Уже показались новые стражи: темные лошади шествовали с величественным спокойствием, на шлемах и белых плюмажах одетых в красные мундиры всадников сверкало солнце.

– Так епископу стало известно о твоем браке? – спросил виконт. – Вы поэтому поссорились?

Прескотт прищурился от яркого света.

– Вначале поэтому.

– Пап, едут! – соскользнув с пушки, маленький Френсис подбежал к взрослым.

– Я знаю, что Джек Слейд приходил к тебе вечером в прошлый понедельник, и знаю, зачем, – обронил Себастьян.

Лицо баронета оставалось полуотвернутым, а взгляд не отрывался от приближающихся лейб-гвардейцев, чьи вороные кони ступали с безупречной слаженностью.

– Не очень-то оно легко – обнаружить, что вся твоя жизнь была ложью.

Девлин уставился в пространство и ничего не ответил.

– Слейд хотел, чтобы ему заплатили, – продолжил собеседник. – Две тысячи фунтов.

– Ты выполнил его требование?

– Я сказал, мне нужно время, чтобы собрать такую сумму.

– И ты бы отдал деньги вымогателю?

– Не знаю, – покосился Прескотт на Себастьяна. – Говорят, ты убил мясника. Должен признаться, я рад.

Девлин глянул на королевский штандарт, полоскавшийся на ветру.

– У Слейда ведь не было доказательств. Одни голословные утверждения.

Сэр Питер издал негромкий и невеселый смешок.

– И еще тот факт, что долгие годы мой дядя платил ему за молчание.

Виконт наблюдал за трубачом, поднимавшим свой инструмент для приветствия.

– Ты утверждал, что вечером в день смерти епископа находился в Камден-Тауне. Но ведь это не так. В тот вечер ты ездил в Танфилд-Хилл повидать Бесси Данлоп.

Баронет повернулся к собеседнику лицом.

– На что ты в дьявола намекаешь, Девлин? Что, проезжая через деревню, я увидел на церковном дворе епископа и решил спуститься за ним в крипту и там вышибить ему мозги? За каким чертом мне было это делать? Потому что он наставил рога мужу моей матери? Или потому что не одобрял мой собственный брак?

– Слышал когда-нибудь о письмах «Алкивиада»?

– Нет.

Себастьян пристально всмотрелся в раскрасневшееся, сердитое лицо, голубые глаза и упавшие на лоб взъерошенные светлые кудри бывшего соученика. Если приятель и притворялся, то очень умело.

Над плацем пронеслись звуки воинского приветствия.

– Ду-ду-ду, – мастер Френсис, маршируя на месте, вскинул ручонки, дуя в воображаемую трубу.

Глядя на отблески солнца на светлых кудряшках и тонких чертах карапуза, виконт заметил:

– Твой сын удивительно похож на тебя. И на твою мать.

На какой-то миг громкие звуки трубы и возгласы немногочисленной толпы стихли. Девлину припомнился еще один человек со светлыми волнистыми волосами, голубыми глазами и тонкокостным сложением ученого.

Или священнослужителя.

Словно откуда-то издалека он услышал ответ сэра Питера:

– Порода Эшли всегда дает о себе знать.

Резко повернувшись, Себастьян глянул приятелю в лицо:

– Эшли – девичья фамилия твоей матери?

Прескотт недоуменно наморщил лоб:

– Да, а что?

– А доктор Саймон Эшли, капеллан епископа, тогда кто? Брат леди Розамонды?

– Да.

– Проклятье, – прошептал Девлин.

– А почему дядя Саймон не пошел с нами смотреть на гвардейцев? – спросил мастер Френсис, следивший за разговором взрослых с огорошивающей детской непосредственностью.

– Ему нужно быть в другом месте, – объяснил сыну сэр Питер.

Себастьян внезапно ощутил озноб.

– Вы сегодня виделись?

– Да, и как-то странно, на самом деле. Эшли упомянул, что слышал истории про то, как братья Прескотты детьми играли в склепе, и поинтересовался, не рассказывал ли мне дядя Френсис об имевшемся там тайнике.

– А он рассказывал?

Баронет кивнул.

– В западной стене крипты должна быть небольшая алтарная ниша. Один из камней у основания вынимается.

– И когда это было?

– Когда мы встречались? Перед самым выходом из дома. Может, с полчаса назад. А что?

