— Мне уже приходилось бороться с такими, как ты, — сказала ей девица в коричневой юбке. — Скоро мой господин Пьер де Ланкре покончит со всеми вами, пособниками дьявола. — Она изловчилась и с презрением плюнула Май в лицо.

— Скажи мне, откуда именно тебе известно, что я ведьма?

— Я — Моргуй, — заявила та, — я умею находить stigma diaboli.Кого ты думаешь провести, прикинувшись тихоней? Ты не такая, и прекрасно это знаешь. Чем промышляешь, ведьма? Заговорами, ворожбой, зельем? Кто твои родители? Где ты живешь? Поверь, — она язвительно рассмеялась, — я могу разглядеть метку в твоем глазу. Это маленькая метка, но я-то ее вижу. Пятно в форме жабы, которое выдает таких, как ты. Ты промышляешь тем, что околдовываешь людей, вызываешь дождь и насылаешь несчастья. Мой господин меня уже предупредил. Он сказал, чтобы я остерегалась, что однажды ты явишься за мной, потому что я легко изобличаю вашу сестру. — Май, пораженная ее словами, ослабила хватку. Тогда Моргуй заговорила громче: — Тебе не удастся заткнуть мне рот, я знаю, что ты пытаешься пробраться во Францию, но у тебя ничего не выйдет. Ведьма!

Воспользовавшись замешательством Май, она неожиданно отпихнула ее, и Май отлетела в сторону. Они поменялись ролями. Теперь Моргуй навалилась на Май сверху всем своим весом, схватила за шею обеими руками, надавливая большими пальцами ей на кадык. Май почувствовала, как кровь прихлынула к лицу. Она не могла глотать, не могла дышать, глаза у нее остекленели, и мир начал темнеть. Она была уверена, что вот-вот умрет.

Тогда она собрала последние силы и попыталась, упираясь каблуками в землю, сбросить с себя нападавшую. Ей удалось зацепить ногой ее колено и вывернуться. Обе покатились по земле, барахтаясь в уличной грязи, которая покрыла их волосы и платье слоем коричневой вязкой жижи. Май никак не удавалось вырваться из когтей девицы, пока она не догадалась вытянуть руку, упереться в подбородок соперницы и оттолкнуть от себя. Моргуй слегка ослабила хватку. Воспользовавшись этой небольшой передышкой, Май вцепилась ей в голову и большими пальцами своих слабеньких рук изо всех сил надавила на оба глаза. Раздался душераздирающий крик девицы, которая откатилась от Май, освободив наконец ее шею. Молодая охотница за ведьмами поднялась на ноги, шатаясь и закрывая глаза ладонями.

— Проклятая ведьма! — закричала она в исступлении. — Проклятая, проклятая, проклятая…

Моргуй с зажмуренными глазами принялась шарить руками по земле в поисках Май и, наткнувшись на нее, ударила ногой по спине. Потом с воплями кинулась прочь, призывая Педро Руиса-де-Эгино и умоляя о помощи.

Май осталась лежать в грязи, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и время от времени сотрясаясь от кашля. Она чувствовала, что нервное напряжение вот-вот вызовет приступ удушья, поэтому встала на четвереньки, выгнула спину и постаралась таким путем освободить внутри побольше места для легких, чтобы дыхание сравнялось с ударами сердца, как советовала Эдерра. Более или менее восстановив силы, она осознала, что надо скорее уносить ноги. Май с трудом вскарабкалась на Бельтрана и попросила его бежать как можно быстрее, а сама принялась жадно хватать ртом воздух, словно роженица. Никогда она не была так близка к смерти, и это было ужасное ощущение. Умереть оказалось так просто, что ее спасение было сравнимо с чудом. Вся жизнь мгновенно пронеслась у нее перед глазами немым укором в том, что она так мало успела сделать. Ей еще предстоит отыскать след Грасии в Рентерии, найти Эдерру, расколдовать Бельтрана. Однако больше всего ей хотелось жить для того, чтобы еще раз провести ночь с послушником, сопровождавшим Саласара.

