— Это похоже на правду, — заметил Цзяо Дай. — Непонятно только, с какой стати А Квану убивать Фан Чуна?

— По ошибке, — ответил судья. — Ему удалось добыть гребешок, обещанный девушке, и в ту ночь он пробирался к ней. Наверное, надеялся, что, получив подарок, она не откажется побыть с ним еще разок. И конечно же у них было договорено, каким способом он подаст ей знак, что пришел. По пути к сеновалу он заметил свет в спальне. Это показалось ему странным, поэтому он приоткрыл незапертую створку и заглянул в окно. Света от лампы немного, в кровати он увидел пару и решил, что это Су-ньян с новым любовником. Он человек отчаянный, поэтому, найдя под навесом серп, он забрался в комнату через окно и перерезал им глотки. Гребенка же, которую я нашел на полу у окна, выскользнула у него из рукава. Понял ли он, что убил совсем не тех людей, этого я сказать не могу.

— Скорее всего, сразу, — заметил Цзяо Дай. — Знаю я таковских! Он никак не мог сбежать оттуда, не обшарив комнату в поисках, чего бы такое украсть. И наверняка, взглянув на трупы, обнаружил, что убитая женщина — не Су-ньян.

— Кто же эта женщина? — спросил старшина Хун. — И при чем тут монах?

Нахмурив густые брови, судья ответил:

— Признаться, понятия не имею. Платье, лошадь со звездочкой, время исчезновения — все прямо указывает на госпожу Ку. Но из разговоров с ее отцом и братом я получил, как мне кажется, довольно точное представление о ней. Связь с этим прохвостом Фан Чуном до и после ее брака с господином Ку прямо противоречит ее характеру. Кроме того, магистр Цао, — каким бы ни был он себялюбцем, но его полное безразличие к судьбе дочери мне представляется напускным. Не могу отделаться от мысли, что убита была не госпожа Ку и что магистру Цао это хорошо известно.

— С другой стороны, — возразил Хун, — женщина сделала все, чтобы Пэй и его дочь не видели ее лица. Стало быть, это действительно была госпожа Ку, которая не хотела, чтобы ее узнали, поскольку, по словам ее брата, они с сестрой часто гуляли в полях и Пэй с дочерью могли знать ее в лицо.

— Это так. — Судья Ди вздохнул. — Пэй видел убитую, но, поскольку лицо ее было залито кровью, не признал в ней госпожу Ку. Если, конечно, это была она! Что же касается монаха, то после полуденной трапезы я сам отправлюсь в Храм Белого Облака и разузнаю об этом человеке побольше. Ты, старшина, прикажи подготовить мой парадный паланкин. А вы, Цзяо Дай, вместе с Ма Жуном постарайтесь сегодня же разыскать и схватить этого А Квана. Вчера вы оба хвалились, что скрутите любого головореза. Вот вам и случай. Между делом загляните и в заброшенный храм, обыщите его. Женщину вполне могли зарыть и там — тот, кто украл труп, не мог уйти далеко.

— Уж кого-кого, а этого А Квана мы вам, судья, добудем! — ухмыльнулся Цзяо Дай, поднялся и вышел.

Прислужник принес судье Ди полуденную порцию риса на подносе. И только тот взялся за палочки для еды, как вдруг Цзяо Дай вновь появился в дверях.

— Я тут заглянул в камеру, куда мы на время положили оба трупа. А там Тан сидит. Держит мертвого Фан Чуна за руку и плачет, все лицо в слезах. Вот это, надо думать, харчевник и имел в виду, когда говорил, что Тан — он какой-то не такой. Картина, скажу, просто душераздирающая; вам бы, судья, лучше этого не видеть.

И он исчез.

Всю дорогу до самых восточных ворот судья Ди молчал.

Только на Мосту Небесной Радуги, переброшенном через протоку, он обратил внимание Хуна на красоту Храма Белого Облака, представшего перед ними во всем своем великолепии. Белый мрамор ворот и голубая черепица крыш сверкали на фоне зеленого склона горы.

Поднявшись по широкой мраморной лестнице, носильщики внесли паланкин в просторный двор, опоясанный широкой открытой галереей. Пожилой монах вышел навстречу прибывшим, и судья Ди подал ему свой красный, немалых размеров ярлык.

— Его святейшество как раз завершает свою полуденную молитву, — сообщил монах и повел их вверх по резным мраморным лестницам через три следующих двора, уступами расположенных на склоне горы.

