Несколько минут мы не шевелились. Сквозь дрему я ощутила, как Дмитрий притянул меня к себе вместе с покрывалом. Голой щекой я ощущала сухие рубцы у него под футболкой.

Воскресенье началось с пения птиц. Звук показался мне таким удивительным и знакомым, что я подумала, будто вижу сон. Плотная бордовая штора подсвечивалась солнечными лучами, но почти не пропускала света. Дмитрий спал рядом на боку, обняв меня поверх одеяла. Рукав черной футболки немного закатался, кокос на веревочке сбился за спину. Я аккуратно выбралась из кровати, подобрала одежду и спустилась на первый этаж. Нагретая светом кухня оказалась намного теплее спальни. Я воспользовалась туалетом, достала помидор из холодильника и вышла на крыльцо. В свежий воздух поселка вплетался слабый аромат стройки, где-то вдалеке шумела бетономешалка. Заглянув в гараж, я увидела Чару — догша лежала на коробках из-под кухонного гарнитура. Увидев меня, она сладко потянулась и мы пошли гулять.

Утром в поселке жизнь будто вымерла: асфальтированные внутренние дороги были совершенно пусты. Выйдя за ворота коттеджа, мы с Чарой прошли почти до поста охраны и свернули обратно. Хотелось курить. Я достала пачку Пэлл Мэла и затянулась, разглядывая вдалеке строение из красного кирпича.

Коттедж в Омске. Кто бы мог подумать. Я затруднялась сказать, изменил ли он статус наших с юристом отношений, но решив, что первую попавшуюся в новый дом не подселишь, предположила, что Дмитрий мог быть серьезен. Мог быть. Впрочем, главный вопрос до сих пор состоял в продолжительности таких отношений. С Дмитрием у нас так и не нашлось лишних точек соприкосновения, хотя я и пыталась понять, что ему было интересно помимо кокосов и скалолазания. Динамит теперь отпадал — общих увлечений становилось все меньше. Я слабо представляла, как буду обучать этого весельчака посадке малины, успешному юристу это было не к чему. А секс с одной женщиной, при возможности получить буквально любую, вряд ли мог сковать мужчину кандалами. Разве что тот был моногамистом-однолюбом, что совершенно нельзя было предположить по заводной натуре и тем фотографиям молодости, которые я нашла у него под кроватью.

Закинув окурок в кусты, я остановилась напротив ворот. Не тратясь на съем, я могла собрать приличную сумму на учебу в институте. Конечно, тут пришлось бы потратиться на огород и бытовые принадлежности, но это казалось ничем по сравнению с арендодателями и оплатой коммунальных услуг. Перспектива учебы в ИВМ, в свою очередь, уже маячила у меня перед глазами при каждом упоминании повышения по должности незнакомых работников. Я ясно понимала, что всю жизнь просидеть продавщицей мне никто не даст. Как только улыбка станет не та, а молодость смениться зрелостью, ветклиника найдет замену. Собственно, именно поэтому мою работу называли молодежной и очень мобильной, это ведь не на рынке хлебом торговать, надо было уметь пудрить мозги.

Зайдя на территорию коттеджа, я взяла рабочие перчатки и пошла рыть траншеи. Становиться содержанкой какого-то городского никогда не входило в мои планы, но понимая, что жизнь слишком сложная, а за мной, как всегда, ни души, отрицать очевидное было глупо. Мы с Дмитрием вместе, пока оба в этом заинтересованы. Он нашел во мне что-то, я нашла это что-то в нем. Судя по всему, Дмитрию клинически не хотелось показывать свои шрамы. Стыдился он их или боялся было даже не важно, как факт — ему лишь нужна была женщина, которая могла бы закрыть на это глаза. Возможно как-то по своему, все же зная и понимая, что у него под тканью футболки. Отчасти я принимала, что не каждая девушка могла остаться в постели единственной голой, но с другой стороны, а что было сложного в том, чтобы смотреть на одетого мужчину? Очевидно, какова бы не была разница между городскими и "доярками" — это мало влияло на физиологию, которая, скорее всего и была апогеем наших отношений. Мне следовало опасаться. Дмитрий уже не вызывал у меня внутренней тревоги, своим анормальным поведением. Сколько бы ни продолжались наши отношения, мне следовало держать себя в руках, чтобы потом не превратиться в некое подобие репейника. Что было постыдно, учитывая мой жизненный опыт.