Бельтран бежал с такой резвостью, на которую только был способен. Под палящими лучами полуденного солнца они с быстротой ветра покинули Урдакс. Пока они спасались бегством, Май вновь пришли на память слова Моргуй. Та назвала ее ведьмой, сказала, что у нее есть метка в глазу, которая служит тому доказательством. Эдерра никогда не говорила ей о метках в глазах ведьм. До сих пор Май лелеяла надежду на то, что произошла ошибка, мать обозналась и она, Май, на самом деле не дочь дьявола. У нее и колдовство-то никогда не выходит толком. А вот Моргуй узнала ее с первого взгляда! Может, Моргуй права и она действительно ведьма?

Саласар, следуя новой стратегии, то есть изменив маршрут путешествия, решил ускорить свой визит в Фуэнтеррабию. Он послал вперед гонца с предупреждением о скором приезде, а своих помощников поставил в известность в конце дня, не вдаваясь в объяснения и приказав им к утру быть готовыми к отъезду. На прощание он обратился к жителям Элисондо с торжественной речью, а затем благословил их взмахом руки из окна своей кареты, как только та тронулась с места.

Они прибыли в Фуэнтеррабию сразу пополудни, и тут же началась суматоха: напуганные суетой лошади громко ржали, поднялся колокольный трезвон, всюду мелькали сутаны духовных особ. Началась разгрузка повозок и перетаскивание сундуков с документами. Затем перешли к официальной части и обмену приветствиями с местными властями. Эти последние успели подготовить все необходимое для публичного объявления эдикта о помиловании во время торжественной мессы, перенесенной на первый час пополудни. Церковь была набита до предела. Жители Фуэнтеррабии уже несколько месяцев ждали этого момента, кто же после этого позволит себе пропустить службу, если не хочет попасть в список подозреваемых в колдовстве?

Брат Доминго произнес проповедь. Он разъяснил порядок проведения дознания, ответил на вопросы прихожан, а затем, объявив окончание службы, предложил им явиться в церковь утром следующего дня. Открылись тяжелые двери храма. Люди начали постепенно и неохотно покидать церковь, как будто ожидали от эдикта чего-то большего. Некоторые все еще стояли на коленях, шепча молитвы с закрытыми глазами. Стайка прихожанок поправляла свечи перед изображением святого Антония, а несколько человек подошли к алтарю, чтобы поздравить брата Доминго с удачной проповедью.

И тут Саласар почувствовал на себе чей-то взгляд. Он медленно повернул голову, напрягая зрение и щурясь, потому что почти все помещение тонуло во тьме, накрывшей большую часть прихожан, а там, где колеблющийся свет свечей выхватывал их из мрака, люди выглядели как призрачные тени. Инквизитор внимательно осмотрел каждый угол, каждый выступ колонны и наконец заметил нечто достойное внимания по другую сторону прохода, достаточно далеко, чтобы увиденный им человек предстал в виде черного силуэта без лица. В то же мгновение в распахнутые двери церкви ворвался порыв августовского ветра, и огоньки на свечах испуганно заметались, а некоторые из них погасли, окутав странную темную фигуру прозрачной серой дымкой, что придало ей какой-то потусторонний вид.

По спине Саласара пробежал озноб. Тень выделялась среди остальных прихожан, потому что оставалась совершенно неподвижной в потоке входивших и выходивших из церкви людей. Это был некто в темном облачении, молча взиравший на инквизитора. Если бы одежда на нем была иного цвета, чем черный, серый или коричневый, Саласар смог бы разглядеть его даже в полумраке, но с этого расстояния видел лишь контур, слегка подсвеченный слабым сиянием, исходившим от ближайшего витража. Они простояли так почти минуту, разглядывая друг друга под шум голосов выходивших из храма прихожан, пока инквизитор не решил покончить с неопределенностью и не двинулся в сторону выхода.

Он двинулся в обход длинного ряда резных скамеек, то и дело останавливаясь перед прихожанами, которые хотели поцеловать ему руку. При этом он старался не терять из виду таинственную фигуру, которая временами исчезала за спинами верующих. В какое-то мгновение ему показалось, что незнакомец тоже направляется к нему, однако это был всего лишь обман зрения, потому что, когда он, приблизившись, собрался было рассмотреть человека в черном получше, тот уже начал поворачиваться к нему спиной. Саласар успел только разглядеть его профиль, а затем, уже в проеме двери, изогнутую линию его сутулой спины. Незнакомец медленно двигался вместе с толпой прихожан, все более удаляясь. Едва миновав порог, он обернулся, чтобы бросить взгляд назад.