— Могу я увидеть Квазара? — крикнула Эмма.

Накачанный, уверенный на вид мужчина подскочил со своего места за Шайаной.

— Ну, привет, де-точ-ка! — сказал он, схватившись за промежность и рывком выставив вперед низ живота. — Ты можешь увидеть Квазара в любой момент, принцесса, ты поняла, о чем я?

Квазар говорил с непонятным евро-американским акцентом, бытовавшим где-то между Марокко и районом Саут-Сентрал Лос-Анджелеса.

— Мы бы хотели, чтобы вы сказали несколько слов в камеру.

— Тогда Квазар готов зажечь!

— Отлично, — сказал Эмма, слабо улыбнувшись, — именно это мы и любим слышать.

Квазар выскочил вперед. Он был одет в черные облегающие джинсы, ботинки из змеиной кожи на каблуке и красную шелковую рубашку, расстегнутую чуть не до пупка. Эмма, за которой перемещалась съемочная бригада, отвела Квазара в очередь и поставила напротив толпы.

— Почему ты выбрала его? — заверещали несколько девчонок. — Мы еще не прошли прослушивание.

— Девушки, у вас еще будет такая возможность, — крикнула Эмма с преувеличенной радостью. Но она знала, что почти наверняка такой возможности у них не будет. Большинство настоящих перспективных «липучек», «выскочек» и «сморчков» уже были отобраны по заявкам или лично сотрудниками шоу, которые ходили среди толп. Все остальные во избежание бунта получат примерно тридцать секунд славы, но шансы на то, что кто-нибудь из них на этой стадии покажет себя достаточно сильным ботаником, уродливым, отчаянным, распущенным, высокомерным, эмоционально или умственно нестабильным (или даже, но очень редко, талантливым), чтобы попасть на конкурс, были не велики. Национальный выставочный центр сдавал свои залы в аренду не задешево, и у Эммы и остальных членов производственной бригады, работающих под огромным давлением, был всего один день на то, чтобы прошерстить всю толпу, одновременно пытаясь отснять как можно больше «неожиданных гостей» и просто подходящих кадров.

День у Эммы выдался очень трудный, а Квазар тем временем наслаждался своим днем и определенно не собирался позволить ворчливому негодованию собравшихся вокруг него конкурсантов испортить ему настроение.

— Как дела, детка? — крикнул он Эмме, поигрывая надутыми мышцами.

— Как ты себя чувствуешь? — крикнула в ответ Эмма из-за камеры.

— Я чувствую себя отменно! — сказал Квазар. — Потому что я чудак!

— Ты лучший, Квазар?! — крикнула Эмма. — Скажи нам, что ты здесь самый лучший.

— Я здесь самый лучший! — послушно ответил Квазар.

— Скажи нам это еще раз, — крикнула Эмма, — но погромче!

— Я здесь самый лучший! — заорал Квазар.

— Ты можешь немного подвигаться для нас? Ну, схватиться за штаны или что-нибудь в этом роде?

— Не вопрос, детка! — крикнул Квазар и снова заявил, что он здесь самый лучший, но в этот раз к тому же схватившись за промежность, крутнувшись вокруг себя, а затем сев на шпагат.

— Просто отпад, Квазар! — крикнула Эмма. — Скажи Кельвину, что ты надерешь ему зад!

Квазара не нужно было уговаривать. Он сделал шаг вперед, расстегнул рубашку донизу, ткнул пальцем в объектив и сказал:

— Кельвин Симмс, Квазар надерет тебе зад!

— Это было великолепно, Квазар, — уверила его Эмма, прежде чем проводить обратно на его место. — Удачи тебе.

Пальцы Эммы мяли пачку «Мальборо лайт», лежавшую в верхнем кармане модных джинсов с заниженной талией. Ей еще очень не скоро удастся найти минутку, чтобы перекурить, а работа просто выматывала. Собрав в кулак всю волю, она снова натянула на лицо застывшую улыбку и посмотрела на планшет.

— Шайана? — позвала она.

Шайана нервно отозвалась.

Эмма взглянула на нее и вспомнила ее заявку. Эмма не всегда помнила заявки, которые откладывала для прослушивания, но она запомнила Шайану. «Я это я», — написала девушка.

И это была правда.