Четвертый двор завершался крутыми ступенями, ведущими к узкой террасе, высеченной, как показалось судье, прямо в замшелой скале. Журчала вода.

— Там что, источник? — спросил судья.

— Воистину так, ваша честь, — ответствовал монах. — Тому уже четыре сотни лет, как вода изверглась из скалы, когда святой основатель храма нашел на этом самом месте священное изваяние Будды Майтрейи. Само же изваяние хранится в часовне по ту сторону расселины.

Только поднявшись на террасу, судья увидел, что между ней и отвесной скалой зияет каменная щель шириной шагов в пять, а через нее переброшен узкий мосток в три перекладины, ведущий к большому темному устью пещеры.

Судья Ди ступил на мост и заглянул в расселину. На глубине локтей в тридцать среди острых камений бурлил поток. Оттуда веяло восхитительной прохладой. По другую сторону моста в полумраке виднелась золотая решетка и красный шелковый занавес, за которым, очевидно, скрывалось святая святых — изваяние Майтрейи.

— Покои настоятеля — в конце террасы, — молвил старый монах и повел их к небольшому домику с изящно изогнутой крышей, приютившемуся под сенью вековых деревьев.

Он вошел в дом, тут же вернулся и пригласил судью внутрь. Старшина же Хун устроился на прохладной каменной скамье при входе.

Великолепное ложе резного черного дерева, покрытое красными шелковыми подушками, занимало всю заднюю часть комнаты. Посреди него восседал, скрестив ноги, маленький пухленький человечек в просторном одеянии из жесткой золотой парчи. Он склонил круглую гладко выбритую голову, а затем указал судье на большое резное кресло, стоящее перед ложем. Повернувшись, настоятель почтительно поместил ярлык судьи на алтарь, устроенный в стенной нише у него за спиной. Остальная часть стены была задрапирована тяжелым шелком с вышитыми на нем сценами из жизни Будды. В комнате витали густые ароматы каких-то диковинных благовоний.

Старый монах подвинул к креслу резной чайный столик розового дерева и наполнил пиалу судьи душистым чаем. Настоятель выждал, пока судья пригубит напиток, и только тогда произнес на удивление сильным раскатистым голосом:

— Невежественный монах собирался явиться в управу завтра, дабы засвидетельствовать вам свое почтение. Но вы, ваше превосходительство, опередив меня, ныне прибыли ко мне сами — я крайне смущен. Ничтожный монах не заслуживает подобной чести.

Его большие глаза прямо и дружелюбно смотрели на судью. И хотя судья Ди как верный конфуцианец без особой приязни относился к учению Будды, ему пришлось признать, что маленький настоятель — личность незаурядная и держится с большим достоинством. Судья произнес несколько вежливых слов о красоте и величии храма.

Настоятель воздел пухлую ручку.

— Все по милости нашего Господа Майтрейи! — воскликнул он. — Четыре столетия назад он соизволил явиться в сей мир в образе изваяния из сандалового дерева высотой более пяти локтей, сидящим в «лотосе» и пребывающим в созерцании. Святой основатель храма обнаружил его здесь, в пещере, и посему Храм Белого Облака был построен на этом месте как покровитель восточных областей Империи и защитник всех странствующих по морю. — Янтарные бусины четок скользнули между пальцами — настоятель тишком произнес молитвенную формулу. Затем продолжил: — Я хотел бы просить ваше превосходительство осчастливить своим присутствием церемонию, которая в скором времени будет иметь место в сем скромном храме.

— Почту за честь, — с поклоном ответил судья Ди. — Что это за церемония?

— Благочестивый господин Ку Мен-пин испросил дозволения сделать копию нашей святыни в натуральную величину, дабы преподнести ее в дар Храму Белой Лошади, главному святилищу исповедников Будды, расположенному в столице Империи. И не поскупился на траты ради столь богоугодного дела: нанял мастера Фэна, лучшего в провинции Шаньдун буддийского ваятеля, дабы тот зарисовал и сделал обмеры священного изваяния. Затем господин Ку предоставил ему помещение, где мастер Фэн в течение трех недель по оным рисункам и промерам изваял из кедра копию. Все это время господин Ку содержал мастера в своем доме как почетного гостя, а завершение работ ознаменовал великолепным пиршеством, на коем мастер Фэн восседал на почетнейшем месте. Сегодня утром господин Ку передал храму оное кедровое изваяние в прекрасном коробе из красного дерева.