Пока два друга беседовали, какой-то джип, взвизгнув тормозами, остановился у таможенной зоны. Водитель, миниатюрная молодая женщина тридцати с небольшим лет, выпрыгнула из машины и, не обращая внимания на протесты охраны, кинулась к ним и одарила Куллинейна легким поцелуем.

– Шалом, Джон! Как здорово, что ты вернулся!

Это была доктор Веред Бар-Эль, лучший в Израиле специалист по датировке глиняных черепков, и без ее помощи раскопки доктора Куллинейна могли бы и не дать результатов. У Веред была удивительная способность держать в памяти груды научных трудов, вышедших в XX веке. Если кто-нибудь вроде Куллинейна или Табари протягивал ей фрагмент глиняной посуды, осколок после домашней ссоры, состоявшейся семь тысяч лет назад, она обычно бросала на него взгляд и извлекала из своей удивительной памяти данные о таких же изделиях, найденных в Египте, Иерихоне или Бейт-Мирсиме. Археологи пяти стран прозвали ее «наш ходячий справочник», и она вызывала уважение тем, что, когда чего-то не знала, так об этом и говорила. Работать на раскопках с этой красивой женщиной с блестящими глазами было одно удовольствие. К тому же она была одним из первых ведущих специалистов, получивших образование в Израиле: когда в 1948 году образовалось государство, ей было всего семнадцать лет, и позднее она окончила Еврейский университет в Иерусалиме.

– Оставь груз там, где он есть, – сказала она с музыкальным ивритским акцентом. – Я прихватила двоих ребят из команды, и они посторожат его на разгрузке. А теперь поедем прямо на раскопки. Я просто изголодалась по работе.

Она усадила Куллинейна в джип и, умело орудуя баранкой, скоро вывела машину на древнюю дорогу из Акко в Цфат и дальше в Дамаск, столицу Сирии.

Когда они выбрались на древнюю дорогу – пять тысяч лет она служила главной артерией, по которой с востока на запад, в Геную и Венецию, текли дары Азии, – Куллинейн поймал себя на том, что плохо ориентируется.

– Не можешь на минутку остановить джип? – попросил он миссис Бар-Эль. – Прости, но если я запутаюсь с самого начала, то потом уже никогда не разберусь. – Он выпрыгнул из джипа, сверился с полевой картой и решительно повернулся в ту сторону, откуда они приехали. – К западу прямо передо мной лежит Акко и Средиземное море. Справа – замок крестоносцев Штаркенберг. Слева от меня – Иерусалим. За мной, то есть к востоку, – Галилейское море. Если мы и дальше будем двигаться в том направлении, куда нацелена машина, то попадем в Цфат, а дальше в Дамаск. Верно?

– Совершенно верно, – сказал Табари, но подумал, как странно, что на Святой земле человек должен ориентироваться, отвернувшись от Иерусалима.

На протяжении нескольких миль они обсуждали грядущие раскопки и обговаривали распределение обязанностей.

– Из Лондона прилетает великолепный фотограф, – заверил Куллинейн своих коллег. – Парень, который отлично отработал в Иерихоне. И архитектор у нас высшего класса. Из Пенсильванского университета. Я еще не видел, как работает девушка, которую ты выбрала в чертежницы. Справляется?

– Игаля Ядина в Хацоре она устраивала, – объяснила доктор Бар-Эль.

– О, значит, это та девушка? Как ты ее раздобыла?

– В нашей стране мы растим больших художников, – сказала эксперт по черепкам, и Куллинейн подумал: «Я должен помнить, что время от времени надо льстить ее национальной гордости. Должен».

– Если у нас есть девушка, которая делала эти работы для Хацора, нам повезло, – сказал он.

– А нам и в самом деле повезло, – едва ли не обиженно произнесла доктор Бар-Эль.

Но теперь, приближаясь к месту, откуда перед ними впервые откроется район раскопок, все стихли. Куллинейн наклонился вперед, с трудом сдерживая возбуждение. К северу появилась отчетливая гряда холмов, которые с незапамятных времен защищали дорогу от мародеров из Ливана. Маячившие на юге холмы стали расти – они оберегали подходы с этого направления. В северном конце образованной таким образом небольшой долины торчали невысокие зазубренные пальцы скал. Они напоминали открытую ладонь, предупреждающую всех, кто хотел бы напасть на эту древнюю линию жизни, по которой шли такие богатства. Доктор Бар-Эль сделала поворот, выровняла джип и еще несколько минут вела его. И вот впереди замаячила таинственная цель.