Во времена обучения в университете Эмма на добровольной основе подрабатывала в студенческом профсоюзе, консультируя жертв. Ее нервная работа заключалась в том, чтобы выслушивать излияния жертв нападений, квартирных краж, преследования и иногда даже изнасилования. Эмма в свое время смотрела в глаза многим жертвам и знала все признаки. Но во время работы консультантом Эмма работала с жертвами после происшествий. Однако Шайана уже выглядела как жертва, хотя пока что ничего не случилось. Перед Эммой была жертва, ожидающая нападения.

Эмма почувствовала себя разбойницей, но что она могла поделать? Шайана была просто золотом для телевидения. Она хотела этого так сильно. Так сильно, что написала это дважды.

С трудом переведя дыхание, и снова нащупав спасительную пачку сигарет, прижатую к покрытому искусственным загаром бедру, Эмма отвела Шайану в сторонку.

— И снова в зале ожидания, — скажет на следующий день роскошная Кили, прибывшая на съемки своего сюжета, — все жаждущие славы приготовили песню, и боже мой! Ничто не может помешать им спеть ее!

Шайана, которую поместили в другую группу жаждущих славы, по просьбе Эммы спела «I Am Woman». Когда она закончила, стоящие вокруг нее люди по просьбе сотрудников шоу зааплодировали.

Когда тщательно спланированное импровизированное представление было окончено, Эмма снова заняла место за камерой, чтобы выкрикивать вопросы.

— Шайана, как много это значит для тебя? — спросила она.

— Эмма, для меня это самое важное событие, — ответила Шайана.

— Без «Эммы», Шайана. Не говори «Эмма».

— А почему?

— Потому что меня здесь нет.

На лице Шайаны отразилась тень сомнения.

— Я не понимаю.

— Меня здесь нет. Здесь Кили.

— Кили здесь?

Стоящих вокруг людей охватило внезапное возбуждение. Кили здесь? Настоящая прекрасная блондинка Кили с телевидения? Пока что толпа была жестоко разочарована, не увидев никого из шоу, даже Родни, а теперь вдруг оказалось, что в здании находится роскошная ведущая.

— Кили здесь!! — Слух за одну секунду облетел весь Зал Е3.

— Нет! — крикнула Эмма. — Кили здесь нет.

— А ты сказала, что есть! — крикнул в ответ злой голос.

— Да, — согласилась Шайана, — ты мне это сказала.

— Слушай, я просто хочу сказать, что на настоящем шоу вопросы буду задавать не я. Их будет задавать Кили.

— Значит, она здесь?

— НЕТ! Нет, ее здесь нет… Просто мы запишем ее позже и… — Трент снова закричал ей в наушник, что время заканчивается. — Слушай, Шайана, просто говори то, что я тебя прошу говорить, ладно? Просто повторяй за мной.

— Конечно.

— Хорошо. Поехали… «Я так сильно хочу этого».

— Я так сильно хочу этого.

— Громче. «Я так СИЛЬНО хочу этого!»

— Я так СИЛЬНО хочу этого!

— Отлично. Теперь своими словами. Ну же, скажи, скажи мне то, что думаешь. Не забывай, сколько внимания судьи уделяют страсти и настойчивости, давай же, правда, честно, скажи, как сильно ты этого ХОЧЕШЬ?

И Шайана рассказала миру, как сильно она этого хочет. Что это единственное, чего она хочет в жизни. Что Господь создал ее для этого и что это самое важное для нее. Самое-самое важное. Это ее мечта. Шайану не нужно было долго уговаривать. С легкой подачи Эммы на ее глазах показались слезы.

— Все думают, что я никто, — сказала Шайана. — И я собираюсь доказать им, что я личность.

— Да. Да, я уверена, что ты личность, Шайана, — сказала Эмма, крепко держась одной рукой за пачку сигарет на бедре, словно боясь, что если отпустит ее, то может сорваться и крикнуть: «Нет, ты не личность, Шайана, ты нисколько, нисколько не личность, с твоими полными отчаяния глазами и неплохим голосом. Ты не личность, ты такая же, как все. Поэтому беги, детка! Беги, пока мы не разбили тебе сердце».

Квазар присел рядом с принцем на то место, где раньше сидела Шайана.

— Квазар, чувак, — радостно представился Квазар.

— Принц Уэльский, — ответил его королевское высочество.