— Отчего же вы его держите? — удивился судья.

— Оттого, — объяснил судовладелец, — что этот пьяный поэт — гений во всем, что касается цифири! Это совершенно невероятно, ваша честь. На днях я решил потратить целый вечер на сведение счетов. Так вот, сели мы с По Каем, и я стал было ему объяснять, что к чему. А он — он отобрал у меня всю пачку, пролистал ее, сделал несколько пометок и вернул. Затем взялся за кисть и набело без помарок вывел итог. И без единой ошибки! На следующий день я дал ему недельный срок для составления сметы на строительство военных джонок, которые нужно поставить форту. А у него, ваша честь, все было готово в тот же вечер! Посему я успел представить смету намного раньше, чем мой друг и сподвижник Ку. И кто получил подряд? Я! — Е Пен самодовольно улыбнулся и закончил: — Я могу позволить этому человеку петь и пить, сколько ему угодно. Ведь за то небольшое время, какое он уделяет моим делам, он двадцать раз окупает свое жалованье. Единственное, что мне не нравится в нем, так это его увлечение буддизмом и дружба с Ким Соном, управляющим моего друга Ку. Однако сам По Кай утверждает, что учение Будды отвечает его духовным потребностям, а у Ким Сона он выпытывает немало сведений о делах Ку — это, конечно, порой бывает небесполезно!

— Попросите его на днях зайти ко мне, — сказал судья Ди. — Среди всего прочего я нашел здесь записную книжку с вычислениями и хотел бы знать его мнение относительно них.

Е Пен кинул на судью быстрый взгляд. Он явно хотел что-то спросить, но судья уже встал, и судовладельцу пришлось откланяться.

На внутреннем дворе судью поджидали Ма Жун и Цзяо Дай.

— Прореху в решетке залатали, господин судья, — доложил Ма Жун. — По дороге мы опросили нескольких слуг из больших домов, там, у второго моста. Они сказали, что иногда после пиршеств им приходится выносить мусор большими корзинами, и они опорожняют их прямо в канал. Только вот, чтобы убедиться, что именно это мы с Цзяо Даем видели, нам пришлось бы обойти все дома.

— Похоже, так оно и было! — облегченно вздохнул судья Ди. — Ступайте за мной в кабинет. Там нас ждет Ким Сон.

По дороге судья коротко рассказал им об исчезновении госпожи Ку.

В кабинете Хун беседовал с красивым молодым человеком лет двадцати пяти. После того как старшина представил молодого человека судье, последний спросил:

— Судя по вашему имени, вы — кореец, не так ли?

— Именно так, ваша честь, — почтительно отвечал Ким Сон. — Я родился здесь, в корейском квартале. Поскольку на господина Ку работают немало корейских моряков, он нанял меня в качестве надзирателя и переводчика.

Судья Ди кивнул. Он взял записанные старшиной Хуном показания Ким Сона и внимательно их просмотрел. Передав записи Ма Жуну и Цзяо Даю, он обратился к Хуну:

— Помнится, Фан Чуна тоже в последний раз видели четырнадцатого числа утром?

— Да, ваша честь, — подтвердил старшина, — крестьянин, арендующий землю Фана, заявил, что тот покинул ферму после полуденной трапезы в сопровождении его слуги By и двинулся на юго-запад.

— Здесь написано, — продолжал судья, — что дом магистра Цао расположен где-то поблизости. Это надо выяснить. Подай-ка мне карту уезда.

Когда Хун развернул большую наглядную карту на столе, судья Ди взял кисть и обвел ею местность к западу от города. Указав на дом магистра Цао, он сказал:

— Смотрите. Четырнадцатого после полдника госпожа Ку выехала из этого дома в западном направлении. И повернула вправо на первом перекрестке. Где они с братом расстались, Ким?

— Они почти миновали маленькую рощицу у слияния вот этих двух проселочных дорог, господин.

— Отлично, — продолжил судья Ди. — А крестьянин-арендатор заявляет, что Фан Чун приблизительно в это же самое время выехал в западном направлении. Почему он не поехал на восток, по той дороге, которая ведет от его двора прямо в город?

— По карте это выходит и вправду короче, ваша честь, — отвечал Ким Сон, — но та дорога очень уж плоха, скорее тропинка, а после дождя по ней и вовсе не пройти. Напрямую Фан Чун ехал бы дольше, чем в обход по тракту.

