— Вчера здесь ничего подобного не было, клянусь! — ошарашенно проговорил Кэрис. — Пещера как пещера, самоцветы, сталактиты… Великие боги, да что происходит? Ясур, можешь радоваться — теперь и мне что-то страшновато.
Звуки лились, отражаясь от округлого свода, мечась среди колонн и постепенно нарастая. Фарр, раздираемый одновременно боязнью и любопытством, первым подался вперед.
— Прячься за колоннами! — шикнул Кэрис. — Пока здесь только распевают. А вот дальнейшее — неизвестно!
Вельх, ухватив своими крепкими пальцами Фарра за плечо, буквально затянул мальчишку за толстый каменный столб, шепотом окликнул Ясу-ра и медленно пошел вперед, к трону.
Оставаясь по-прежнему незамеченными, они подобрались ближе, на расстояние не больше тридцати шагов, и, осторожно выглядывая из-за колонн, всмотрелись. Незамысловатая, однако почему-то тревожившая мелодия, казалось, доносилась с высоты и из стен, а перед троном стоял еще один человек, сжимавший в руках арфу из светлого дерева, слегка касаясь пальцами звенящих струн. Теперь незваные гости могли без помех разглядывать удивительных обитателей пещеры.
Занимавший каменное возвышение был длинноволос, с большими темными глазами, острым подбородком и серебристой серьгой в одном ухе. Просторное, ниспадающее ровными складками одеяние, черное с багрово-алым, никаких украшений на запястьях или шее, тяжелый, властный взгляд… Упрямо наклонившего голову арфиста облекала ярко-голубая, цвета весеннего неба хламида, перепоясанная узким ремнем, на котором висел меч. Соломенные волосы золотистыми струями укрывали плечи, и во всех уголках зала отдавался хрипловатый, невероятно красивый, берущий за душу голос:
…Плющом увился арбалет,
Сменили струны тетиву,
Убелит хмель кровавый след,
Проклятье сменит песни звук…
Его перебили. Раздался низкий, чуть насмешливый, завораживающий голос человека в черном:
Жалкое подобье первых замыслов Творца,
Что ты можешь сделать для желанного конца?
Песню Сотворения уже не изменить,
Слишком далеко и слишком страшно вьется нить!
Вижу: потеряете вы все, что вам дано,
Бремя горькой памяти — по силам ли оно?
— Они не просто поют, они беседуют! — шепнул Фарр. — Кэрис, если ты долго жил в Саккареме, то наверняка слышал о подобном. Муалакка, песенный поединок! У светлейших эмайров и даже во дворце самого шада победа в турнире певцов считается более почетной, нежели в единоборстве рыцарей.
— Я знаю, — почти беззвучно ответил вельх. — Не мешай. И не забудь — это не Саккарем… Великие боги, конечно же, мне рассказывали, я помню… Только как давно и как далеко это творилось… Видение древних и чужих времен — вот что перед нами!
"Помнит? Кэрис помнит? — смутно подумал Фарр. — Ему не больше двадцати пяти лет, а он толкует о каких-то древних временах!"
Сражение продолжалось. Человек с арфой, резко тряхнув вьющимися локонами, с вызовом ответил своему противнику:
Где нет забвенья — там по камню вьются руны
И струны лиры молчат о власти лет.
За мною юность незапятнанного мира
Встала, как рассвет. Забвенья нет,
А память стала силой, что хранит от бед.
Она жива, и взгляд не замутнен,
А морок и наветы сгинули, как сон.
Таков закон!..
Фарр плохо запомнил остальное, но с последним восклицанием призрачного создания, восседающего в каменном кресле: "Тьма победит, и с тьмою — я!" свет действительно на одно мгновение погас, а когда появился вновь, Фарр вскрикнул и едва не упал в обморок.
Роскошный зал с черным троном сменился горной пещерой со свисающими с потолка каменными сосульками и пустотой.
