Рэми сглотнул и скосил глаза чуть в сторону, туда, где рассматривал дешевые деревянные браслеты тонкий, юркий мальчишка.

    "Он?" - спросил Рэми, допивая пиво и отирая губы рукавом.

    "Он, - подтвердил пегас. - Позволь мне! Рэми, позволь! Скажи только слова, и мальчишка отстанет!"

    "Только не убей!" - смирился Рэми, отдавая жестяную кружку.

    - Спасибо за совет, - сказал он торговцу, благодаря его еще одной мелкой монеткой, - не беспокойся, родня у меня тут... и незачем мне по ночам гулять. Да и по переулкам глухим - незачем.

    - Смотри, сынок! - тепло ответил торговец. - Вижу, человек ты неплохой, вот и жалко тебя стало. А коль коняшку недолугого продать захочешь, так у меня родня по стороне матери... мальчик есть, кого хошь продаст.

    - Спасибо, - ответил Рэми, поглаживая шею ругающегося в голове пегаса и приказывая Арису отступить в толпу.

    Пегас слегка сбавил шаг. Улица сузилась. Крадя еще неясный солнечный свет, нависали над ними балконы второго этажа, кое-где попадались люди. Шарахнулась в переулок облаченная в лохмотья девчушка, калека на костылях проводил Рэми недобрым взглядом. Слишком ярко одетая женщина улыбнулась призывно, сладко. Зря улыбается, подумалось Рэми. Только время тратит.

    Пегас еще раз свернул в одну из боковых улочек, и копыта его увязли в гниющих здесь отходах. Рэми вновь затошнило. Запросился наружу недавно съеденный хлеб. Подавив позыв к рвоте, он поднес ко рту руку, согнулся в седле, пережидая приступ слабости. И тут краем глаза уловил тень. Мальчишка следовал за ними следом. А Рэми так надеялся.

    Пегас остановился. Рэми вывернуло на гниющий капустный лист. Когда он выпрямлялся в седле, сплевывая на землю пропитанную желчным соком слюну, Арис вдруг лягнул. Раздался стон, треск костей. Рэми чудом удержался в седле, оперся рукой о ближайшую стену. И лишь когда из головы вышли остатки мути, он отер грязную ладонь о плащ и обернулся...

    Прямо в грязи, лицом вниз лежал, неудачливый убийца. Молодой совсем, возраста Лии, он бился в агонии, все так же не выпуская из сжатых до белизны костяшек пальцев нож.

    Рэми вновь замутило, на этот раз от гнева: "Я приказывал не убивать!"

    "Или ты, или он! - заметил Арис. - Я выбрал тебя."

    Рэми поддался вперед и его в очередной раз вывернуло наизнанку.

    "Чего ты хотел от меня, Рэми? - продолжал оправдываться пегас. - Оставить его гнить в этом переулке? Все равно бы умер, правда медленно и с мучением. Прости Рэми, но в городе милосердие часто оборачивается лишними страданиями. Даже если бы его кто-то нашел, этот кто-то прошел бы мимо!"

    "Почему?"

    "Ну ты, Рэми, даешь! - удивился пегас. - Это ты кассиец, не я! Не видишь татуировки?"

    В таком состоянии Рэми не то, что татуировки, храм Радона мог бы не заметить... Но к мальчишке умирающему он все же пригляделся. Арис был прав: на нетронутую его копытом щеке и в самом деле была тщательно нанесена жрецами небольшая, с полпальца, татуировка. Нарисованный паук, казалось, был живым и шевелил лапками, когда лицо мальчишки в очередной раз исходило предсмертными спазмами.

    - Неприкасаемый, - прошептал Рэми, отворачиваясь.

    "Неприкасаемый, - подтвердил пегас. - Этот - с рождения. В Доме Забвения он родился, в отстойнике, куда вы, кассийцы, замыкаете всех, кто вас не устраивает. Ах да, Рэми, ты ведь не любишь Виссавию за то же самое? За помощь избранным. А что вы делаете, с теми, кто помогает неприкасаемым?"

    "Делаем их неприкасаемыми, - продолжил Рэми. - О боги! Едем отсюда!"

    Пегас как-то быстро заткнулся и послушался. Вывез Рэми из переулка, с презрением на морде отряхнул серебристые копыта от грязи и уверенно поцокал вправо.

