— Пойдем поглядим, что дальше, а то как бы наши друзья с тыла не пожаловали.

Запыхавшийся Виктор только мотнул головой в ответ:

— Я пока здесь посижу.

На всякий случай, чтобы обезопасить тылы, Давыдов подошел к «входной» двери и внимательно осмотрел ее. Осмотром он остался доволен. Открыть дверь было можно только изнутри. Оставив на штабеле длинных темно-зеленых ящиков свой бесценный мешок, капитан двинулся вперед. Следующее помещение было просторнее. Посреди широкой комнаты стоял простой раскладной стол, раскладные фанерные стулья, на столе, покрытая пылью посуда. Вдоль стен тянулись двухъярусные нары с какой-то рухлядью, вероятно, истлевшей постелью. У противоположной стены шкаф и тумбочка с полевым телефоном, провода от которого тянулись вдоль стены и уходили в короб вентиляции. Под коробом разместилась приземистая конструкция, на боку которой красовался маховик с ручкой и несколько вентилей. Устройство Давыдов идентифицировал как привод системы принудительной вентиляции, а возможно и какую-то доисторическую фильтро-вентиляционную установку. Выход из комнаты привел в узкий тамбур, оканчивающийся бетонной площадкой. От площадки вверх и вниз уходили бетонные ступени. Давыдов отправился вниз. Ступени привели в помещение с круглым колодцем посредине. Над колодцем был металлический вращающийся барабан с цепью, к концу которой было прикреплено самое обычное оцинкованное ведро. В одной стене чернела арка хода в соседнее помещение. Анатолий прошел по узкому проходу со сводчатым арочным потолком и оказался в помещении, в котором узнал дизельную, станины двигателей были покрыты бахромой ржавчины. Провода, отходящие от генераторов, изъела зелень окиси. Из дизельной оказалось два выхода, один привел в комнату, которую капитан по-военному окрестил складом ГСМ. Почти все пространство занимала ржавая емкость. Анатолий постучал по ржавому боку, по звуку — внутри было горючее. От емкости в агрегатную тянулись трубы подачи топлива. Второй коридор закончился аккумуляторной. Вдоль стен тянулись стеллажи с батареями, покрытыми кристаллами соли высохшего электролита. В углу на полу — зарядное устройство, стеклянные емкости. На стенке на крючке прорезиненный фартук и защитные очки. В конце аккумуляторной оказалась еще одна дверь. Давыдов подошел и осветил ее. Дверь похоже давно не открывали. Рычаг замка удалось повернуть только навалившись на него всей тяжестью тела. Наконец стержни вышли из пазов в стальной раме. Давыдов попытался открыть дверь. С трудом протиснулся в открывшийся проход. Перелез через невысокий порог и оказался в коридоре, как две капли воды похожий на тот, в котором остались их преследователи. Давыдов прошел метров двадцать и обнаружил завал. Когда-то коридор был разрушен чудовищным взрывом. Камни свода, валуны горной породы намертво закупорили проход. С первого взгляда было ясно, что для того, чтобы пройти этим путем понадобится бригада стахановцев с отбойными молотками, или вмешательство Альфреда Нобеля. Давыдов шагнул вперед, чтобы более внимательно осмотреть завал, и споткнулся о груду камней поменьше. Камни лежали достаточно далеко от основной кучи, и Давыдов сначала не понял, что это такое. Он опустил фонарь, в пятне света тускло сверкнуло золотым. На продолговатой куче щебня и камней размером с кокосовый орех лежала матросская бескозырка с потемневшей звездочкой и полуосыпавшейся надписью: Черноморский Флот. Давыдов понял, где они оказались. Это было какое-то укрепление, дот или что-то в этом роде времен минувшей войны. Капитану приходилось читать про защитников Аджимушкайских каменоломен, возможно, здесь было что-то подобное. Но ясно было только одно — они нашли какое-то укрепление. А перед ним была могила одного из его защитников. Рядом с бескозыркой лежала крышка деревянного ящика, судя по маркировке, из-под патронов. Едва заметна надпись химическим карандашом: Матрос Пантелеймонов Дмитрий Федорович, погиб в бою 14 сентября 194… Последнюю цифру даты разобрать было невозможно, то ли двойка, то ли тройка. Капитан положил табличку на место. Ближе к осыпи он обнаружил еще одну могилу. Вот уж не знал, что и здесь когда-то шли бои. В районе Семи Колодезей и Бранного Поля были горячие бои и в начале войны, и когда наши выбивали немцев из Крыма. А здесь? Десанты в этом районе не высаживали, местный «порт» вряд ли играл сколько-нибудь важное военное значение. Давыдов вышел из каменного мешка, закрыл дверь и, подбив снизу рычаг, закрыл засов. С этой стороны им ничего не угрожало. Капитан вернулся к площадке на лестнице, теперь он двинулся вверх. Лестница окончилась распахнутой дверью. Из нее тянуло свежим морским воздухом. Давыдов погасил фонарь и крадучись переступил через порог. Наверху оказался наблюдательный пункт. Образовавшаяся в доисторические времена каменная терраса была одета броней бетона. В бетонном прямоугольнике амбразуры открылся вид морской глади. Над морем в голубых сумерках нарождалась заря. Фонарь был не нужен. На полке у амбразуры он заметил проржавевший насквозь электрический фонарь, на удивление хорошо сохранившийся бинокль, истлевшую тетрадь в клеенчатой обложке. На тумбочке у стены стоял знакомый ему ТАИ-43, по-видимому, соединенный проводами с телефоном в комнате отдыха. Давыдов лег на бетонную балку, представляющую основание амбразуры и посмотрел вниз. Отвесная скала, до воды метров двадцать, внизу мешанина из скальных обломков. Ни подняться с воды, ни прыгнуть в море. Давыдов перевернулся на спину и посмотрел вверх. Его взору открылась испещренная трещинами почти отвесная каменная стена. С этой стороны угрозы личной безопасности капитан тоже не установил. Прихватив с собой тетрадь, он пустился в обратный путь. Виктор пытался нацепить на покрытые ссадинами ноги извлеченные из Давыдовского мешка кроссовки.

