— Где ты был, Флетчер? Где ты был? Почему оставил меня одну?

Флетчер прикрыл глаза. Он ей ничего не говорил и не собирался этого делать. Он хотел все начать сначала, с чистой страницы, как тогда, когда они встретились в первый раз. Чар приняла его возвращение так естественно, не задавала никаких вопросов. Он никогда еще не был так счастлив, если не считать нескольких первых незабываемых дней их близости. А теперь ей нужно было знать, где он нашел успокоение после их ссоры.

— Я летал в Париж, Чар. Я был у Пилар.

Флетчер по ее голосу догадался, что она улыбается.

— Замечательно, — сказала Чар и крепче прижалась к его груди.

— Ты не сердишься?

— Я сама бы хотела оказаться там, — мечтательно произнесла Чар и чуть было не добавила: если бы не была так занята. Но она вовремя прикусила язык и прильнула к Флетчеру. — И Пилар объяснила тебе, что я — неразумный ребенок, которого нужно посадить на колени и гладить по головке?

— Вовсе нет. Она открыла мне глаза на кое-что другое. В частности, мы много говорили о той суете в твоей жизни, которая доставляла мне столько огорчений.

— Это вовсе не суета, — возразила Чар, поднимая голову и с улыбкой глядя на него. Она давно уже не слышала в его тоне насмешливых интонаций.

— Конечно. Все правильно. Это не суета, это твой замечательный, всепобеждающий успех. Пилар убеждала меня, что я не должен мешать твоей увлеченности работой. Она считает, что должно пройти время, пока ты найдешь свое место в этом блестящем мире денег и власти…

— Ну? — Перебирая пальцами складочки на белоснежной рубашке Флетчера, Чар ждала, когда он закончит фразу, оборванную на полуслове.

— И еще она считает, что я должен укротить свою ревность.

У Чар перехватило дыхание. Она была поражена неожиданной исповедью Флетчера. Она хотела знать все, что он чувствовал, но по некоторым причинам сдержалась и не стала его расспрашивать. От сознания, что Флетчер не винит ее в их размолвке, Чар стало легче.

— И ты поступил, как она советовала?

— Конечно, я так и сделал, — ответил Флетчер, — но я ведь тоже не святой, Чар. Я не расстался с состоянием, которое заработал много лет назад, хотя у меня и было желание сделать крупные пожертвования различным благотворительным фондам. Некоторые могли бы сказать, что я сижу на денежном мешке. Но мне нравится жизнь, полная неожиданностей. Я покинул общество, потому что хотел сохранить свое «я», когда успех затмевает в жизни все человеческое, разрушает мою личность. Я должен был уйти от бремени собственного успеха. Я хотел…

— Ах, вот вы где, мои дорогие! Два самых почетных гостя! — Улыбающаяся Марджи Хадсон заглянула в открытую дверь библиотеки. Она раскраснелась от выпитого вина, и Марджи это очень шло. Даже издали Флетчер видел, как сияют ее голубые глаза. — Пошли. Ведь это вечер в твою честь, Чар. Все спрашивают, где ты. Флетчер, некоторые дамы мечтают побеседовать с вами. Им так понравились их собственные изображения на фотографиях из вашей статьи! Думаю, они хотели бы узнать, нельзя ли получить эти снимки на память. Когда у вас в руках фотокамера, вы неотразимы! Ну, пора присоединиться к обществу. Я не буду знать, что ответить гостям.

— Мы придем через минуту, Марджи, — сказал Флетчер, но Чар уже поднялась.

— Мы уже идем, — заторопилась она и, обернувшись к Флетчеру, сказала: — Марджи права. Все это устраивалось для меня. Я должна идти. Сейчас не время прятаться от моих самых надежных покупателей. Пойдем, Флетчер. Поправь галстук, и пойдем веселиться со всеми.

Улыбнувшись, Чар взяла хозяйку под руку и бросила через плечо:

— Ты скоро?

Он грустно покачал головой, наблюдая, как она уходит, чтобы наслаждаться обожанием публики. Все эти женщины, которые сейчас клялись ей в дружбе и рассыпались в комплиментах, едва узнавали Чар, пока не пробил час ее успеха. Флетчеру стало грустно. Она даже не посмотрела, идет ли он следом.

— А ведь ты ошибалась, Пилар. Это она изменилась, она, а не я, — пробормотал Флетчер.