Глава двенадцатая. Решение хагана
Только здесь, в мрачной пещере, Фарр до конца осознал, насколько чуждо все окружающее привычному миру. Пускай снаружи, за стенами, бродили призрачные чудовища, выбивались из-под камней цветы и травы удивительных окрасок, висели в поднебесье две луны, а лучи солнца имели холодный лиловый оттенок, но… На Тропе осязались запахи, рука ощущала холод и шероховатость камня, и на пальце, случайно задевшем шип растения, появлялась капелька крови.
Пещера отличалась от Тропы, как ночь от дня. Оказавшийся внутри человек терял любое представление о привычных свойствах вещей. Здесь ничем не пахло, сталактиты на ощупь были не теплыми, не холодными, а какими-то неестественными: складывалось впечатление, будто каменные сосульки развешаны для украшения. Они не выглядели созданием самих гор.
— Интересные дела. — Кэрис подергал Фарра за рукав. Голос вельха звучал приглушенно — после исчезновения призраков, чьи песни заставляли дрожать камни, стены и потолок перестали отзываться эхом на любое самое громкое слово. — Если здесь кто-то живет, то он почти не имеет представления о том, как должна выглядеть самая обычная пещера. Я еще вчера это заметил.
— Не вижу ничего особенного, — угрюмо буркнул в ответ Ясур.
— Наверное, потому, что никогда не бывал в горах, — парировал Кэрис. Природа не терпит симметрии и единообразия. Зал мне видится слишком уж правильным. Посмотрите — слева группа сталактитов, целых пять штук. Справа такая же. Один к одному, одинаковый цвет, размер, самые мелкие впадинки и выпуклости… Самоцветы лежат кучами. Ничего подобного не случается даже в самых богатых копях. Драгоценный камень нужно долго искать, потом очищать от примесей и наростов обычной породы. Сейчас покажу…
Вельх шагнул к стене зала и ткнул пальцем в группу слегка светящихся камней, больше напоминавшую огромный зеленый цветок. Фарр с интересом следил за Кэрисом, вытянувшим из ножен кинжал и ковырявшим острием камень размером с персик.
— Великолепно сделано, — сказал он, протягивая добычу Фарру. — Я точно могу определить, что перед нами одна из разновидностей изумруда. Ты когда-нибудь видел необработанный изумруд? Нет? Это серовато-зеленый грязный камушек, заметить который среди прочих камней может только очень опытный глаз. А тут — неси к ювелиру и продавай! Очищен, отшлифован, огранен… Между прочим, за изумруд таких размеров мы бы с легкостью обзавелись в Мельсине не самым плохим дворцом полусотней рабов, фруктовым садом и еще на пиво осталось бы.
— За такой изумруд, — со смешком заметил Ясур, — ты бы ничего не купил. Тебя зарезали бы первой же ночью, камень забрали, а потом распилили на полтора десятка более мелких.
— Поразительное знание жизни, — ядовито проворчал Кэрис и с размаху швырнул зеленый кристалл в стену. Брызнули сверкающие осколки. Вельх почесал в затылке, сказав: — Действительно, настоящий. Любой камень, родственный алмазу, удивительно хрупок. Фарр, ты быстро соображаешь, поэтому помоги мне правильно выразить мысль. Как объяснить такую странную обстановку?
— Если, — осторожно начал Фарр, — снаружи мы видели тьму-тьмущую чудовищ из сказок, значит, и пещера тоже сказочная…
— Верно! — вскричал вельх и похлопал атт-Кадира по плечу. — Вспоминаем легенды. Скажем, всем известные истории про эмайра Сааб-Бийяра. Стоит знаменитому путешественнику угодить в пещеру, его взору тут же предстает огромный зал с непременными сталактитами, алмазы гроздьями и рубины россыпью. Каков вывод? А, Фарр? Ну? Я на тебя надеюсь.
— Тот, кто все это создал, — Фарр обвел рукой помещение, — очень смутно представляет себе, как по-настоящему устроен наш мир. Он разбирается в сказках, однако смешивает их. Вельхского пса невозможно встретить в легендах саккаремдев или мономатанцев хотя бы потому, что мы и чернокожие ничего о нем не знаем! В сказках такие пещеры обычно являются местом жительства какого-нибудь чудовища, хранителя сокровищ и повелителя гор. Существа, не любящего людей, зловредного и очень опасного…
