— Клянешься? — Снова обернувшись к Джеку, она увидела в его глазах только это обещание.

— Клянусь, — повторил он. И его губы снова приблизились — сладкие и теплые. Это нежное прикосновение пронизало ее насквозь, расслабляя мускулы и смягчая внутреннее сопротивление.

— Выходи за меня замуж, — прошептал он ей в губы.

— О нет, — ответила она, вздрогнула и замерла. — Джек… Я…

Он обнял ее за плечи. Она уже не вырывалась.

— Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали столь бесповоротно.

«Дай ему шанс», — сказала Кейт и была права. Будет ужасно нелепо, если не сказать глупо, отказать Джеку только из опасения, что он второй Уильям.

— Ты должен дать мне время.

Его пальцы едва дрогнули на ее плечах, но она ощутила это.

— Я хочу тебя, Бекки. Сейчас.

— Я не готова.

Резко, с отчаянием выдохнув, он отступил, запустил пальцы в копну своих темных, тонкими прядями выгоревших на солнце волос.

— Но тем не менее я собираюсь убедить тебя. Ты боишься из-за того, что случилось раньше. Но все время забываешь: я не он!

— Знаю. Только… пожалуйста, будь терпелив.

— Я ненавижу ждать.

— Мне нужно время, чтобы снова научиться доверять.

— Ну а когда я заслужу твое доверие? Что тогда?

Его настойчивость и твердость заставили Бекки слегка затрепетать.

— Тогда… если получится… я приму решение и выйду за тебя.

Джек распрямил плечи. Карие глаза с вызовом смотрели на нее в упор.

— Значит, я заслужу твое доверие. Долго ждать не придется.

Казалось, он был предельно уверен, но Бекки знала себя лучше.

— Надеюсь, ты прав, слегка улыбнулась она.

— Да, я прав. Еще до конца этого месяца мы будем стоять перед алтарем.

Это прозвучало как настоящий вызов. Его дерзкая самоуверенность размягчала сердце. Улыбнувшись шире, Бекки прижалась к Джеку и украдкой взглянула на него:

— Ты правда так думаешь?

— Знаю. — Он коснулся губами ее лба. — Я не могу ждать.

За столом Джек сидел чинно. Было почти не заметно, как крепко он сжимал бокал в ладони, и уж совсем не видно со стороны, что шея у него ныла от напряжения. Джек едва сдерживался, чтобы не сорвать с себя галстук. Ему вовсе не хотелось ехать в дом четы Калтон вместе с отцом и братом, но герцогиня пригласила всех и он счел себя не вправе отказать ей.

К вящему раздражению, посадили его далеко от Бекки. Зато ее тетушка, леди Беатрис, сидевшая по правую руку, то и дело наводила на него монокль, и страшно увеличенный слезящийся голубой глаз смотрел из него так подозрительно, что мурашки бежали по коже. Впрочем, если Джек не ошибался, она просто не могла знать о нем пикантные подробности. Уж если герцога Калтона нисколько не интересуют личные дела Джека, то тем более не нужны они и этой старухе.

И все же огромный голубой глаз смотрел слишком пронзительно и неприятно.

Леди Уэстклиф сидела слева от Джека, дальше — его отец. Старший брат, Бертран, расположился напротив в окружении одетой в роскошное кремовое платье Бекки и леди Деворе. Отец и Бертран так подобострастно вели себя перед герцогом и его семьей, что Джеку было страшно неловко.

Виконт Уэстклиф, сидевший правее герцога, был самым любезным из всех собравшихся за столом, ловко балансируя между грубоватыми повадками хозяина дома и раболепием родственников Джека. Супруги Уэстклиф удерживали разговор от банальностей, не давая ему при этом совсем смолкнуть.

Когда подали второе, отец Джека вздохнул и откинулся на спинку своего кресла, положив одну ладонь на выдающийся живот, а другой рукой поднимая бокал с вином. При этом он совершенно по-дамски отогнул мизинец. Говорил он громко, так что его прекрасно слышали и на другом конце стола.

— Разрешите еще раз поблагодарить вас, ваша милость, за то, что убедили моего сына встать на путь истины и принять правильное решение в отношении вашей прелестной сестры. Сожалею только, что леди его отвергла.

Все умолкли, а Джек посмотрел в сторону Бекки. Она слегка поджала тубы и уставилась на скатерть, мимо своей тарелки с фаршированной устрицами олениной. Герцог неприветливо смотрел на говорившего.

