- Этого ты хочешь? - по-взрослому серьезно спросил он.
Мать затравленно кивнула.
Рэми сглотнул, погладив сестру по волосам и позволил подняться в груди теплой волне. Так, как учили его виссавийцы.
- Больно, - простонала малышка.
- Прости... - шептал Рэми, прижимая ее к себе.
Сила струилась через него, окутывая ребенка мягким, исцеляющим коконом. Рэми мягко вошел в сознание сестры, стал с Лией единым целым и принял на себя огонь ее боли. Где-то вдалеке его собственное тело судорожно всхлипнуло, сжало зубы и ответило на боль горькими, беспомощными слезами.
Лия заснула. Окружающее ее пламя вдруг погасло. Рэми, только сейчас поняв, что мелко дрожит от напряжения, посмотрел на увитые золотыми завитушками запястья сестры и спросил мать:
- Мама, потом ты должна будешь мне помочь...
- Да, сын.
- Мама... дай мне руку.
Когда потухло золото на руках Рид, Рэми почувствовал себя страшно уставшим. Где-то глубоко внутри мягко закрылась тяжелая дверь, увитая серебристыми рунами. А за той дверью осталось что-то очень важное. Что-то, что Рэми не хотел больше вспоминать.
Едва переставляя ноги по налитому водой снегу, он брел куда-то за Рид. Он почему-то чувствовал себя оглохшим и ослепшим, совершенно беспомощным, а потому испуганно шарахался от каждого шороха, пока усталость не взяла свое и не стало все равно. Мать все успокаивала уставшим шепотом, мол, немного осталось, когда спавшая на ее руках Лия вдруг встрепенулась и сонно сказала:
- Хочу к Ару...
- Кто такой Ар? - удивленно спросил Рэми.
Рэми на мгновение проснулся. Вновь этот сон, что повторяется из ночи в ночь, каждый раз кажется таким ярким, реальным, но утром забывается, оставляя неясное беспокойство. Только то имя Рэми забыть не в состоянии... Ар... И эту проклятую литую дверь с искрящимися на ней серебром рунами. Каждую ночь, сколько себя помнит, стоит он перед этой двери, страстно желая ее открыть. До недавнего времени получилось только однажды.
Рэми повернулся на другой бок, смял в ногах одеяло. Влажные от пота простыни были отвратительно холодными, нестерпимо пахло мокрой тканью. Сон, столь реальный мгновение назад, растворился, сменившись другим - более спокойным.
В этом сне Рэми все так же стоял в темноте, глядя на знакомый до боли танец серебристых рун на почти черном, тяжелом металле. Раньше ему было всего лишь любопытно, что за той дверью, но уже много дней подряд чувствовал он необъяснимую, тяжелую тоску. Будто что-то должен сделать, а не знает что.
Рэми протянул руку и провел по обжигающе холодному металлу пальцами, прослеживая узор серебристой руны. Что-то там, за дверью, непривычно укололо кожу нестерпимым отчаянием. Рэми вздрогнул. Потом вдруг отважился и легонько толкнул створку ладонью, сам не веря, что у него получится. Раньше не получалось. Но на этот раз створка чуточку приоткрылась, в образовавшуюся щель выползли густые, пряно пахнущие клубы серебристого тумана.
Рэми дернулся, испугавшись не на шутку. Он хотел убежать, но ноги налило свинцом, приковывая его к месту. Туман, подобно живому существу, вдруг довольно заурчал. Его плети, мягкие, упругие, метнулись к Рэми, укутывая его в пушистый, ватный кокон. Рэми закричал, неосознанно зажмурившись.
Он сжался в комок, ожидая боли, но время шло и ничего не происходило. Устав бояться, Рэми открыл глаза.
Вокруг - поляна, густо заросшая малинником. Напитанные соком, еще нетронутые человеком ягоды. Капельки росы, рассыпавшиеся на листьях, темных от влаги. Стрелки сосен, а над ними - рваное, тонкое одеяло багровых облаков.
Рэми оторвал взгляд от облаков и посмотрел на темноволосого, лет пяти мальчишку, с потемневшим от времени берестовым лукошком в руках.
