Но погоня продолжалась. Я краем глаза отметил, что девчонки бегут с такой же скоростью, что и остальные и ни капли не устали. Скорее всего, их вела какая-то совершенно иная сила. Я подобной силой похвастаться не мог и если честно, уже немного начал терять дыхание. Все же бег никогда не был моим самым любимым занятием. Ладно еще пробежки по району в семь утра с друзьями. Но это когда было то? В прошлой жизни. Там и осталось.

Темп начали сдавать и Глеб со Стасом. Сталкер с Сашей и девчонками продолжали бежать так же резко, как и начинали. А, возможно, даже еще быстрее. Пули все так же летели в молоко, но их видно не жалели. Надеялись на авось и на то, чтобы хоть одна пуля угодила точно в цель. Но что бы там ни было, Виктор явно был счастливчиком.

А после я услышал недовольный возглас Стаса:

— Я точно попал в него. Говорю вам. И не в первый раз! — он кричал на бегу и я все же удивлялся, как он не потерял дыхание. — Никак не могу понять, что с ним не так.

Но даже после этого продолжал пальбу.

— Мы обязаны его взять! — вслед прокричал Сталкер.

И в нем словно второе дыхание открылось. Он просто помчался за Виктором. Затем за ним устремилась Юля. А я решил, что негоже мне отсиживаться позади всех и выжал из себя оставшиеся силы. Уж из нас троих то, хоть кто-то обязан поймать ублюдка.

Мы были ровно на полпути из ущелья. Виктор, ясное дело, ближе, но и ему еще оставалось где-то полкилометра. Тогда-то все и случилось.

Выстрел. Не такой, как мы итак слышали. Более громкий, словно бабахнули из пушки. С жутким грохотом, который к тому же разнесся по ущелью эхом. А вот потом все затихло. Стало так тихо, что я слышал как бьется мое сердце.

Выстрелы смолкли. А потом все остановились. Просто взяли и встали, как вкопанные. Никто не двигался. Даже Виктор. Он смотрел на нас, а мы на него. И стояли.

Повторюсь, но тишина была такая, что я слышал уже даже не свою сердце, но и Юльки, что была совсем рядом. Как громко стучат. Никогда такого не слышал.

— Что происходит? — отозвался Глеб и его голос отозвался так громко, словно он кричал что есть мочи.

И после этого крика стал нарастать шум. Мы еще не могли понять, что произошло. А когда поняли — тут же сорвались с места и понеслись прочь из ущелья. Только теперь нашей целью был не Виктор, а личное спасение.

С краев ущелья сыпался снег и большие льдины, падающие на землю и разбивающиеся миллиардом осколков. Мы пытались маневрировать между ними, но понимали, совсем скоро нас всех накроет лавиной.

Виктор тоже бежал и у него, наверное, у единственного были реальные шансы спастись. Он был ближе всех к выходу из ущелья. Собери он все силы и сделай последний рывок и окажется в полной безопасности. И так, наверное, и будет. А я вместе с Юлей и Сталкером продолжали бежать впереди и поглядывать наверх.

И тут я увидел, как вниз, словно пенка от горячего кофе, в ущелье сливается снег. Он уже не кажется мягким и пушистым. Это волна, готовая уничтожить все на своем пути. И вот эта волна закрыла нам сам небосклон, что стало темно, как ночью. Лавина была уже совсем близко и именно сейчас я задумался о том, что еще совсем недавно произнесла Мария.

Каждое действие приводит к своему последствию. Кто бы мог подумать, что перед верной смертью мне вспомнится теория хаоса о взмахе крыла бабочки. Вот и я не мог об этом подумать. По крайней мере, раньше.

Способен ли вызвать взмах крыла бабочки лавину, что сейчас обрушится на наши головы? Вряд ли, а вот выстрел из пушки точно мог. И он это сделал, как печально бы это не звучало.

— Спокойно ночи, друзья! — лишь прокричал я напоследок и улыбнулся, так как, возможно, мне больше не представится такой шанс.

Лавина захлестнула меня и погребла под своими снегами. Возможно, навсегда, а может, и нет. Но это уже было не важно. Я в последние секунды своей жизни поверил, что просто ухожу спать.

