-где были видны яхты. Он не любил ни яхты, ни другой вид морского транспорта. Его обычно укачивало. И тогда все красоты морских видов разом меркли. Предательская тошнота подступала к горлу, и становилось ни до чего.