Юрист проснулся ближе к обеду. За это время я успела выкопать траншеи вдоль ограждения, залить их питательной смесью и заложить компост. Дело оставалось за малым, но мне следовало спешить на семинар.

— Ты куда собралась? — крикнув, увидев, как я выбегаю за ворота.

— Дела есть.

— Я подвезу…

— Хочу посмотреть, как ходит транспорт.

Замечательно. До ИВМ на трамвае я добралась за пятнадцать минут и вернулась почти за столько же, с кучей литературы в пакетах. На семинаре меня нашла врач со второго этажа и представила нескольким знакомым. Все как один — выпускники этого ИВМ.

— Привет.

Зайдя за ворота, я застала сидящего у клумбы Дмитрия. Он скармливал Чаре сосиски.

— Кира! — улыбнулся. — Мы тебя ждали.

Надо признаться, ещё выходя из коттеджа, я подозревала, что Дмитрий может выехать следом на машине и все-таки настоять на подвозке, но он этого не сделал. Что в очередной раз натолкнуло меня на мысль о его странном поведение после секса.

— Сюрприз есть, — сказал.

На улице уже смеркалось. В первую очередь, я обратила внимание на траншеи. Следовало купить золу, прежде чем начать посадку. Дмитрий встал и пошёл за угол дома. Судя по прилипшей к спине футболке, он сильно вспотел. Таскал тяжести по дому, пока меня не было?

— Вот, Кира.

Последовав за Дмитрием, я увидела турник. Двухметровый и железный, он стоял рядом со стеной гаража, на бетонированном клочке земли.

— Его раньше не было, — сказала банальность.

— Сегодня вбил. Смотри.

Дмитрий вытер руки о штаны и уцепился за перекладину:

— Считай.

— Раз, два, три, четыре… десять… пятнадцать… двадцать… двадцать пять…

На тридцать первом, он спрыгнул: довольный и раскрасневшийся. Это был хороший результат для мужчины, занимающегося спортом и почти нереальный для гопников из моего поселка. Однако своим скалолазанием Дмитрий развивал тело равномерно и до меня, в деле о турниках, ему было ещё очень далеко. Поставив пакеты на землю, я встала снизу, примеряясь. Почти такой же, как в Любинском.

— Это сложно, — сказал Дмитрий, остановившись рядом и готовясь страховать. — Смотри не упади.

Я смерила его пристальным взглядом. Не думал ли он, что тот мой турник использовался только под гамак? С почти ядовитой усмешкой, я схватилась за перекладину и начала подтягиваться, сама ведя счет:

… - тридцать два, тридцать три, тридцать четыре… сорок…. Сорок два.

На этом я расцепила ладони. Слишком мало практики было в последнее время. Результатом этого явились дрожащие кисти рук.

— Ты подтягивалась рывками, — сказал неуверенно.

— Ты тоже.

Пока я выкладывала продукты в холодильник, Дмитрий готовил ужин:

— Когда я… наводил справки, — подал голос. — Мне сказали, что в твоем селе у тебя была дурная слава.

— Так и есть.

— Почему? Ты очень спокойная.

Я снова посмотрела на него с легкой ухмылкой. Как объяснить богатому мальчику, что жизнь в дыре не течет как по маслу?

— С тобой жил дядя, когда ты училась в школе, — сказал. — Неужели он ничего не предпринял?

Дмитрий выложил большую яичницу на тарелку, разрезал и вручил мне вилку.

— Нет, — улыбнулась. — Дядя Валера не жил в Любинском. Просто заезжал, когда я ему звонила. Давал немного денег, посещал школьные собрания и уезжал. У него семья в Калачинске.

— Но кто-то же тебя воспитывал? — нахмурился.

— Валерий договаривался с соседом, но тот почти не выходил из запоя. Я росла одна.

— Но как? — юрист не торопился есть. — Твой дом же там едва ли не последний.

Вообще, то он и есть последний.

— Что тебя удивляет? — пожала плечами. — У нас нет юридической фирмы, следящей за правовыми нормами. Даже в случае обнаружения чего-то подобного, никто не стал бы ничего предпринимать. Это всегда лишний шум. Никто не хочет оказаться в центре внимания маленького поселка.