"Откуда тут взялись степняки? — подумал атт-Кадир. — Почему мы утром их не заметили? Долина просматривается на много лиг. Но самое главное — что они здесь делают?"

Кэрис из Калланмора, стараясь передвигаться как можно тише, отошел в сторону и спрятался за каменными столбами. Однако вельх не терял из виду людей, нежданно оказавшихся в призрачной пещере. Изредка Кэрис оглядывался и весело подмигивал почти парализованному Фарру, но с лица вельха не сходило настороженное выражение.

Свет постепенно начал разгораться, давая новым гостям возможность как следует осмотреть самоцветный грот.

Драйбен изрядно удивился, когда понял, что на сей раз никто не собирается пугать ни его самого, ни мергейтов, которых он вел к Логову. Если раньше на подходах к черной двурогой скале от подножия которой начиналась Тропа, человека охватывал неизвестно откуда возникающий страх (Драйбен предполагал, что таким образом Оно отпугивает непрошеных визитеров), то сейчас отряд хагана Степи добрался до основания мрачной каменной твердыни без каких-либо трудностей. Люди вели себя спокойно, Гурцат, наконец-то выехавший в голову отряда, заинтересованно разглядывал окрестности, и даже лошади не беспокоились.

Кстати, о лошадях. Разъезд из нескольких нукеров, на всем протяжении пути державшийся впереди, дабы разведывать и осматривать дорогу, наткнулся на пятерых невысоких степных коньков, стреноженных и мирно пасущихся в стороне от горы с двумя вершинами, и свежее кострище. Людей нукеры не заметили, хотя тщательно обшарили близлежащие скалы, на которые мог подняться человек в попытке спрятаться. Пятно костра остыло, но под слоем пепла и черных угольков еще теплились последние искры. Значит, неизвестные покинули стоянку ранним утром и ушли. Только куда? Драйбен, вместе с Менгу осмотревший чужой маленький лагерь, подозревал, что на Тропу.

"Новые охотники за силой волшебства? — оторопело подумал нардарец. Откуда? Лошади мергейтские, но это вовсе ничего не значит — степной конек пройдет по горам куда резвее, нежели благородные скакуны саккаремской или нарлакской породы. Если они там, внутри, то нам угрожает новая опасность вряд ли человек добровольно расстанется с найденными в пещере сокровищами. Но, с другой стороны, охрана Гурцата насчитывает сотню опытных воинов, а незнакомцев всего пятеро, если считать по количеству лошадей".

Быстро наступала ночь. Драйбен нерешительно заикнулся, что стоило бы дождаться утра и только после восхода отправляться в Логово, но Гурцат, поморщившись, ответил:

— Три седмицы тяжелой дороги должны быть вознаграждены. Я оставил свое войско не для того, чтобы терять время, топчась у дверей, ведущих в легенду.

Менгу приказал своим вставать лагерем и выбрал пятерых самых искусных в сабельном бою нукеров для личной охраны господина. Вести маленький отряд предстояло, естественно, Драйбену. Хаган уступил настойчивым просьбам своей любимой жены и разрешил Илдиджинь сопровождать его. Шаману Саийгину, опасливо озиравшемуся, бледному и вздрагивавшему при любом шорохе, надлежало пребывать рядом с хаганом только потому, что он — шаман.

"Старый проныра Саийгин явно что-то чувствует, — подумал Драйбен, наблюдая за пожилым мергейтом. — Однако молчит. Значит, не в состоянии понять, что за подозрения его гложут".

Непонятно, по каким соображениям Менгу решил прихватить с собой молодого саккаремца Бе-рикея — раба и телохранителя, давшего клятву оберегать хозяина от любых опасностей. Драйбен краем уха слышал, как Фейран, которая, в отличие от большинства людей охранной сотни хагана, едва не теряла сознание от ужаса, просила хозяина не оставлять ее одну, однако Менгу отказал. К чему тащить женщину в полную опасностей незнаемую пещеру, находящуюся вдобавок за кругом этого мира? Незачем ссылаться на госпожу Илдиджинь — степные женщины куда выдержаннее и смелее саккаремок, тем более что жена хагана, в отличие от Фейран, сможет постоять за себя не хуже любого мужчины. Илдиджинь прекрасно обращается с саблей, луком и плетью-камчой, способной в умелых руках стать оружием по-грознее клинка.

