Ну вот, подумал Бювуар, опять старая песня.

— Справляться неплохо недостаточно, — сказал он. — Вы слишком занижаете планку, сэр. В концё концов, мы занимаемся расследованием убийств. Наш отдел — это элита Сюртэ.

Он заметил, как ощетинился Гамаш. Так происходило всегда, когда в его присутствии произносили эту фразу. По какой-то непостижимой для Бювуара причине его шеф упорно отказывался признавать этот очевидный факт. Даже главные полицейские бонзы давно с ним смирились. Только лучшие из лучших попадали в отдел по расследованию убийств. Самые толковые, самые мужественные. Люди, которые каждое утро покидали свои уютные дома и отправлялись в мир, где им предстояло охотиться за людьми, которые сами были охотниками. Здесь не было места слабым. А стажеры были слабыми по своей природе. Слабость приводила к ошибкам, и любая ошибка в их деле могла стать роковой. Убийца мог ускользнуть и убить снова. Возможно, даже офицера Сюртэ. Возможно, даже тебя, а возможно — кровожадный призрак страха выполз из своего потаенного угла — возможно, даже Армана Гамаша. Однажды стремление старшего инспектора помогать молодым агентам и опекать их убьет его. Бювуару все же удалось загнать жуткий призрак обратно в темный угол, но не раньше, чем он почувствовал острый приступ гнева. И гнев этот был направлен на человека, который сейчас стоял перед ним.

— Мы уже это проходили, сэр! — Голос Жана Ги был злым и напряженным. — Мы команда. Ваша команда. И мы всегда выполним то, о чем вы нас попросите. Но, пожалуйста, прошу вас, перестаньте нас просить о подобных вещах.

— Я не могу, Жан Ги. Помнишь, как я нашел тебя в полицейском участке Труа-Ривьер?

Бювуар закатил глаза.

— Ты сидел в корзине в камышах.

— Не в камышах, а в траве, сэр. Сколько раз мне еще повторять вам, что это была трава! Точнее, даже не трава, а травка. И это была не корзина, а ведро из «Кентукки Фрайд Чикен» [35], набитое конфискованной дурью. И я сидел не в нем, а рядом с ним.

— Значит, я виноват перед тобой. Ведь я сказал суперинтенданту Бребефу, что нашел тебя в корзине. Извини. Но как бы там ни было, ты должен хорошо это помнить. Ты был погребен заживо под грудой улик и вещдоков. А почему? Да потому что ты так раздражал свое начальство, что оно отправило тебя в бессрочную ссылку в комнату вещественных доказательств.

Бювуар всегда будет помнить этот день. День своего спасения, которое пришло в лице этого безукоризненно одетого, крупного мужчины с аккуратно подстриженными седеющими волосами и темно-карими глазами.

— Тебе было скучно, и ты был зол на весь мир. Я забрал тебя, когда от тебя уже все отказались.

Гамаш говорил с неприкрытой симпатией и очень тихо, чтобы никто, кроме Бювуара, не мог расслышать его слов. И Жан Ги неожиданно вспомнил урок, который постоянно старался забыть. Гамаш был лучшим из них. Самым умным, самым смелым и самым сильным. Потому что он не только не боялся самопознания, но и стремился к нему. Он проникал в самые темные глубины, самые потаенные уголки своей души, вытаскивал на свет все прячущиеся там фантомы и делал их своими друзьями и помощниками. Точно так же он проникал и в сознание других людей, сознание убийц, извлекал из темных углов всех чудовищ, которые там прятались, и мужественно противостоял им. Он не боялся отправляться в места, о которых Бювуар страшился даже подумать.

Именно поэтому Арман Гакаш был их шефом. Его шефом. Именно поэтому Жан Ги любил его. И именно поэтому он постоянно стремился защитить этого человека, который ясно давал понять, что не нуждается ни в какой защите и не хочет ее. Напротив, Гамаш постоянно пытался убедить Бювуара, что любая защита является лишь иллюзией, искажающей действительность. Она лишь маскирует реальную опасность и отвлекает внимание от ее приближения. А опасность надо осознавать и встречать с открытым забралом. И не пытаться спрятаться за сомнительной броней, которая в любом случае не сможет защитить от удара. По крайней мере, от удара тех, с которыми они боролись.