Мальчик увидел, наконец-то, Рэми, моргнул и повел вдруг себя странно: выпустил лукошко на мокрую от росы траву, опустился на колени, счастливо улыбнулся, и Рэми на мгновение показалось, что он смотрит в зеркало, отражающее даже не тело, душу.
- Пойдешь к Ару! - сказал Рэми и сам не узнал свой голос - и в этом сне он был всего лишь мальчиком, чуть более старшим, чем стоявший перед ним на коленях. Но мальчиком, который приказывал, мало того - имел право приказывать.
Другой Рэми, вне сна, почувствовал себя неловко. Он не любил причинять другим боль, как и его маленькая копия, в душе которого клубилась горечь и сострадание.
- Да, мой архан, - затравленно прошептал мальчик.
Рэми встрепенулся. Еще никто и никогда не называл его арханом. Так почему же в этом сне...
Тот, другой Рэми, почему-то не удивился, в повторил:
- Поможешь ему.
Слова давались очень тяжело. Рэми сжигало внутри желание забрать мальчишку с собой, но в то время он понимал, что нельзя, да и некуда забирать. Оттого и приходилось грубо, безжалостно рвать соединявшие их нити, причиняя себе не меньшую боль, чем тому мальчику.
- Мой архан... не надо, - взмолился темноволосый мальчонка, обнимая колени Рэми. - Не отталкивайте меня, я не выдержу.
- Выдержишь, Эл, - уже мягче ответил Рэми. - Ар умирает... а я не могу ему помочь... помоги ты. Пожалуйста. Я приду за тобой. Подожди меня... Я обещаю, что приду.
Рэми опустился на колени и прижал мальчика к себе.
- Я буду ждать... - шептал Эл, цепляясь в плащ Рэми.
И вновь Рэми вышвырнуло в реальность. И вновь втянуло в другой сон, все к той же двери. И вновь он стоял в темноте, любуясь на игру серебристых нитей.
Дверь была приоткрыта в снах Рэми уже давно, пару лун. И уже давно Рэми привык к серебристому, окутывавшему его туману. И давно не боялся. Только за дверь заглянуть так и решился.
- Рэми... - позвало его что-то.
Он шагнул вперед, смело толкнув неожиданно легкую створку. Из-за двери пахнуло ветром, наполненным влагой и ароматом незнакомых трав. Там, за дверью, не было тумана, лишь густая ночь, полная, спокойная луна, да плескавшее темными волнами озеро. Мягкий ветерок причесал прибрежные травы, скользнул, ласкаясь, к Рэми, погладил волосы, остудил разгоряченную кожу.
Рэми все еще спал. Это не могло быть явью. А все же - было.
С тех пор, как она видела мальчика в последний раз, Рэми вырос. Повзрослел. Но еще не окреп. Еще верен юношеским иллюзиям и все еще слаб...
Она не могла ждать. Она и так долго ждала, даже поддалась недостойному жрицы сомнению - неужели богиня забыла своих детей и более не обратит в их сторону благосклонного взгляда?
И когда несколько лун назад хранительница вновь почувствовала вдалеке ауру наследника, она поняла - младшая богиня, как всегда, знала что делает. Она просто ждала, пока Рэми окрепнет, лучше - вне клана и подальше от собственного дяди.
Когда-нибудь он станет великим магом. А пока похож на слепого мышонка. Он бежит и бежит по зеленому лугу, радостно попискивая, и понятия не имеет, что там, за ромашками, ждет его притаившаяся лисица.
Хранительница видела внутренним зрением и ромашки, и лисицу. Если бы дело касалось другого человека, она бы промолчала. Была бы опасность меньше - она и тогда бы промолчала. Но сейчас, когда от Рэми зависит будущее клана, она не может себе позволить ни молчать, ни бездействовать, ни, как она делала всегда, позволить наследнику заметить опасность самому.
Рэми должен увидеть лисицу. Сейчас.
Некоторое время мальчик просто стоял на берегу озера, смотрел на воду, и не двигался. Она терпеливо ждала, давая ему свыкнуться с новой, непонятной для него реальностью.
Наконец он обернулся, будто почувствовав, что за ним наблюдают. Глаза его, черные миг назад, зажглись синим сиянием. Вместо мальчишки, ошеломленного и испуганного, смотрел на хранительницу едва пробудившийся, оттого до беспомощности слабый маг.
