Бекки изумленно смотрела на него. Горькая, душащая ненависть схватила ее за горло.

Как посмел он сюда явиться?! Как посмел вторгнуться в ее дом, в ее святилище?!

Волосы его растрепал ветер, лицо было красно. На нем не было шляпы, но плащ он снять не успел.

— Бекки. Слава Богу, я нашел тебя! Слава Богу, ты здесь!

Она с трудом собралась, чтобы обрести дар речи, а когда заговорила, голос ее прозвучал низко и твердо. И очень решительно.

— Убирайся.

Джек покачал головой:

— Дай объяснить тебе…

— Я не стану тебя слушать. Никогда больше. — Джек сделал шаг к ней, но она стояла не шелохнувшись. — Убирайся. Прочь!

— Пожалуйста, Бекки. — Он говорил тихо и глухо. Он умолял. — Мне так много нужно объяснить тебе…

Он был опасен. Способен причинить ей серьезный вред. Гораздо более серьезный, чем причинил Уильям.

Пальцы ее зашевелились в поисках орудия защиты. И вдруг она нашла его. В кармане фартука, прямо под рукой. Быстро нырнув в карман, она выхватила пистолет.

— Убирайся вон из моего дома, — проговорила она с тихой угрозой и медленно подняла руку. Пальцы плотно обхватывали инкрустированную серебром рукоять, направляя дуло прямо ему в грудь.

Джек смотрел широко раскрытыми изумленными глазами.

— Ради всего святого, прекрати эти глупости и давай поговорим!

— Нет.

— Ты не застрелишь меня.

— О, ты ошибаешься! Застрелю.

Он ведь не знал, что она сделала тогда. Какова была ее роль в смерти Уильяма. Все думали, что его убили разбойники. И лишь немногим было известно, что на самом деле его застрелил Гарретт. И лишь двое на всем белом свете — Кейт и Гарретт — знали, что сделала в тот день со своим мужем сама она, Бекки.

— Это ты предупредил в ту ночь Гарретта, что мы будем вместе в гостинице. Ты нарочно подстроил, чтобы он нас нашел. Хотел, чтобы весь свет узнал об этом, и все спланировал. Ты просто принудил меня выйти за тебя замуж.

— Постой, Бекки. — Голос Джека звучал тихо и соблазнительно. Именно этот голос чуть не заставил ее отдаться ему безвозвратно. Принудил отдать ему свое тело… и свою любовь, будь она проклята! Но ему не получить ее в жены и не добраться до ее денег. Никогда.

Джек протянул к ней руку:

— Дорогая, опусти пистолет. Я так виноват… Я могу объяснить… Я же знаю, ты не хочешь этого.

Она защищала от Уильяма своего брата. Она защищала Кейт. Теперь она должна защитить себя. Подняв большой палец, она опустила его и с резким щелчком взвела курок. Рука ее ничуть не дрожала.

— Ты даже не представляешь, на что я способна.

— Бекки, пожалуйста…

— Не шевелись.

Он замер.

С минуту они стояли друг против друга молча, потом она сказала:

— Повторяю тебе еще раз: убирайся из моего дома.

Он покачал головой:

— Я люблю тебя, Бекки. Больше всех на свете. Люблю тебя.

Что-то всколыхнулось у нее внутри, руки задрожали, но она подавила волнение и снова решительно сжала оружие. Он лжет. Как лгал ей с самого начала, так же лжет и теперь.

— Я не оставлю тебя. Ты меня тоже любишь. Я знаю, любишь. Я видел это в твоих глазах, чувствовал в твоих прикосновениях. Ты не сможешь меня убить.

Медленно, словно во сне, он шагнул к ней. В голове у Бекки зазвенели тревожные колокола. «Спасайся, Бекки!» Джек ступил ближе. Он был уже совсем рядом, уже протягивал к ней руки. Она крепче сжала пистолет и сильно нажала на спусковой крючок.

В маленькой комнате грохнул выстрел. Она не заметила, как зазвенело оконное стекло, как ударила в ладонь отдача. Боль пронзила ее сломанную руку, настолько сильная боль, что она сделала шаг назад.

Джек изумленно открыл рот, неловко отступая прочь и глядя на себя. Из дыры на его плаще показалась кровь. Колени подкосились, он медленно осел, а потом с грохотом рухнул на пол.

Боже правый! В груди у него полыхало. Джек видел над собой только низкий закопченный потолок. И не было ничего, кроме невероятно сильной боли и крови. Его словно жгло адским пламенем, а кровь… Было так много крови… Алой, пульсирующей. Его крови.