    Рэми молчал, не в силах избавиться от дурного послевкусия. И все вспоминал молодую девчонку, что родила сына от любовника. Как счастливый муж, согласно традициям, отнес сына в древний храм, пригласил на посвящение всю деревню, даже десятилетнего Рэми, и как разлилась по храму древняя мелодия. Как выступили на запястьях младенца знаки рода, да только вот не были то знаки рода мужа. И сник как-то мгновенно счастливый "отец", повернулся к жене и отвесил ей оплеуху.

    А потом приехали в деревню смотрители с ближайшего Дома Забвения. Забрали воющую девку, прижимавшую к себе почему-то тихого ребенка, и вечером, когда они вернулись домой, мать сказала:

    - Лучше б ее сразу убили... Зря она ко мне не пошла... сейчас бы всего этого не было...

    - Что такое Дом Забвения? - спросил тогда Рэми.

    - Место для отверженных, - прошипела Рид. - Ни один закон не совершенен. В особенности тот, что дает главе рода над тобой полную власть, даже сделать из тебя тряпку в руках каждого нищего. Неприкасаемого, хуже зверя... Человека, которого не замечают, забывают, которого некому защитить. Если убьешь неприкасаемого - заплатишь немного в казну, как за убийство собаки. Если убьешь кого другого - пойдешь на виселицу. Чувствуешь разницу?

    Рэми чувствовал. Чувствовал, что ему до боли жаль убитого песагом мальчишку, и в то же время - не жаль. Потому что есть жизнь, которая хуже смерти.

    Ноги коснулись цепкие ручонки. Рэми с трудом вынырнул из тяжелых, неприятных воспоминаний, подал монетку грязному мальчишке и осмотрелся.

    Они выехали на широкую и более многолюдную улицу. Сновали туда-сюда всадники. Молодые мальчишки возле ларьков выкрикивали названия товаров, хорошенькие девчушки предлагали Рэми букеты цветов "для любимой". Мелькнул в толпе синий балахон жреца силы, и Рэми посчитал это хорошим знаком, но тотчас мысленно сжался, заметив стоявшего в стороне дозорного.

    - Дорогу! Дорогу! - раздался крик несущегося по толпе гонца, и Рэми отвел пегаса чуть в сторону, смотря, как прорезает многоголовое море всадник в ярко-красном плаще.

    Вновь разболелась голова. Заныла рана, навалилась на плечи тяжесть слабости. Снова затошнило, на этот раз от смеси запахов еды, трав, цветов, пота, лошадиных лепешек, грязи. Легче стало лишь когда Арис уверенно свернул в боковой переулок.

    Здесь было гораздо тише. Над глухими заборами склонялись ветви деревьев, на мостовой лежали в опавших листьях полусгнившие яблоки. Невдалеке над домами возвышался купол какого-то храма, разнесся над городом колокольный звон.

    "Вроде, тут!" - прозвучал в голове Рэми голос Ариса.

    Перед ними был глухой забор, сложенный из серого камня. В нем - обитая железом дверь с решетчатым окошком, закрытым передвижной створкой. На двери - не слишком умелое изображение зверя. То ли медведя, то ли волка - и не понять.

    Рэми тяжело вздохнул. Вовремя они пришли! Рана уже не болела - обжигала болью. Рэми лихорадило. И даже пегас, понурый, тихий, уже не шутил, а нервно перебирал копытами и косился в сторону всадника.

    С трудом выпрямившись в седле, Рэми схватил подвешенный на цепи молоточек и лишь спустя несколько некоторое время вспомнил, зачем.

    Ударил молоточком в небольшой щит. Сначала неуверенно, потом, осмелев, сильнее. По ту сторону двери раздались тяжелые шаги. Со скрипом отодвинулось дверное окошко, и сквозь частую решетку Рэми с трудом разглядел заспанное женское лицо:

    - Еще раньше прийти не мог?

    - Простите, - смутился Рэми. - Я ищу Бранше, он здесь живет?

    - А кого еще? Этот ночью и не спит вовсе - приходит на рассвете и весь день дрыхнет. А теперь еще и приводит кого попало. Заходи уж, не стой! Некогда мне с тобой возиться.

    Скрипнула дверь, пропуская гостя, Рэми спешился и ввел пегаса в небольшой дворик. Цвели у крыльца ярко-красные астры, стоял в углу закрытый двухскатной крышей колодец. Копалась в песке пятнистая курица, настороженно смотрел на Рэми кудлатый, небольшой пес. И везде царила какая-то странная тишина и столь неожиданная в столичном городе, столь неуместная, столь знакомая деревенская сонливость... Как дома.