Виконт подумал о Поле Гибсоне, который прошлым вечером засовывал в заплечный мешок свечи и записные книжки в радостном предвкушении, что проведет целый день, исследуя разлагающиеся останки своих собратьев многовековой давности. Честолюбивый церковник, уже дважды убивший в попытках скрыть свидетельства изменнической деятельности своего отца, не колеблясь, устранит одноногого ирландского хирурга с его непреходящим интересом к изучению человеческого тела.

– Папа! – позвал маленький Френсис, дергая за полы отцовского сюртука. – Видишь… – и радостно взвизгнул от того, что Себастьян, подхватив его на руки, помчался через плац.

– Быстрее! – крикнул Девлин через плечо сэру Питеру. – Мне придется взять твою лошадь!

– Но я не понимаю… – старался угнаться за приятелем баронет.

– У меня нет времени возвращаться на Брук-стрит. И надо, чтобы ты отвез записку в полицейское управление. Чрезвычайно важно отдать ее лично в руки сэру Генри Лавджою. Сделаешь?

– Да, но… Дьявол и преисподняя, Девлин! Что в черта происходит?

– Саймон Эшли убил твоего отца. Твоего настоящего отца. И если я не поспею в Танфилд-Хилл вовремя, он может убить еще и моего друга, Пола Гибсона. 

Себастьян во всю мочь пришпоривал славного гнедого мерина, позаимствованного у сэра Питера. Скользкой от пота левой рукой он удерживал поводья, крепко прижимая к туловищу поврежденную правую. Сильный ветер подгонял вереницы сгущавшихся туч, закрывая солнце, раскачивал ветви дубов и вязов, затенявших дорогу на Танфилд-Хилл. К тому времени, как всадник достиг пустоши Ханслоу-Хит, боль в ране превратилась в жгучую, мучительную пытку, которая заставляла часто и неглубоко дышать и туманила мысли. Виконт с усилием устремился вперед.

Первые капли упали на землю, когда лошадиные подковы зацокали по каменному мосту через мельничный ручей. Девлин погнал мерина вверх по холму. Дождь оставлял мокрые косые следы на молчаливых могильных плитах и мягко шелестел в высокой траве погоста. Остановившись у древней колокольни, Себастьян соскользнул с седла, готовясь прикрыть ладонью морду коня, вдруг тот вздумает заржать. На церковном дворе было пусто. Если Гибсон или Саймон Эшли и находились здесь, они наверняка оставили своих лошадей в «Собаке и утке», прежде чем спуститься в склеп.

Прижимая к груди разболевшуюся руку, виконт обогнул храм, у зиявшего входа в крипту замедлил шаг, держась настороже. Кто-то отодрал от пробитой в стене дыры прогнившие доски и отбросил их в сторону. Девлин видел узкие ступени, круто уходящие в мрачный проем, слабо подсвеченный мерцающим вдалеке огоньком.

Снизу потянуло промозглым холодом, запахом земли и давней-предавней смерти. С мучительной тревогой прислушиваясь к похрустыванию строительного мусора под подошвами, Себастьян спустился по истертой лестнице. Нога нащупала последнюю ступеньку, затем утопленные, неровные плиты пола крипты. Вжавшись спиной в стену из уложенного рядами нетесаного камня, виконт глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.

У дальнего края западной стены подземелья горела одинокая свеча, отбрасывая на древний каменный пол и ряды грубых колонн вытянутую, искаженную человеческую тень. Тень шевельнулась, и Себастьян разглядел Саймона Эшли, чья черная сутана мела подолом по пыльным плитам. Капеллан стоял к Девлину спиной и с помощью железного ломика пытался выворотить камни из основания ниши в задней стене склепа.

Гибсона нигде не было видно.

Левой рукой виконт достал из сапога нож и принялся осторожно прокрадываться мимо сумрачных углублений, уставленных запыленными, затянутыми паутиной штабелями ящиков. Некоторые домовины были обиты железными обручами в попытках обезопаситься от грабителей. Попадались и скорбно маленькие, выкрашенные белой краской детские гробики. Уже привыкшее к могильной темноте зрение выхватывало отдельные детали: торчащие сквозь растрескавшееся дерево рюши обивки с обшитыми истлевшей тесьмой кружевными краями, ручку в виде ангелочка, потускневший ромбик медной таблички, на которой читалось: « Мери Элис Миллс, скончалась в 1725 году в возрасте 16 лет»...