– Он лучше всех работает по кремню! – восхищенно сказал охотник.

– Да вот сам не охотник, – ответил Ур.

– Можешь ли ты сделать еще два или три наконечника?

– В этом вади не так уж много кремня, – объяснил мальчик.

– Тебе нужен кремень? – вскричал охотник.

Так было положено начало крепкой дружбе между Уром и молодым путником, который рассказал семье о белой скале, вздымающейся из Ревущего моря в двух днях пути к западу отсюда, а кремня там столько, что за несколько часов его можно набрать на всю жизнь.

– Ты знаешь, как туда добраться? – спросил Ур.

– Конечно! Я же охотник!

Он повел Ура и его сына по сумрачным прогалинам на запад, и на второй день они вышли к Ревущему морю, которого мальчик никогда не видел. Водная гладь блестела под солнцем. Охотник подвел их к белой скале, о которой рассказывал раньше. И тут мальчик увидел то, во что он с трудом мог поверить: высокие меловые стены, где миллионы лет покоились вмурованные кремневые желваки. Одной рукой сын Ура мог дотянуться до пятидесяти, ста, тысячи великолепных кремневых образований, которые только и ждали, чтобы их выломали из напластований непрочного мела. У мальчика блестели глаза, и он показывал отцу и охотнику, какие куски кремня ему нужны:

– Те, которые подлиннее.

Через несколько часов они набрали столько кремня, что еле смогли унести.

Они наткнулись на удивительное явление природы – на мощное залегание кремня. Его конкреции после обработки могут превратиться в орудия, эти орудия так и останутся непревзойденными, пока другие люди здесь же не откроют медь и бронзу. Эпоха за эпохой берега этого моря формировались отложениями скелетов маленьких живых существ, которые со временем превратились в мел. Течения приносили сюда огромные скопления странных морских созданий, чья жизнь заканчивалась именно здесь. Тела их имели определенный химический состав, и, когда в своеобразных придонных карманах скапливались миллиарды останков, они-то со временем, испытывая огромное давление, и превращались в кремневые образования, вкрапленные в более простую субстанцию. Как давно людям попались на глаза эти желваки? Конечно же, самое малое миллион лет назад, и с тех пор на местах своего обитания они стали делать из них орудия, потому что из кремня получались зубила, наконечники стрел, копий и зазубренные лезвия любых инструментов, которые только человек мог себе представить. И что было не менее важно, два куска кремня при соприкосновении высекали искры, от которых занимался огонь. А теперь в распоряжении сына Ура было неограниченное количество этого важного материала.

Он сделал охотнику несколько наконечников копий, а сестре – три иглы, и она, занявшись сшиванием шкур для всей семьи, несколько утешилась. А как-то Ур предложил ей:

– Тебе стоит сшить шкуру для охотника.

И хотя девушке этого не хотелось – ее печаль по убитой собаке так и не утихла, – она это сделала, а со временем охотник построил круглую хижину для нее, и она забеременела первым ребенком. Но вот дикую собаку, первого зверя, который доверчиво сидел рядом с ней на скале, она так и не смогла забыть.

Сын Ура обрабатывал куски кремня и как-то попросил охотника, который стал его зятем, найти ему изогнутую кость определенных очертаний и размеров. Получив ее, юный мастер на какое-то время уединился, а потом вручил матери орудие совершенно новых очертаний. Это был серп, изогнутый нож, в костяной кромке которого крепко держались куски кремня, укрепленные тонкими сухожилиями и клейкой субстанцией из смолы кипарисов и меда. Прелесть нового инструмента заключалась в том, что его изогнутый конец собирал стебли злаков и подтягивал их к режущей кромке, словно удлинившаяся рука человека. Все обитатели пещеры завистливо смотрели, как мать мальчика, вооружившись удивительным полукругом, собирала стебли в пучок и одним движением срезала их. Это было каким-то чудом.

