– Дикая кошка! Мегера! – Приподнявшись на локте, мрачный, как ночь, Марко осыпал ее проклятиями на английском и итальянском. – Кажется, я уже предупреждал – поосторожнее со своими когтями! Как прикажешь объяснять эти царапины остальным моим любовницам?

Сара вытянулась на спине, закрыв глаза, чтобы дать отдых утомленному, пресыщенному телу. И как всегда, его слова, не говоря уже о голосе, больно задели девушку. Остальные любовницы! Он посмел в такой момент вспоминать о других женщинах, и это после пылких, невообразимо чувственных признаний, которые шептал ей сначала в ванне и потом, когда отнес (отнес – ликующе повторила она про себя) в постель и снова любил, долго и нежно.

Сара не двигалась, противясь искушению открыть глаза и сердито взглянуть на него.

– Хочешь сказать, что по сравнению со мной они холодные снулые рыбы? Все мои любовники обычно польщены тем, что способны довести меня до такого… исступления!

– Значит, и я должен радоваться, что вхожу в число тех, кто уносит на своей спине следы твоей разнузданной страсти, которую так легко возбудить в тебе? Бедняга Карло!

Ах, вот как? Значит, бедняга Карло? Какое лицемерие… и это после того, как он сам овладел предполагаемой невестой брата!

Открыв глаза, девушка смело встретила угрожающий взгляд и как ни в чем не бывало весело произнесла:

– О, Карло просто обожает это! И конечно, второго такого любовника, как он, нет на свете! Поэтому я и решила, что ради этого единственного мужчины готова отказаться от всех остальных!

Подумать только, как чистосердечно взирают на него эти насквозь лживые зеленые зенки! И она еще смеет наглеть! Марко стоило невероятных усилий не сомкнуть руки у нее на горле и не заставить замолчать навеки. Зато ничто не могло удержать его от удовольствия вцепиться в плечи девушки и трясти до тех пор, пока ее лицо не исказилось от страха.

– Карло! – процедил он сквозь стиснутые зубы, бросая каждое слово, как тяжелый камень. – Карло! Боюсь, теперь тебе придется забыть о замужестве! Больше ты не будешь спать с ним, да и вообще ни с кем. Мне лучше других известно, что ты за распутная сучка, была и есть, бесстыдная и способная на все, но позволь сообщить, что я решил сделать тебя своей новой игрушкой – шлюхой, наложницей, любовницей, пока не надоешь! Ну а сейчас… предупреждаю, что я не потерплю другого мужчины в твоей постели и кроме меня до тебя никто не посмеет дотронуться. Я стану брать тебя снова и снова, где, когда и как мне заблагорассудится, ясно? А ты… ты будешь ублажать меня и ждать моего прихода! И чтобы впредь больше никаких кривляний!

Сара, едва не теряя сознание и боясь, что он вот-вот ее прикончит, впилась ногтями ему в лицо, так что брызнула кровь.

– Нет!.. Нет! Не позволю, черт бы тебя побрал!

В следующее мгновение ее ослепила жгучая боль; в глазах сначала потемнело, потом запрыгали огненные искры. Сара не сразу поняла, что он ударил ее по лицу. Ударил с такой силой, что голова беспомощно откинулась.

– Ты часто твердила, что я слишком похож на своих мавританских предков, – услышала она сквозь пелену слез, застлавших глаза. – И возможно, права. Не следует выпускать джинна из бутылки, mi amante,[18] если не готова к последствиям!

Произнесенные только что слова то и дело всплывали в сознании, но девушка, горько всхлипывая, все-таки попыталась гневно протестовать:

– Ни за что! Ты не имеешь права удерживать меня силой! Поищи другую рабыню!

– Ошибаешься! И будешь всем, чем я захочу! А если доведешь меня, я, ни на минуту не задумываясь, как мои предки, привяжу тебя за руки и за ноги к постели, бесстыдно распятую, и сделаю все, что вздумается! Но возможно, именно этого ты добиваешься?

Голос его неожиданно упал до зловеще-вкрадчивого шепота, от которого у Сары кровь застыла в жилах. О Господи, он действительно способен на все!

Она пыталась заглушить ужасную мысль беспомощными протестующими криками, больше похожими на рыдания.