Вместо Менгу Гурцат оставил командовать отрядом своего приближенного тургауда Техьела Плешивого, наказав ждать три полных дня. Гурцат помнил объяснения Драйбена столь же хорошо, как и сказки своего народа. В преданиях человека, уходящего навстречу неведомой опасности, соратники всегда ожидают три дня и три ночи. Если Гурцат и никто из его людей не вернется, Техьел может смело возвращаться на полдень и сообщить эту весть войску. Дальше туменчи пусть решают сами.

Под зачарованными взглядами Непобедимых Драйбен первым подошел к стене в том месте, где лежали два валуна, и бесстрашно шагнул прямо в камень, исчезнув в его черной плоти. Спустя мгновение нардарец вернулся обратно из Ничего и громко сказал:

— Тропа на месте, никуда не подевалась. Иди за мной, хаган.

Гурцат неуверенно потрогал поверхность скалы, покачал головой, когда увидел, как его ладонь беспрепятственно погрузилась в казавшийся непреодолимым монолит, едва заметно усмехнулся и, не оборачиваясь, вошел в тело скалы. Сразу за Гурцатом из мира людей исчез зажмуривший от восторженного ужаса глаза Менгу (волшебство! Настоящее волшебство!), осторожно двинулась вперед хмурая Илдиджинь, шаман, беспрестанно бормочущий какие-то заклятия, и, наконец, остальные.

— Это и есть Тропа? — спросил хаган у Драйбена, не без удивления рассматривая непонятный мир, в котором светило тусклое лиловое солнце, окрашивая лица людей в неприятный синюшный цвет, и росли черные цветы. Самые яркие краски принадлежали не зеленоватому небу или мрачным скалам, а дороге желтые плитки в шесть углов, плотно пригнанные друг к другу и слабо светящиеся.

— Какое все чужое… — протянула жена хагана, но все-таки присела и сорвала цветок. Черный бутончик тотчас рассыпался в пальцах Илдиджинь в прах, а на месте голого стебелька возник новый венок из лепестков.

— Идем, — бросил Гурцат и посмотрел на Драйбена. — Здесь не страшно. Ты врал, говоря, будто нас станут пугать.

— Сейчас не пугают, — пожал плечами нардарец. — А за поворотом, может быть, мы наткнемся на такое чудовище, что даже у самого смелого остановится сердце.

Впереди шли пятеро нукеров, за ними Драйбен, потом Гурцат и Илдиджинь. Спину повелителя прикрывали Менгу с Берикеем, а позади всех тащился шаман, постоянно сплевывавший и злобно посматривавший на поднимавшиеся за пропастью горы. Саийгин понимал, что бесполезно взывать к Заоблачным — в этом мире не было богов, с которыми мог бы говорить шаман мергейтов. Здесь жил только один бог. Очень древний и опасный. Саийгину с самого начала не нравилась затея хагана, однако владыка Степи не желал ничего слушать.

Когда Драйбен около года назад впервые ступил на Тропу, ему пришлось собрать в кулак все свое мужество для того, чтобы преодолеть жалкие полторы тысячи шагов от входа до пещеры. Во время его прошлого посещения дорога выглядела совсем по-другому: шла не под уклон, а вверх, более прихотливо изгибалась; плитки, покрывающие грунт, имели форму квадратов, и вовсе не желтых, а зеленовато-синих. Тогда Драйбену встретились самые невероятные твари, наиболее жуткой из которых оказалось чудовище, которого он так боялся в детстве, — огромный клыкастый вурдалак, по деревенским преданиям, живший на заброшенном кладбище неподалеку от замка Кешт. Когда маленький эрл вел себя плохо, нянька обычно грозила, что ночью явится чудовище и заберет его к себе в склеп…

Тропа действительно менялась раз от раза. Сегодня Хозяин не стал выпускать на дорогу чудовищ, призраков или бестелесных летучих теней, и путь к его жилищу больше напоминал ухоженный тракт в Нарлаке. Тамошний кениг прославился своей фразой о том, что величие страны доказывается хорошими дорогами. Вот и мостили в полуночной империи тракты меж городами каменными плитами или, на худой конец, кирпичом…

Пещера встретила гостей тишиной, но Менгу почему-то насторожился мергейту показалось, будто он услышал отзвук человеческой речи. Впрочем, нукеры, отлично знающие свое дело, быстро и тщательно обыскали большой зал с висящими на потолке сосульками и не нашли ни одной живой души. Единственно, их заинтересовало серое каменное изваяние, похожее очертанием на присевшего у стены человека в халате, невысоком тюрбане и сапогах, но позванный степняками Драйбен, критически глянув на находку, успокоил: мол, ничего страшного, игра природы. Да, смахивает на человека, но ничего больше.