Глаза у него были полны жгучими слезами. Он хватал воздух ртом, не в силах дышать. Так что же, она прострелила ему сердце? Или легкие?

Ее темные волосы появились перед его взором, потом — прекрасный бледный овал лица, все еще сохранявшего жесткое и непреклонное выражение.

Милая, любимая Бекки.

Она выстрелила в него. Джек не мог и представить, что она на такое способна. Но смертельная боль жгла его изнутри и, Боже, как же больно было дышать!

Он заслужил это. Он обманул ее. Хотел принудить ее к этому фальшивому браку, а потом украсть ее деньги. В таких намерениях мало чести. Только ложь, обман. Веки его затрепетали, после чего, болезненно вздохнув, Джек закрыл глаза.

Вот так-то лучше. Теперь он умрет, и она станет свободна от него. Она и правда заслуживает лучшей доли. Потому что, видит Бог, останься он в живых, он бы не отпустил ее.

— Дайте чистые простыни и горячую воду, — произнес кто-то. Милый мелодичный голос, который он так полюбил. Голос Бекки. Наверное, он умрет, мечтая о нем. Наверное, и там будет вечно его слышать. Это будет божественно.

Бекки продолжала холодно, но для Джека это было слаще ангельского пения:

— И те щипцы с кухни. Вымойте хорошенько и принесите мне.

О Боже! Кто-то потрогал его рану. Боль пронзила все тело, Джек слабо застонал. Но мышцы его бессильно обмякли и он не мог сопротивляться. Он мог только лежать тут — наверное, прямо на полу — как тряпка, пока они его терзают.

Пальцы нырнули в рану, Джек взвыл от боли. Его будто разрывали на части. Как в пыточной камере… как будто его потрошит палач. Джеку казалось, что он умирает.

Он с нетерпением ждал смерти. В аду не будет такой боли. Разве может быть хуже?

Он судорожно корчился, но двигаться мешали не только отказавшие мышцы — крепкие руки удерживали его на месте. И он мог лишь покориться.

Становилось все хуже, все больнее, пока наконец каждый нерв в его теле не закричал от ужасной муки. Но потом мало-помалу боль стала утихать. Все тише, тише, пока не стала туманной, как сон.

Потом и все остальное медленно угасло. Джек раскрыл объятия черноте.

— Кажется, он потерял сознание, — объявил Сэм.

«Ты выстрелила в Джека. Ты выстрелила в человека, которого любишь».

Она не хотела ранить его — хотела только, чтобы он ушел отсюда. Если же он умрет, она не переживет этого.

Ее рассудительная голова гнала такие мысли, Бекки старалась одержать над ними верх. Этот мужчина ничего для нее не значит. Он лжец, такой же искусный, каким был Уильям. Нельзя примешивать сюда чувства. Чувства — это нелогично.

Но не могла же она дать ему истечь кровью.

— Отлично, — резко отозвалась Бекки. — Пока он без сознания, будет легче.

Она провела пальцами по его плечу и не нашла выходного отверстия. Значит, пуля где-то застряла. Уложив его снова на пол, Бекки с минуту осматривала сочащуюся рану. Потом разорвала на нем плащ и рубаху, быстро вымыла руки горячей водой, которую принес мистер Дженнингс, и, найдя пулевое отверстие, нащупала гладкую округлую поверхность пули. Поняв, что пулю окружают осколки кости, Бекки скрипнула зубами.

— Дайте щипцы, пожалуйста, миссис Дженнингс. — Старушка как раз поспешно вбегала в комнату со щипцами в руках.

Рот у нее был открыт от удивления, но она немедленно повиновалась приказанию хозяйки. Бекки окунула щипцы в горячую воду, тщательно вытерла их и убедилась, что на них нет никакой грязи или следов от полотенца. Только после этого она направила щипцы туда, где только что нащупала пулю. Хорошенько ухватив ее, выдернула наружу и бросила на пол. Кусочек металла стукнул по деревянной доске, покрутился на месте, а потом замер, угнездившись в центре сучка.

Все долго смотрели на окровавленную пулю. Бекки вздохнула и опять взялась за щипцы. Осторожно погружая их в рану, она вытащила один за другим осколки кости, которые обнаружила ранее. Заодно извлекла круглый кусочек ткани и несколько шерстяных волокон — обрывки одежды, которые пуля утянула за собой в рану.