И, подняв стакан с остатками бренди, он молча провозгласил тост за своих более удачливых соперников — за положение в обществе, за власть и, конечно, за богатство. Он уже был готов признать свое поражение.

Прижав к уху телефонную трубку, Чар медленно прохаживалась по балкону. Прислушиваясь к гудкам, она не могла оторвать глаз от захватывающего зрелища — восхода солнца. Внизу, вдоль кромки океана какой-то мужчина совершал утреннюю пробежку, низко над водой с редкими криками проносились чайки. Иногда они опускались на воду и покачивались на волнах. Вода была такой синей, голубое небо просвечивало сквозь прозрачные белые облачка. Даже на рассвете чувствовалось, что день будет жарким. Прекрасная увертюра в преддверии июня. Хороший день сулил Чар прекрасное настроение.

— Bonjour. Boutique Pilar.

Чар остановилась и, улыбаясь, поздоровалась с подругой, с которой ее разделял океан.

— Привет, Пилар.

— А, Чар, — воскликнула та, чувствуя, что слезы подступают к горлу, так взволновал ее голос подруги, — мы так давно не разговаривали. Ты получала мои сообщения?

— Конечно, получала, но у меня абсолютно не было времени тебе позвонить. Ты должна меня простить, я очень тебя об этом прошу.

— Конечно, я так рада тебя слышать. Так счастлива, Чар, ты просто не представляешь.

Чар нахмурилась.

— Пилар, у тебя все в порядке? Ты разговариваешь как-то странно.

— Нет… Да. Я говорю, да. Потихоньку. У меня возникли некоторые трудности, Чар, и я ждала твоего звонка. Думала, ты сможешь мне помочь, — сказала Пилар упавшим голосом, и Чар испугалась. Подруга в любой ситуации вела себя спокойно и мужественно.

— Конечно, Пилар, все что угодно. Почему ты не попросила передать, что тебе необходимо срочно связаться со мной?

Чар явственно представила, как взлетает изящная рука подруги, отмахиваясь от забот. В трубке опять раздался ее голос.

— Но это только скоро возникла такая необходимость. Ой, я хотела сказать, недавно. Прости. Иногда я забываю нужные слова.

— Оставь в покое слова. Объясни, что происходит, — перебила ее Чар, облокотившись о перила балкона в квартире Флетчера. Она смотрела на океан, но думала только о Пилар, о том, что с ней случилось. — Ты заболела? Может быть, тебя кто-нибудь обидел?

— Нет… Да. Что-то в этом роде. Я не больна. Мое тело в порядке, но душа… Ваше решил, что я не должна была открывать свой магазин. Он заставил почти всех поставщиков отказать мне. Только несколько человек работают со мной. Они — не кутюрье, просто хорошие художники-модельеры. Так что клиентура теперь несколько изменилась. Да и продавать почти нечего. Я боюсь, что не вынесу этого. Мой контракт с Ваше закончен, он мне больше ничего не платит, а сбережения… — Пилар так долго молчала, что Чар смогла представить в воображении всю картину происходившего.

— Хорошо, ни о чем не беспокойся, — быстро ответила Чар, лихорадочно перебирая различные варианты в поисках выхода из сложившейся ситуации. — Ваше — не Бог, ты это прекрасно знаешь. Тебе нужны деньги? Я могу прислать тебе, сколько надо. — Эта женщина была не просто ее подругой. Она положила начало успеху самой Чар, которая сейчас даже залилась краской стыда, что сразу же не перезвонила в Париж и не узнала, что с Пилар. Ведь она никогда бы не стала беспокоить Чар по пустякам.

— Дорогая, ты очень добра, — с облегчением засмеялась Пилар на другом конце провода. — Нет, мне не нужны деньги. Кому я буду их платить, если Ваше всем запретил поставлять мне товар? Если бы ты могла прислать мне свою новую коллекцию… Сейчас я не могу заплатить, но с удовольствием взяла бы твои вещи на комиссионную продажу. Я знаю, это стоит больших денег, Чар, но если бы ты могла…

— Не беспокойся ни о чем, — перебила подругу Чар. Ей была невыносима мысль, что Пилар приходилось просить. Будь проклят этот Ваше! Будь проклят каждый, кто обидит Пилар! — Я прямо сейчас позвоню на фабрику. Какие размеры тебе прислать?