— Понятно, — сказал судья Ди и, взявши кисть, пометил отрезок дороги между слиянием двух проселков и трактом. — Я не верю в случайности, — сказал он. — Думаю, мы не ошибемся, предположив, что где-то здесь госпожа Ку и Фан Чун встретились. Они были знакомы, Ким?

Ким Сон задумался. Потом сказал:

— Этого я не знаю, ваша честь. Но если учесть, что усадьба Фан Чуна находится неподалеку от дома магистра Цао, то нетрудно себе представить, что госпожа Ку, когда она еще жила с родителями, могла видеть Фан Чуна.

— Прекрасно, — сказал судья Ди. — Ваши показания нам очень помогли, Ким; посмотрим, что с этим можно сделать. А теперь ступайте.

Ким Сон вышел, судья со значением оглядел своих трех помощников. Сжав губы, он сказал:

— Если вспомнить, что ваш харчевник говорил о Фане, то, я думаю, вывод напрашивается сам собой.

— Старания господина Ку не увенчались успехом, — подхватил Ма Жун, подмигнув хитрым глазом.

Но старшина Хун засомневался.

— Если они, ваша честь, сбежали вместе, — проговорил он рассудительно, — тогда почему стражники на тракте не видели их? Ведь у порога всякой заставы всегда сидит пара парней, которым нет другого дела, кроме как пить чай да глазеть на всякого проходящего. Кроме того, эти должны бы знать Фана в лицо и, уж конечно, заметили бы его, если бы он проехал там с женщиной. И куда делся слуга Фана?

Цзяо Дай встал и теперь с высоты своего роста разглядывал карту. Он заметил:

— Что бы ни случалось, дело происходило возле заброшенного храма. Да и харчевник об этом месте рассказывал всякую всячину! Мне кажется, этот отрезок дороги не просматривается ни от заставы, ни от подворья Фана, ни от дома магистра Цао. Не видно его и от того двора, где брату госпожи Ку перевязали ногу. Вот и получается, что госпожа Ку, Фан Чун и его слуга на этом месте просто растворились в воздухе!

Судья Ди рывком поднялся.

— Все рассуждения бесполезны, пока мы не увидим это место своими глазами, не поговорим с магистром Цао и арендатором Фана. Погода сегодня прекрасная; едем туда немедля! После ночного похода я не откажусь прогуляться за город средь бела дня!

Крестьяне, в то утро работавшие на полях за западными воротами, поднимали головы и провожали глазами вереницу, которая медленно пробиралась по грязному проселку. Впереди ехал судья со старшиной Хуном, Ма Жуном и Цзяо Даем. За ними следовал старший пристав с десятью своими людьми, все верхом.

Судья, решивший добраться до подворья Фан Чуна кратчайшим путем, очень скоро убедился в правоте слов Ким Сона — дорога оказалась и вправду отвратительной. Лошади с трудом продвигались по глубоким колеям, забитым подсохшей грязью; почти всюду ехать приходилось гуськом.

Когда миновали рощу тутовника, старший пристав направил коня прямо по полю и нагнал судью. Указав на небольшое крестьянское подворье, видневшееся впереди на пригорке, он любезно сообщил:

— Вот она, усадьба Фана, ваша честь!

Судья же ответил ему взглядом вовсе не любезным и твердо молвил:

— Впредь запрещаю вам, старший пристав, топтать возделанные крестьянские пашни! А что касается подворья Фана, то мне и без вас известно, что это — оно, потому что я заблаговременно изучил карту.

Удрученный старший пристав пропустил вперед трех помощников судьи Ди и, поровнявшись со своими, шепнул старшему из них:

— Ишь какой строгий! Да еще при нем эти двое! Разбойники! По их милости мне — это мне-то, старшему приставу! — вчера пришлось потеть на учениях.

— Да уж, — в ответ вздохнул тот, — жизнь собачья! Взять хоть меня — мне-то никто не оставит в наследство такое вот маленькое хорошенькое подворьице.

Судья Ди спешился возле соломенной хижины у обочины. Отсюда извилистая тропинка вела к дому. Судья приказал старшему приставу с его людьми ждать на дороге, а сам с тремя помощниками двинулся дальше пешком.