А ближе к обеду, когда мне, в торжественной обстановке, вручили амулет гражданина Империи. Джергинт, наконец пришедший в себя, выдвинул предположение, что мое состояние связано с перестройкой организма, а возможно и с инициацией. Пояснив, что такое нередко случается, особенно с псионами.

   Плохо понимая, что происходит, я только криво улыбнулся, испытав очередной приступ всепоглощающей боли.

   Пересечение границы Внутренней черты, огромного впечатления не произвело. Боль не давала возможности не только удивляться, но и восхищаться открывшемуся, вдруг, зрелищу. А ведь удивиться было чему.

   Покинув город, по знакомой каменной дороге, мы подъехали к потрепанному непогодой посту, представлявшему собой шлагбаум и покосившуюся деревянную будку, по правую сторону от дороги.

   - Приветствую граждан Империи. - Отсалютовал, прижав кулак правой руки к сердцу, появившийся из неоткуда солдат.

   Одет он был несколько феерично. Меховой плащ леопардовой расцветки, до пят, с капюшоном в форме головы все того же животного семейства кошачьих. Мощный торс, закрытый, повторяющей все анатомические особенности, кирасой из желтого металла. На руках массивные наручи, почти до локтей, причем левый переходит в стальную перчатку с крупным самоцветом на тыльной стороне ладони. Из оружия короткий меч на поясе и рогатина с полуметровым наконечником.

   Граф слегка кивнул и его Смерч степенно прошествовал под поднявшийся шлагбаум. За ним последовали и мы. Тут, пожалуй, стоит заметить, что наш отряд значительно уменьшился. Собственно, из полусотни человек остались только шестеро: я, Граф Илирский, его дочь, Млат, Джергинт и Феор. Остальные ушли днем ранее, как раз тогда, когда устроили попойку маги. Так что сейчас мы напоминали не маленькую армию, а отправившихся на прогулку дворян.

   Ромашка, как и прежде, послушно поплелась за идущим впереди лакхом Млата. А я, к своему стыду, даже не заметил, насколько изменился окружающий нас мир. Стоило мне пересечь невидимую черту, проходящую под поднятой к небу перекладиной, как на месте бескрайней степи, простилавшейся до самого горизонта, вырос огромный, белокаменный город.

   - Добро пожаловать в Албис. - Похлопав меня по плечу, произнес, едущий рядом, Джергинт. - Отсюда начинается Келедон, царство Маргов. - Добавил он.

   В голове, что-то щелкнуло, я покачнулся и потерял сознание. Успев заметить, несущуюся навстречу, каменную гладь дороги.

   История, ее пишут победители. И лишь немногим дано, став частью истории, лично поведать о событиях давно минувших дней. Единицы же расскажут об увиденном беспристрастно.

   Все. Я узнал все. Но знания стоили мне очень дорого. Почти три декады пытки, наполненных всепоглощающей и всепроникающей болью - вот цена, которую мне пришлось заплатить.

   "Я стоял напротив зеркала и не узнавал себя. Там, по ту сторону стекла, стоял измученный, осунувшийся старик. Поседевшие волосы; впалые, поблекшие глаза; обострившиеся черты лица; дряблая, местами провисшая кожа. Левая рука, превратившаяся в странную, почерневшую, когтистую лапу. И ненависть вперемешку с болью плотным коконом окутывавшая мумию, смотревшую из зазеркалья."

   Я пришел в себя четыре дня назад. И этот кошмар снился мне уже третью ночь подряд и каждый раз образы становились все отчетливее и реальнее, заставляя просыпаться в холодном, липком поту и включив свет, бежать к зеркалу, чтобы убедиться, что это всего лишь сон.

   А в тот день, когда я, наконец, пришел в себя, я ненавидел. Ненавидел дико, беззаветно и безотчетно. Ненавидел всех и вся. Эльфов - за их невероятную гордыню и себялюбие. Маргов - за магию и цивилизованность. Творца Тагата - за глупость и трусость. Высших - за нежелание вмешиваться. Химер - за их существование.