Спокойной ночи…

2412 год. Где-то в заснеженной тайге. Температура: -111˚С.

…или…

Неизвестность. Место, где мы встретимся после смерти.

Саша, охотник Консорциума.

Странное все-таки это чувство — смерть. Она всегда пугала меня своей таинственностью. Но теперь она открылась мне. Один выстрел — никаких чувств, а после все, конец, — я умер. И теперь, когда я стою посреди снегов, не ощущая холода и просматривая еще продолжающуюся двигаться дальше жизнь вокруг меня, я не могу понять лишь одного: горжусь ли я своей смертью или нет. Погиб ли я героем или в этой смерти не было ничего героического?

Но все же я прикрыл своим телом друга. Защитил Марию от верной смерти. Но плата за мой героизм все же оказалась весомой. Наверное, там, на земле, меня зовут, или только назовут, героем. Будут помнить. Будут говорить. Но как долго мое имя будет мелькать в разговорах? Как долго мое имя будет греть тех людей, для которых я был дорог? Как долго сама память обо мне будет жить дальше?

А будет ли?

Посмотрим. Возможно, я даже сам увижу этот момент, а может быть, и нет. Теперь совершенно все стало неизвестным для меня. Все открыто как на ладони, но само будущее не для всех остальных, а для меня самого словно закрыто за семью печатями и погребено на дне морском. Да и хочу ли я об этом знать?

Болит голова. Раскалывается.

Это так странно. Может ли вообще болеть голова после смерти?

Видно, может. Да и вообще само мое состояние является странным. Я прекрасно понимаю, что мертв. Разумом понимаю, да и телом это ощущаю, но есть какая-то искра, которую я и чувствую. Она пробегает по моему незримому телу — я ощущаю его. Сжимаю ладонь в кулак, верчу головой, могу даже сделать зарядку.

А голова все еще болит. Даже картинка перед глазами темнеет от этой боли.

Нужно сконцентрироваться. Нужно вспомнить все, что произошло. Нужно держаться до последних сил, пока я попросту не исчезну, если этим все и должно закончиться. Должен держаться.

Да, я вспоминаю все, что происходило.

Мы увидели вдалеке Виктора. Он бежал — и мы бежали за ним. Бежали, как сумасшедшие. Оружие наготове. А после прозвучал выстрел. Где-то вдалеке и стреляли точно ни мы и ни Виктор. Кто-то другой и значительно дальше от нас. Выстрел прокатился по ущелью эхом — и все затихло. Стало так тихо, что я слышал, как бьется мое сердце. Да что там мое, я слышал, как бьются сердца каждого из нас.

Было так тихо, что остановились все мои. В одно мгновение. А вместе с нами остановился и Виктор. Я лично видел, как его взгляд устремился на вершину ущелья. А после — он побежал так быстро, как только мог.

Я все понял.

Лавина…

Я не помню, как меня завалило снегом. Фрагмент просто вырезали из моего разума. Голова разболелась сильнее. Я сидел на полу, если вообще можно было бы так выразиться. Я был нигде. Кругом лишь тьма. Нет ни стен, ни пола, ничего. Я здесь один и вижу своих еще живых друзей лишь потому что еще помню их. Эти картины предстают не перед глазами, а в голове. В мыслях.

Кажется, я больше никогда не увижу живого неба и не смогу погреться на солнце.

От этих мыслей болит голова.

Я чувствую, как на мое плечо ложится чья-то рука. Легонько сжимает.

— Как ты?

Голос до боли знаком, но я не могу понять, кто произнес эти слова. Оборачиваюсь. Рядом со мной сидит Юлька. Чуть в стороне маячит Серж, переминаясь с ноги на ногу.

— Терпимо, — отвечаю я и встаю.

Юлька придерживает меня и помогает подняться на свои две. Она крепко обнимает меня. А я не чувствую тепла, лишь чувство, что меня кто-то сжимает.

Всхлипывает. Я понимаю, что она плачет, но слез не видно. Да и откуда слезы у призрака, привидения, думайте, как хотите. Плачет, но не наяву, а где-то в душе, в разуме.

— Спасибо, Саша, — говорит она и сжимает меня еще крепче. — Спасибо, что уберег ее.