— Надо было раньше обуться, все ноги посбивал.

— Как обстановка?

— Без изменений.

— Что делает противник?

— Сначала матерились, теперь притихли.

— Ясно.

— Знаете что?

— Что?

— Они точно не с яхты.

— Да-а? А откуда такие выводы? — капитан уселся на ящик и стал рассматривать свои ступни. Состояние их было не лучше, чем у напарника, с такими ногами не больно побегаешь. К выводу о том, что враги были скорее всего из местных, он пришел, когда наблюдал их деятельность в древнем святилище. Но, как учили на кафедре оперативного искусства, сбор данных должен идти непрерывно.

— Те иностранцы, а эти уж очень здорово по-нашему шпарят и матерятся, как наш прапор-водолаз — инструктор в училище.

— Ну, это вообще-то не показатель. Многие иностранцы русский знают в совершенстве.

— Не то, они шпарят как новые русские или блатные.

— Не понял.

— А вы ухо приложите к двери, тогда их более-менее слышно.

Давыдов приложил ухо к холодному металлу. Сначала было тихо, потом он разобрал слова разговора.

— Может ломом? — предложил кто-то.

— Лом не возьмет, — ответил другой голос.

Слышно было плохо, капитан прижался плотнее и затаил дыхание.

— Это ж сталь, — Вован подошел к двери и со всей дури врезал по ней прикладом, только гул пошел.

— Даже вмятины не осталось, — осмотрел Вован результаты удара. Из-за двери донесся трехэтажный мат.

— Здесь они! Видно, там тупик, — обрадовался Артур.

— Ладно, — принял решение Семен Олегович, — Вован, дуй на катер за автогеном, будем резать.

— А может, ну их? Мы отсюда уже все равно все выгребли.

— Скажешь тоже, хочешь, чтобы они нас сдали? Мы добра хапнули — если сдать по-умному, можно на Канарах жить. Думаешь, они от нас отвяжутся? Да ни в жисть! Ко всему прочему, на них еще жмур висит. Им теперь терять нечего.

Мэр подошел к двери и легонько постучал по броне стволом ружья.

— Эй, выходите, разговор есть.

— Мне тебя и так хорошо слышно.

— Ну, если слышно, открывай дверь и сдавайся.

— А морду тебе вареньем не обмазать?

— Обойдусь без сладкого. Мы вас все равно оттуда выкурим. Так что лучше давайте сами, не так больно будет. Вам же все одно деваться некуда. Если бы могли уйти, уже бы ушли. Так что лапы вверх и вылазь по одному.