— Но я могу пообещать тебе вот что, Жан Ги, — широко улыбнулся Гамаш. — Если тебе не нравится агент Лемье, никто не будет тебе его навязывать. Я возьму его на себя.

— Прекрасно. Берите его, если вам так хочется. Но не ожидайте от меня сочувствия, если именно он окажется убийцей.

Гамаш рассмеялся.

— Должен признать, что в последнее время мой выбор довольно часто оказывался не слишком удачным. — Хотя старший инспектор не назвал имени агента Иветты Николь, Бювуар знал, что он имел в виду именно ее. — Но в этот раз я поставил на фаворита, вот увидишь. Всегда лучше рискнуть, чем терзаться сомнениями.

Гамаш похлопал его по плечу, и в этом жесте было столько отеческой любви, что у Бювуара перехватило дыхание. А в следующую секунду Арман Гамаш уже целеустремленно шагал по льду замерзшего озера по направлению к агенту Роберту Лемье. И Жан Ги знал, что этот день станет знаковым в карьере молодого человека. Во всей его жизни.

Бювуар наблюдал за тем, как Гамаш подошел к Лемье и заговорил с ним. Он видел, как на лице агента появилось выражение такого изумления, как будто это ангел снизошел с небес. Бювуар уже неоднократно видел подобное выражение на лицах людей, разговаривающих со старшим инспектором Гамашем. И ни разу не видел ничего подобного на лицах собственных собеседников.

Жану Ги оставалось лишь удивленно покачать головой и вернуться к собственным делам, которые не терпели отлагательства.

Смотри, кто к нам идет! — крикнул Питер из кухни. Клара, которая читала в гостиной, закрыла книгу и присоединилась к мужу. Отодвинув занавеску, она смотрела на знакомую фигуру человека, который шел по тропинке к их дому. Этого человека она знала и относилась к нему с большой симпатией, но рядом с ним шел кто-то еще. Незнакомец.

Клара поспешила в прихожую, чтобы открыть дверь. Для этого ей пришлось переступить через невозмутимо лежащую Люси, которая даже не пыталась делать вид, что охраняет дом. Единственным человеком, на которого она лаяла, была Руфь, и то лишь потому, что Руфь лаяла в ответ.

— Как вам погода? Не слишком тепло? — крикнула Клара вместо приветствия.

— Я слышал, что снова будет снег, — ответил Гамаш.

Услышав его голос, Клара улыбнулась. Она не видела старшего инспектора больше года, со времени расследования убийства Джейн. Иногда Клара думала о том, что, увидев этого человека снова, почувствует отголосок боли, которую испытывала тогда, что он всегда будет напоминать ей о тех ужасных событиях. И не только о смерти Джейн, но и о жутких минутах, которые ей довелось пережить в подвале бывшего дома Хедли. Но теперь, глядя на Гамаша, неторопливо приближающегося к их дому, она не испытывала ничего, кроме радости. Его присутствие действовало на нее успокаивающе. И ей очень хотелось снова услышать безупречный английский с легким британским акцентом, на котором разговаривал этот старший офицер Сюртэ. В прошлом году она не раз собиралась спросить, где он научился так говорить, но все время забывала.

Гамаш расцеловал Клару и обменялся дружеским рукопожатием с Питером.

— Позвольте вам представить агента Роберта Лемье. Его прикомандировали к нам от ковансвилльского отделения Сюртэ.

—  Enchanté, — сказал Лемье.

—  Un plaisir, — ответила Клара.

— Значит, это все-таки было убийство, — сказал Питер, забирая у гостей пальто. Он был одним из тех, кто сопровождал Сиси в больницу, и задолго до прибытия туда понял, что она мертва. Питер находился на ледовой площадке, наблюдая за потрясающим последним броском Матушки, когда вдруг почувствовал, что что-то не так. Взглянув на трибуны, он увидел, что зрители вскочили со своих мест и, вместо того чтобы смотреть на игроков, смотрят совершенно в другом направлении. Бросив щетку, Питер побежал туда, куда они смотрели.

И там он увидел Сиси де Пуатье, лежащую на снегу без сознания. Все ее мышцы конвульсивно напряглись, как будто она пыталась противостоять какой-то силе.