— А откуда это Натан Ковальский может знать твой домашний адрес? Мы его домой не приглашали, и, как я понимаю, у нас не было повода сообщать ему, где мы живем.

Сергей Михайлович даже не нашелся, что ответить, поскольку Анна была совершенно права.

— И потом, я надеюсь, у тебя не возникает сомнений, что имя Ганс Мюллер — вымышленное?

Трубецкой утвердительно кивнул.

— Тогда я предлагаю вот что. Ты садись за компьютер и шаг за шагом попробуй проверить в Интернете все, что он тебе наговорил про кодексы и Бекендорфа, а я пока сделаю пару звонков.

Буквально через час Трубецкой убедился, что практически все рассказанное ему господином Мюллером соответствует действительности. Некоторые факты, например, о том, что в Санкт-Петербурге остались на хранении фрагменты Синайского кодекса, еще требовали своего подтверждения, однако общая картина, похоже, была правдивой. Примерно такие же результаты принесло общение Анны со своими бывшими коллегами из Санкт-Петербургской исторической тусовки. Бекендорф повсеместно рассматривался как выдающийся палеограф, ученый-первооткрыватель, авторитет своего дела и в чем-то даже классик. Лишь старый добрый друг и учитель Шуваловой профессор Синельников, который не признавал авторитетов и в прошлом неоднократно выручал Трубецкого и Анну своими советами, добавил, как обычно, перцу в довольно постную и однообразную картину всеобщего восхищения Бекендорфом.

Иван Степанович Синельников — доктор, профессор и лауреат разнообразных премий — был легендарной личностью среди историков Санкт-Петербурга. Он давно уже вышел на пенсию, но когда-то читал лекции молоденькой студентке Шуваловой, и именно он привил Анне настоящую страсть к истории. Иван Степанович был умнейшим и очень светлым, даже счастливым человеком. Однако, к искреннему сожалению всех, кто когда-либо с ним пересекался, пару лет назад ему сделали — и крайне неудачно — операцию на позвоночнике, и теперь он был прикован к инвалидной коляске. Тем не менее духом профессор не пал и продолжал активно работать. Так вот, в разговоре с Шуваловой он выразил недоумение в связи с тем фактом, что в России и доселе практически не знают имя архимандрита Порфирия Успенского, который в 1845 году также посетил монастырь Святой Катерины и видел те листки Синайского кодекса, которые монахи не отдали Бекендорфу. Архимандрит Порфирий был не только священником, но и ученым, и он бросил вызов молодому немецкому палеографу в его утверждении о древности Синайского кодекса. Так, Синельников рассказал, что в «Трудах Киевской духовной академии» за ноябрь 1865 года содержится весьма аргументированное письмо Порфирия Успенского к Бекендорфу, в котором он, указывая на содержащиеся в тексте документа факты, прямо заявляет: «Вы возвышаете достоинство Синайского манускрипта, но позвольте мне понизить его цену. Невозможно признать такой глубокой древности, какую вы присуждаете ему». К сожалению, по словам Синельникова, голос архимандрита не был услышан научным сообществом, и Бекендорф сполна насладился лаврами первооткрывателя «древнейшей из известных» Библий, невзирая на множество критических замечаний по поводу обоснованности его аргументации.

— Сережа, я считаю, что тебе совершенно необходимо ехать в Египет, и немедленно, — так закончила свой рассказ о том, что ей удалось узнать, Анна. — Это просто подарок судьбы, что именно тебе предложили закрыть существующие во всей этой истории пробелы. А за меня не беспокойся: в конце концов, беременность — это естественное состояние женщины, и я с ним справлюсь. Только будь осторожен с этим Мюллером, не доверяй ему, он, как мне кажется, какой-то многослойный! Когда все сделаешь — возвращайся живой и невредимый, а мы, — она нежно провела рукой по животу, — будем тебя ждать.