Это и был Макор – голый вытянутый холм у подножия одного из торчащих пиков. Трудно было поверить в его естественное происхождение, поскольку холм имел две странные особенности: совершенно плоский верх, будто его выгладила чья-то гигантская рука, а доступные взгляду земляные склоны – ровные и гладкие – поднимались под углом строго в сорок пять градусов, будто их сформировала та же гигантская рука. Курган выглядел неестественно, как крепость без стен, и это впечатление усиливалось шершавыми каменными пиками, что вздымались сзади, у поднимающихся в отдалении холмов и гор, которые замыкали этот вид. Холм был словно последней точкой в цепи укреплений, нижней из четырех растущих ступеней, и его расположение отлично служило и самозащитой, и охраной важной дороги, что проходила у его подножия.

Его официальное название Тель-Макор подтверждало, что местные обитатели знали: холм не имеет естественного происхождения, он образовался не в результате действия тектонических сил. В нем терпеливо и последовательно копились остатки поселений, которые угасали одно за другим, и каждое зиждилось на руинах предшественника, а они уходили вглубь истории. Высота холма от скального основания, на котором возникла первая община Макора, до поросшей травой верхушки составляла семьдесят один фут. Склоны были усыпаны битыми кирпичами, камнями, когда-то использованными для строительства крепостных стен и башен, но самым ценным были фрагменты глиняных изделий, которые, промытые и изученные доктором Бар-Эль, расскажут мрачную историю некогда существовавшего тут места.

– Мы нашли лучший холм в стране, – заверил своих спутников доктор Куллинейн и вытащил из папки карту, созданную на основе аэрофотоснимков.

На контур холма была наложена сетка квадратов со стороной десять метров. В данный момент три археолога в джипе чувствовали, что всем существом они уже на холме, что наконец вытащат из его потаенных мест остатки некогда кипевшей тут жизни. Еще вчера Тель-Макор был просто вытянутым холмом, спящим над дорогой из Акко в Дамаск, а сегодня это тщательно выверенный участок, где точно рассчитан каждый удар кирки.

– Давайте-ка сверимся с картой Палестины, – предложил Куллинейн.

Табари развернул нужный кусок великолепной карты масштаба 1:100 000, годы назад начертанной британскими топографами. Два археолога определили точку отсчета на холме и место их работы, оно находилось на участке 17072584, первые четыре цифры которого ориентировали его по направлению восток – запад, а последние четыре – с севера на юг. В Израиле, в Азии, во всем мире было только одно такое место, и, когда пласты земли, лежащие друг на друге, будут пройдены один за другим, мир получит возможность довольно точно определить, что происходило на участке 17072584. Именно таким скрупулезным восстановлением истории в течение нескольких лет будут заниматься Джон Куллинейн и его опытная команда.

Куллинейн отложил карту и выпрыгнул из джипа. Длинными шагами он поднялся по склону на плоскую вершину примерно двухсот ярдов в длину и ста тридцати в ширину. Его люди начнут копать где-то на холме, и в любом случае успех или неудача будут зависеть от точности и продуманности его выбора. Было известно, что порой археологам изменяет удача и приходится прорываться сквозь пустые слои. Другие приходят на тот же холм позже и, руководимые каким-то сверхъестественным озарением, быстро, один за другим, находят богатые находками слои. Куллинейн надеялся, что ему выпадет стать одним из таких счастливчиков.

– Решаешь, откуда начинать? – спросил поднявшийся на холм Табари.

Ирландец подождал, когда к ним присоединится доктор Бар-Эль, а потом сказал:

– Я как сэр Флиндерс Питри[1]. При организации своих раскопок он руководствовался следующим принципом: если сотня разных общин возводит свои поселения на сотне разных холмов, то девять из десяти поставят свое главное здание в северо-западной стороне. Никто не знает почему. Может, из-за заката солнца. Так что, естественно, я склоняюсь к северо-западу.