– Нет! Я расскажу! Слугам… всем на свете… как ты… унизился до того… что силой удерживаешь у себя любовницу! Карло узнает и навсегда возненавидит брата! И газеты… я обращусь в газеты! Интерпол… и… и…

– Ни на что подобное ты не отважишься и прекрасно это сознаешь, не так ли, моя страстная маленькая лицемерка?

Все еще всхлипывая, она безуспешно пыталась вырваться.

– Не сомневайся, ты будешь наслаждаться каждым часом, каждой минутой твоего вынужденного… рабства и, возможно, будешь молить, чтобы я позволил тебе остаться еще ненадолго… даже после того, как осточертеешь мне!

Его игрушка… шлюха… содержанка… И если она не покорится, он в самом деле привяжет ее и станет терзать, беспомощную и податливую…

– Ненавижу, ненавижу тебя! Даже если принудишь… все равно не перестану ненавидеть!

– Вот как? Тогда докажи это, лгунишка! Докажи себе и мне!

Сара испустила последний отчаянный вопль, прежде чем он перешел от ярости к притворной нежности, обезоруживая ее бесчисленными поцелуями и изощренно искусными ласками рук, властно завладевших ее трепещущей плотью.

– Ах, дорогая! Ну почему ты доводишь меня до безумия своими издевками? Прости, что так больно ударил тебя. Скажи, чем мне загладить свою вину? Чем?

Его губы почти касались ее рта. Как он мог из дикого зверя мгновенно превратиться в нежного любовника? Сара не хотела его ласк, поцелуев, касаний, и все-таки он уже успел показать ей, как мало значат ее протесты. Даже если она сейчас начнет сопротивляться, Марко все равно сумеет ее укротить.

– Cara… Carissima… позволь показать, как сильно я жажду тебя! Не будь так холодна…

Нет! Нет…

Но у Сары не вырвалось ни единого звука, когда он стал ласкать ее губами и языком, агонизирующе медленно исследуя самые интимные уголки ее тела. Время от времени его губы припадали к сокровенным, наиболее чувствительным местечкам, покусывая и посасывая, пока она не потеряла рассудок и не стала извиваться и биться под ним, отдаваясь с бесстыдной алчностью, позволяя самые смелые ласки, пока наконец не вцепилась ему в волосы, ощутив его язык у себя внутри. Чуть отросшая щетина щекотала крохотный бугорок, пальцы впивались в ее разверстые бедра. Изнемогая от страсти, Сара выгнулась дугой, сотрясаясь в спазмах нескончаемого оргазма, и громко вскрикнула, вздрагивая в сладкой муке экстаза и пароксизме утоления жажды.

Затем она, кажется, потеряла сознание, потому что лежала вялая и неподвижная, ожидая, пока немного придет в себя и нехотя вернется к неприглядной действительности. Во что она превратилась? И чем сделал ее этот человек? Но и очнувшись, она была так слаба и опустошена, что не имело смысла упрекать себя и решать что-то.

Сара смутно припоминала, как он накрыл ее тело своим и погрузился в нее, припадая к губам поцелуем, и она ощутила собственный вкус на языке, за мгновение до того, как он вонзился в нее и начал двигаться все быстрее, шепча странные, едва слышные полупонятные слова, и его пальцы метались по ее телу то ли лаская, то ли терзая… и опять это бездумное, иссушающее наслаждение, длившееся до тех пор, пока он с коротким вздохом не пробормотал «О Боже!» и не наполнил ее до отказа, болезненно пульсируя внутри.

А потом… потом она раскинулась, не в силах пошевелиться, и запомнила лишь, как он заботливо укрыл ее простыней и ушел, пробормотав на прощание почти нежно, осторожно откидывая с ее лба влажные от пота волосы:

– Я скоро приду, моя маленькая невольница. А пока будь хорошей девочкой!

Марко снова покинул ее! По крайней мере он может приходить и уходить, когда захочет! Для Сары же началось ожидание.

Ему удалось окончательно сломить ее дух, так, что даже не было сил решить, как поступить дальше. Распухшая щека горела.

«Только не думать! Сейчас самое главное – не думать», – настойчиво подсказывал разум, и Сара с радостной готовностью соскользнула в сонное забытье.