Рассказ о замысле вдохновил его, и внезапно слова полились потоком. В своих логических построениях, в знании деталей Удод был настоящим поэтом – и в то же время военачальником. Он говорил о безопасности, которую обретет Макор, о безопасности, которая веками будет служить империи.

– И пусть финикийцы, – вскричал он, – хоть полтора года колотятся в стены города, за ними будет спокойно сидеть ваш гарнизон! И Иерусалим будет спасен.

Против своего желания – он был не из тех людей, которые загораются энтузиазмом, – Амрам заразился возбуждением Удода. Его соблазнила мысль, что Макор может стать постоянным форпостом на западной границе. И в рассказе Удода маленький город обретал совершенно иной вид: укрепились насыпи, исчезли злосчастные стены вокруг источника, и он увидел, как финикийские наемники тщетно бьются о стены города. Удод закончил свое повествование и застыл в ожидании.

– Что для этого потребуется? – прямо спросил Амрам.

– Мои рабы. И еще пятьдесят.

– Есть ли чертежи? – Он не сомневался, что этот решительный человечек уже обзавелся ими.

– Идемте ко мне домой, – тихо произнес Удод, опасаясь показаться слишком настойчивым. Когда они миновали главные ворота, он приказал одному из стражников: – Приведи ко мне Мешаба Моавитянина.

– Кого? – переспросил Амрам.

– Моего бригадира. У него все глиняные таблички.

Керит, ждавшая в доме правителя, услышала, как военачальник Амрам и ее муж прямиком прошли в их дом, и побежала боковыми улочками, чтобы успеть оказаться на месте и встретить гостя, как полагается, но, когда она, переводя дыхание, оказалась у дверей дома, мужчины уже лежали на полу, изучая чертеж Удода на пергаменте.

– О нет! – еле слышно прошептала она. – Мой глупый муж досаждает этому великому человеку такими глупостями.

Она принесла им холодные напитки, но они не обратили на нее внимания. Керит села так, чтобы наблюдать за Амрамом, и наконец тот, улучив момент, посмотрел на нее, пока Удод продолжал чертить пальцем воображаемый туннель.

Вся троица продолжала оставаться в таком же положении, когда в сопровождении стражника появился могучий моавитянин. Едва только высокий южанин вошел в комнату, неся с собой набор глиняных табличек, как военачальник Амрам, увидев его, вскочил на ноги и крикнул:

– А этот что здесь делает?

– Его зовут Мешаб, это мой бригадир, – объяснил Удод. – Покажи военачальнику Амраму…

Но прежде чем моавитянин успел разложить таблички с чертежами, Амрам повернулся к нему спиной и приказал:

– Уведите его!

– Но это наш лучший работник, – запротестовал Удод.

– Я знаю, кто он такой, – фыркнул Амрам. – Он убил моего брата.

– Его прислали к нам несколько лет назад.

– Мне известно, когда его прислали. Это я отправил его сюда.

Мешаб хранил молчание, пока Амрам вспоминал войну царя Давида против моавитян. Строго говоря, евреям так и не удалось по-настоящему покорить государство в пустыне, потому что Мешаб и еще несколько таких, как он, предводителей блистательно оборонялись по принципу «бей и беги», но в конце концов Моаву пришлось стать вассальным владением.

– В то время как мы обсуждали условия мира, этот напал на наш лагерь и убил моего брата. Когда его взяли в плен, я хотел прикончить его своими руками.

Амрам отвернулся, и в помещении воцарилось напряженное молчание, но Керит сказала:

– Оставь тут таблички, раб, и возвращайся к себе в лагерь.

Ее приказание напомнило всем, что ныне Мешаб – всего лишь раб, и напряжение ослабло. «Эта женщина умна», – подумал Амрам.

Во время торжественного обеда у правителя военачальнику представилась еще одна возможность убедиться в незаурядных качествах этой женщины. Она, догадываясь, какие он лелеет про себя мысли, и перебарывая боль в душе, дала ему понять: когда ему захочется встретиться с ней и испытать ее ласки, он их получит, и к концу второго дня Амраму стало ясно, что жена Удода хотела бы остаться с ним наедине.