Вокруг источника настали прекрасные времена, которые иногда снисходят на людей, – те дни, которые потом год за годом вспоминают как золотое время. Жена Ура и его сын работали на полях, стараясь, чтобы они обильно плодоносили. Их согревало мягкое тепло солнца и ровно в меру увлажняли дожди. Остальные обитатели пещеры наглядно убеждались, что эта пара производит столько зерна, что может прокормить едва ли не всю пещеру. И мужья стали задавать неприятные вопросы своим женам: «Почему ты не можешь делать то, что его жена?» Дочь Ура заботилась о своем первенце и хотела, чтобы из гнезда выпал еще один птенец, которого она выходит, но этого так и не случилось. Ловкие пчелоеды стремительно носились по вади, а жаворонки слетались поклевать созревающие зерна. Порой на краю поля под скалой паслись оленята, и из гущи кипарисов ухали совы. Какие хорошие стояли времена!

Для Ура и его зятя эти золотые дни стали воплощенной мечтой. Под влиянием юного родственника Ур вернулся к охоте, и каждое утро они отправлялись на поиски добычи в дальние концы вади или к болоту. Забавно было наблюдать за ними. Впереди широко вышагивал молодой охотник, а за ним, давая ему указания, поспешал коренастый кривоногий Ур. Он хотел научить молодого всем секретам этой земли. Порой, нападая на след вепря, молодой охотник оставлял Ура сторожить найденный след, а сам, легко добежав до пещеры, созывал ее обитателей на облаву. Но чаще всего они охотились только вдвоем, и старик это ценил.

Время от времени Ур чувствовал дыхание смерти. У него уже выпало несколько зубов, и после двух или трех часов подъема в гору ему уже не хватало дыхания. Он чувствовал, что пора уходить, и, хотя испытывал свойственный всем живым созданиям страх перед смертью, радовался, что его зять такой отменный охотник. Парень был ловок и отважен. Ур надеялся, что таким станет его сын. Зять владел копьем лучше самого Ура, а когда Уру выпадало время учить его разным приемам, как уворачиваться от клыков вепря, зять чаще всего превосходил старика.

– Он великий охотник, – с гордостью сообщал Ур, когда все собирались у огня. – Думаю, он лучше даже моего отца.

Молодые кивали, а старики помалкивали, потому что они помнили отца Ура.

Затем, как это часто бывает, когда природа не перестает радовать и нежит солнце, силы, обитавшие у источника и в вади, нанесли удар, дабы напомнить людям, в каком мире они живут. На небе не было ни облачка, и детишки играли на солнце, как вдруг в вади ударила молния, и посевы занялись огнем. Общими усилиями людей, высыпавших из пещеры, пламя удалось сбить, но половина урожая сгорела, и внезапно для людей, обитавших у источника, ситуация с пищей разительно изменилась. От обильных запасов остались самые крохи. Семья Ура пыталась понять, что же могло вызвать удар молнии в такое время. И какие бы разумные объяснения ни предлагал Ур, его жена оставалась при своем убеждении, что кару вызвало увеличившееся благосостояние семьи, которое заставило забыть об уважении к неотъемлемым правам природы.

– Охотник убил собаку, – напомнила она, – а мы все радовались, что у него родился сын. И не бросили ни щепотки зерна в воду, что течет в вади…

И она без устали напоминала о прегрешениях и высокомерной забывчивости своих домашних, а завершила тираду словами, что силы, живущие в вади, разгневались на людей, и поэтому она должна водрузить какой-нибудь знак раскаяния, чтобы дать им знать: впредь ни она, ни ее муж не будут посягать на их права. Сын поддержал ее, а старый Ур сказал, что ничего в этом не понимает.

Менгир был ее идеей.

– Если мы поставим на самом верху скалы высокий камень, – сказала она, – ветры, бури и дикие кабаны увидят его и поймут, что мы желаем им только добра.

Ур спросил, каким образом они это поймут, но сын заверил его:

– Они узнают.

И вместе с сыном Ура люди из пещеры отправились в ту часть вади, где вздымались скалы. Кремневыми зубилами расковыряв щели и используя как молоты тяжелые камни, они все глубже вбивали в них клинья и наконец откололи цельный кусок скалы, высотой больше человека и закругленный с одного конца. Два месяца они, обливаясь потом, строили земляную насыпь и наконец волоком втащили камень на вершину скалы и одним концом утвердили его в отверстии, которое сын Ура выдолбил в твердой скале. Раскрепив менгир по углам каменными клиньями, они оставили его стоять – безымянный памятник, который тем не менее успокоил их. От их имени он будет говорить со стихией.