— Я ни в чем не убеждал вашего сына. Он сам решил, что свадьба могла бы стать лучшим выходом из создавшегося положения.

Джек не смотрел на отца. Он уже не в первый раз подумал, как же такое могло случиться, чтобы кто-нибудь, а тем более сам король Англии, настолько доверился этому человеку, что сделал его тайным советником. Но с другой стороны, королю виднее. Ведь достопочтенный Эдмунд Фултон всю свою жизнь тратил куда больше усилий на политическую карьеру, чем на то, что хоть как-то касалось Джека. Да и чего, собственно, ожидать от Георга IV? Джек никогда не видел нынешнего короля, но из всего, что довелось о нем слышать, многими чертами и привычками он походил на его отца.

Джек вообще всегда был любимцем матери. Отец изливал все свое внимание и любовь на двух старших братьев, оставляя Джеку лишь крохи. Исключения случались лишь тогда, когда ему необходимо было выплеснуть на кого-то свое раздражение и досаду на обстоятельства, шедшие вразрез с его планами.

Когда Джеку исполнилось шесть лет, его, например, отругали за то, что в Хамбли из-за проливных дождей гниет урожай. Восьмилетнего мальчика обвинили в провале одного очень важного решения на парламентских слушаниях. В двенадцать он понес полную ответственность за неудачное вложение отца в строительство канала.

Слава Богу, с двенадцати до восемнадцати лет Джек учился в школе, так что по большей части избегал своего родителя. Но когда в год его восемнадцатилетия случилось это убийство маркиза Хардауна, оно совпало с событием, весьма неприятным для среднего брата, Эдварда. Тот не сумел получить очередной чин капитана флота его величества. Разумеется, в этом также оказался виновен Джек. Правда, потом Эдвард все-таки дождался повышения, и, к счастью, сегодня его не было здесь, потому что он ушел в плавание.

Немедленно, после того как с Джека сняли судебные обвинения, его отослали подальше, а через несколько недель после этого внезапно умерла мать. Джек узнал о ее смерти лишь месяцы спустя, когда они стояли на якоре в Сиднее. Погруженный в пучину боли и тоски, Джек вдруг получил письмо от отца. И что же?..

Ну конечно, она умерла из-за него. Так писал отец. Сердце ее было разбито ужасным позором, который Джек навлек на все семейство.

Джек знал, что это чепуха. Мать была его самым верным, самым преданным другом в течение всего тяжкого разбирательства. Но после этого жестокого письма что-то в нем словно сжалось и умерло и он смял исписанный лист, поднес его к свечке и, глядя на пламя, поклялся, что никогда больше не станет слушать отца.

Бекки еще сильнее поджала губы, когда старший Фултон хмыкнул и заговорил вновь:

— Сказать правду, сэр, я даже представить не мог, что мой сын когда-нибудь остепенится и женится, в особенности, что он породнится с такой прекрасной семьей, как ваша. Ведь он первосортный негодяй, ему что с чертом связаться, что с женщиной.

Джек скрипнул зубами. Ведь эти слова были не просто неточны (отец за последние двенадцать дет очень мало с ним общался) — они никак не улучшали образ Джека в глазах герцога.

Ему никогда не удавалось понять отца. И наверное, никогда не удастся. Оставалось только считать часы до конца этого вечера. Придется еще раз пообщаться с отцом и братом на предстоящей свадьбе, после чего он отделается от них до следующего общесемейного мероприятия, которое, надо надеяться, состоится не слишком скоро.

Герцог пожал плечами:

— Можете мне поверить — я специально интересовался, — в его прошлом нет ничего из ряда вон выходящего.

Но отца уже было не остановить. Он продолжал весело и беззаботно:

— Нет, в самом деле, я и подумать не мог бы, что его кто-нибудь приручит. Ведь супружеская верность — это вовсе не главная черта Фултонов, правда же, Берт?

Бертран, известный тем, что часто оставлял супругу в деревне ради посещения лондонских увеселений под ручку со своей любовницей, одним махом влил вино из бокала себе в рот и, залпом проглотив, прижал салфетку к губам. Джек никогда не испытывал особых братских чувств к Бертрану, потому что всю жизнь с самого раннего детства тот непрерывно напоминал не только Джеку, но и Эдварду о своем первенстве и как старшего сына, и как наследника.