   И холодный, безвкусный, вязкий страх проникал все глубже и глубже. Безысходность оплетала мысли, а темная, дурно пахнущая и безумная ярость, высасывала все доброе и светлое, так любимое простыми обывателями. Но я не сломался. Выдержал. Силясь подавить те чувства, которые возникают при осознании своей беспомощности, я ощутил, как из глубин сознания возникло когтистое и зубастое нечто, оскалившееся на одолевающий меня хаос. Прогнавшее, на закоулки сознания и отгородившее каменной стеной, оплавленной огненным дыханием зверя, весь ужас, пришедший ко мне из полученных от Ноктинеи знаний.

   Я изменился. Как меняется человек узнавший, что за сотни, тысячи километров умерли родные ему люди. Как меняется человек, мчащийся на машине без тормозов и видящий перед собой пропасть. Как меняется смертник идущий на плаху.

   Мелорин - колыбель богов. Огромный, почти сплошь покрытый лесами, шар единственными разумными, обитателями которого были эльфы.

   Эльфы, достигшие в своем лицемерии высот шизофрении. Воспевающие честь и отвагу, тут же подмешивающие гостю, посмевшему не восхититься красотой их дома, яд в подаваемый с улыбкой нектар.

   Эльфы, живущие семьями-кланами и готовые, на словах, рвать глотку за каждую пядь земли, принадлежащей роду, а на деле слишком боящиеся потерять вечность. И потому плетущие интриги и заговоры, любящие лишь себя и ненавидящие всех остальных.

   Так было долго, а возможно всегда. До тех пор пока Высшие не принесли в колыбель Тагата - бога, творца. Хотя, творца - да, а бога ли? Наверное нет.

   Здесь, в Мелорине, творцы взрослели, наблюдая за сотворенными их предшественниками мирами. Учились Быть и обретали так необходимую любому создателю ответственность. Но Тагат оказался взбалмошным, впечатлительным и капризным ребенком. Ему стало скучно.

   И тогда, из Орбиса, мира с высокоразвитой техномагической цивилизацией Маргов, он перенес в Мелорин город, со всем его населением в пять тысяч человек.

   Хейрим, попавший в мир лесов, подобно капле масла упавшей на воду, стал расползаться, проникая все дальше и дальше в леса. И тогда, отвыкшие от войн и жестокости марги, пустили в дом зверя с остроконечными ушами и доброй, заискивающей улыбкой.

   А сотню лет спустя началась первая война. Преданные и оплеванные добрыми, непорочными созданиями, марги, с трудом отбили удар, объединенной под железной рукой Фелориона, стотысячной армии.

   Потери были чудовищны. Из пяти с небольшим тысяч, выжили не более семи сотен. Армия эльфов была стерта в пыль, не виданным в Мелорине оружием. Леса горели, унося все больше и больше жизней перворожденных, оставляя после себя выжженную, безжизненную землю на многие сотни километров вокруг Хейрима.

   На что способны семь сотен преданных, не знавших ужасов войны магов? Ученых, учителей, врачей и просто детей. Как оказалось, на многое.

   Пылая ненавистью и жаждой отмщения за погибших, марги перешагнули черту, отделяющую их от творцов. Использовав все свои знания и возможности они создали Мериотов - воинов, достаточно сильных и бесстрашных, чтобы противостоять предателям. Но творец на то и творец. Создавая мир и существ его населяющих, он растворяется в своих творениях, отдавая им божественную искру тем самым наделяя душой и давая возможность быть творцами им самим.

   Мериоты же были бездушны.

   Шло время - эльфы собирали армию, а марги и мериоты ковали свое государство. Браки между маргами женщинами и мериотами мужчинами стали нормой общества, но короткая жизнь мужей и детей приводила в отчаяние жен и матерей. И тогда, был найден выход. Пять сотен женщин, в одно мгновенье, на главной площади Хейрима, лишили себя жизни, отдавая божественную искру своим детям.

   И пришел день, когда десять тысяч воинов, вооруженных лучшим на Мелорине оружием, ушли в поход. Так началась вторая и последняя война эльфов и маргов в мире лесов.

   Когда противник осознал, что на этот раз люди не остановятся, было поздно. Спешно собранные армии стирались в пыль. И не было жалости у детей лишившихся матерей и мужей, лишившихся жен. Армия обреченных - так называли себя потомки маргов и мериотов, не брала города, не гонялась по лесам за беглецами. Оружие, названное, с подачи его создателя, "Гневом Хейрима" стирало с лица обезображенной планеты все живое, взвиваясь к небесам грибовидными облаками, убивая огнем, ветром и дыханием.