Удод, занятый лишь возможностью получить разрешение на строительство туннеля, посматривал на жену, но главным образом старался выдавить из Амрама доводы в пользу своего замысла, так что на третий день Амрам сказал:

– Удод, почему бы тебе не прихватить своего раба-моавитянина и не подняться на гору? Там ты и посмотришь, сможете ли вы проложить линию флагов, о которой ты говорил.

– Мы уже пробовали это сделать, – заверил его Удод. – И не сомневаемся, что наш план сработает.

– Я скажу, что тебе делать, – раздраженно бросил военачальник Амрам. – Ты поднимешься на гору, а он останется здесь. И вы на деле поставите флаги.

Бородатая физиономия строителя просияла радостью.

– Значит ли это, что вы готовы дать разрешение на строительство туннеля?

– Ну… – Военачальник Амрам уже решил не тратить силы на Макор, но теперь, стоя за спиной строителя, он видел, как томится любовным ожиданием его обаятельная жена. Каким-то образом надо избавиться от этого глупого типа. – Хорошо! – в одно мгновение решил он. – Копай!

– Я приведу правителя! – вскричал Удод, и, прежде чем Керит или Амрам смогли остановить его, он появился в сопровождении правителя, который и выслушал официальное разрешение на строительство шахты и туннеля. – А теперь я пойду на гору и буду устанавливать флаги! – вскричал Удод и, радуясь как ребенок, помчался по улице, крича стражникам, чтобы они доставили ему Мешаба из лагеря рабов.

Наконец он благополучно исчез, а правитель в растерянности вернулся к себе в резиденцию, изумляясь, как Удоду удалось убедить военачальника Амрама.

– Может, рабыни поведут детей на прогулку, – предложил Амрам Керит.

И когда в доме не осталось слуг, он с удовольствием расслабился в деревянном кресле Удода и стал представлять, что сейчас произойдет.

Военачальник Амрам обладал большим опытом и тремя женами, двух из которых он отбил у других мужчин, но сейчас он в мечтах представлял эту обаятельную женщину из Макора. Конечно же, она дала ему повод организовать эту встречу, и он без труда догадывался, чем она руководствовалась: ей надоел маленький толстенький муж, умевший только ковырять дырки в земле. Она мечтала о другом мужчине, из Иерусалима, который заставит ее пережить приключение. У него были и другие объяснения, не хуже, в них он выглядел сильным и величественным, но они не имели ничего общего с проблемой, которую ему наконец изложила Керит.

– Я так хотела поговорить с вами, – сказала Керит. Она, выпрямившись, сидела на трехногом стуле в нескольких шагах от него.

– О чем? – мягко и снисходительно спросил он.

– Я должна попасть в Иерусалим! – вырвалось у нее. – Мой муж может строить тут до бесконечности. Вы видели его работу. А я…

– Так что вы? – спросил военачальник, наклоняясь вперед и щеря в улыбке свои редкие зубы.

– Я хочу быть там, где поклоняются Яхве, и только Яхве, – тихо произнесла она.

– Вы… что?

– Мой отец был священником тут, в Макоре, а до него им был его отец и все наши предки, которых мы можем вспомнить.

– Какое это имеет отношение к желанию перебраться в Иерусалим?

И она все рассказала ему. И в первый раз в жизни военачальник Амрам услышал такую жалобу, и отзвуки этой жалобы сотни лет были слышны во всем Израиле.

– В Макоре мы далеки от Яхве, а в Иерусалиме мы сможем жить рядом с источником его святости. В Макоре присутствует и Баал, а в Иерусалиме правит лишь один Яхве. В нашем маленьком городке нет великих властителей, а в Иерусалиме живет царь Давид. Быть рядом с ним – то же самое, что быть рядом с солнцем.

– Для вас есть много способов попасть в Иерусалим, – сказал военачальник, приближаясь к ней, но в своей невинности она не поняла его намерений и встала ему навстречу, словно он был членом семьи, вернувшимся из утомительного путешествия.

– Вы, должно быть, очень устали. – Она провела его в комнату, где стояла кадка с прохладной водой. – Можно, я полью воду вам на голову? А потом вы сможете поспать.