Когда после кажущегося бесконечным подъема в горы сверкающий великолепием караван царицы Елены вступил весной 325 года в Ершалаим, город больше напоминал военный лагерь, чем столицу Иудеи. Только что вновь завоеванный императором Константином, он так и не оправился от причиненных несколькими последними войнами ран, да и господство римлян после разрушения Храма в 70 году и подавления восстания Бар-Кохбы в 135-м не принесло городу процветания. Святыни иудейского народа были сожжены и разграблены, а на их месте построены языческие капища. Ныне иудеям было запрещено жить в Ершалаиме, однако при этом в городе уже сформировалась христианская община во главе с епископом Макарием. С учетом этого обстоятельства и с целью подчеркнуть важность и преемственность ее миссии, царица Елена приказала процессии вступить в город через те же Цветочные ворота, через которые триста лет тому назад в Ершалаим вошел сам Спаситель. Само собой разумеется, что ее воля была исполнена. Макарий лично встречал ее у ворот и сопровождал к своему, пусть и скромному, но при этом достаточно просторному дому.

— Именно Ершалаим должен стать духовной столицей христианского мира. — Елена смотрела прямо в глаза Макария и говорила медленно, как и полагается августе. — Этого хочет император, этого хочу я. И вы должны сделать все от вас зависящее, чтобы это произошло уже в ближайшее время.

Они сидели за столом торжественного ужина, накрытого в честь царицы, и Макарий просто не верил своему счастью. Свершилось то, о чем он даже мечтать осмеливался лишь тайно: в империи наконец воцарился император, который не только прекратил гонения на христиан, но и признал христианство равным всем остальным религиям. Более того, он вознамерился всячески способствовать становлению новой прекрасной веры по всей империи. Макарий был готов на все, чтобы помочь ему и его матери-христианке. Даже на небольшой, но хорошо поставленный спектакль.

Тем более что декорации к нему были созданы самой историей и повсеместно встречались в Ершалаиме и его окрестностях. Так, на месте древнего, погребенного под многометровым слоем земли и песка еврейского кладбища, где, как считал Макарий, был похоронен Иисус, ныне возвышался языческий храм Венеры. Неподалеку от места распятия Спасителя римляне устроили каменоломню, которая позднее была заброшена и завалена всяким хламом. В запустении пребывали и расположенные за городом Елеонская гора и Гефсиманский сад. Но теперь, когда сам император признал Христа, все эти места ожидало преображение. Работы были начаты без промедления. Прежде всего надлежало снести храм Венеры, что и было сделано буквально за три дня. Вскоре радостная весть полетела к императору Константину в Византию: под языческим капищем найдено место погребения Иисуса, и епископ Макарий нижайше просит его императорского благословления воздвигнуть в этом месте Храм Гроба Господня. Константин приветствовал Макария, строительство храма одобрил, а тем временем последующие открытия не заставили себя ждать. Куда бы ни приезжала высокочтимая царица, всюду ее сопровождали находки, одна чудеснее другой. Так были найдены крест, на котором распяли Спасителя, и гвозди, которыми Он был прибит к кресту, а также многие другие свидетельства земной жизни и страданий Иисуса Христа. Слово о том, что царице помогает сам христианский Бог, прокатилось по всему Ершалаиму и распространилось далеко за его пределами, что способствовало укреплению христианских общин по всей империи. Во многих городах христиане, уже не таясь, возводили свои храмы и проповедовали среди язычников во имя Иисуса Христа. Лишь один народ оставался глух к этой проповеди. Это были иудеи.

И не то чтобы царица была сильно обеспокоена нежеланием иудеев признать Иисуса Христа Сыном Божьим и перейти в новую веру. Но ведь они продолжали упорствовать в своей богоизбранности, и это при том, что Иисус вовсе не отрицал их Бога, а распятие Спасителя напрямую связывали с кознями иудейского первосвященника Каифы и членов высшего суда Иудеи — синедриона. Эту проблему следовало как-то разрешить.

— Но разве Иисус Христос не был Сыном того Бога, в которого вы верите? — вопрошала Елена однажды иудейского священника Иегуду из Лода, который за деньги помогал Макарию отыскивать древние свидетельства, касающиеся устройства Ершалаима три века тому назад. — Почему же вы не признаете его и упорствуете в заблуждении, что он был лжепророком?