Раздался звонок в дверь. Людмила Борисовна резко вскочила с места и проворно заковыляла в прихожую. Это мог быть только Кирилл, муж всегда открывал своим ключом.

— Это я, — застенчиво улыбнувшись, проговорил Кирилл, как только дверь распахнулась. — Вот, принес.

— Проходите, — махнула рукой Людмила Борисовна.

Она снова заметила, какая замечательная улыбка была у этого мальчика, все его лицо словно освещалось изнутри. Как же это его так угораздило — попасться в руки этой сучке…

— А ваша невеста, интересно, чем занимается? — как бы невзначай спросила Людмила Борисовна, пересчитывая деньги.

— Света танцует, — прозвучал несколько смущенный ответ. — Ну, в смысле профессионально. Выступает там в разных клубах, на концертах…

Портниха кивнула. Все теперь было ясно. Понятно, где она танцует и где он ее подцепил. Как она сразу не догадалась. Типичная стриптизерка! А все стриптизерки — бляди, это же известно!

— А вы? Тоже танцуете?

— Да нет, что вы, — снова улыбнулся Кирилл. — Я — актер. Щепкинское закончил. В этом году.

— Ах вот как? — удивленно крякнула Людмила Борисовна. Люди искусства издавна вызывали у нее особое почтение. — И где же вы работаете, если не секрет, конечно?

— Да какой там секрет, — пожал плечами Кирилл. — Так, снимаюсь иногда в сериалах. Когда все наши в театры показывались, я болел: у меня гепатит «А» был, ну, желтуха, короче. Так что провалялся тогда в инфекционной почти месяц, а когда вышел, все показы уже кончились. Так я и пролетел.

Людмила Борисовна понимающе кивнула. Ей определенно импонировала та откровенность, с которой юноша рассказывал о себе. Он не пытался бравировать своей профессией или, напротив, вызвать жалость к себе, был на редкость естественен, прост.

— А вы давно знакомы с вашей невестой? — не удержалась она.

— Со Светой? Да уже больше двух месяцев. Мы седьмого августа познакомились.

— Она что у вас, не москвичка?

— Нет, что вы. Она из Кривого Рога. Ну я побежал? Вы ведь теперь сразу приступите, да?

— Конечно. Привет Аркадию Львовичу. — Она протянула ему блокнот и ручку: — Оставьте мне ваш телефон, я вам позвоню насчет примерки.

— Ой, разумеется. Спасибо вам. Я напишу мобильный, а то домашнего у нас пока нет. Вот, пожалуйста…

— Знаете что, — неожиданно для самой себя сказала Людмила Борисовна, — я, может быть, смогу вам помочь. Одна из моих клиенток — это Рогова. Ну, народная артистка…

— Да вы что! — восхитился Кирилл. — Эльвира Константиновна? Худрук «Авангарда»?

— Она самая, — усмехнувшись, подтвердила портниха.

Мальчик нравился ей все больше. Конечно, красавцем его не назовешь. И ростом невысок, но какой-то весь ладный. Волосы каштановые, длинные, вьющиеся. А когда он улыбался или когда у него вспыхивали глаза, вот так, как сейчас, он становился даже красив.

— Я могу попытаться договориться с Эльвирой Константиновной о вашем показе, — произнесла она, стараясь смягчить свой резкий, крякающий голос.

— Вот было б здорово! — выдохнул Кирилл. — Вы думаете, она может согласиться?

— Я думаю, Эльвира Константиновна мне не откажет. Я ее не так часто о чем-то прошу.

— Ой, я вам был бы благодарен, Людмила Борисовна! Мне прямо не верится, что это возможно…

Она услышала, что голос Кирилла даже зазвенел от волнения. Хотела успокоить юношу, но тут с лестничной площадки раздался звук вызванного кем-то лифта.

Портниха насторожилась. Муж должен был вот-вот вернуться, и ей совсем не хотелось, чтобы Кирилл его видел.

— Пока благодарить не за что, но я обещаю, что сделаю все, что от меня зависит. Если она согласится, то когда вы будете готовы для показа?

— Да ну что вы, Людмила Борисовна! — аж задохнулся Кирилл. — Я готов! Я давным-давно готов! В любой момент! Как только вы скажете!..

— Хорошо, хорошо, — улыбнулась она. — Я вам позвоню, как только будут какие-то новости. Может быть, даже завтра! Как ваша фамилия?

— Латынин. Я у Коршунова учился. Это на всякий случай… Огромное вам спасибо, Людмила Борисовна! Вот уж неожиданность! Ну надо же, а? Вот как бывает… Я… я буду ждать! До свидания!

— До свидания! Вы, кстати, позвоните завтра насчет платья, может быть, я уже закончу.

— Да вы что! — снова восхитился Кирилл. — Вот это было б здорово! Ну и ну! Вы и правда волшебница!

— Всего хорошего! — усмехнулась Людмила Борисовна.

Она захлопнула за ним дверь, прислушалась к торопливым шагам. Смешной мальчишка! Как у него загораются глаза, когда его что-то поражает! Как оживляется, меняется лицо!

Она тихо захихикала, вспомнив реакцию Кирилла на сообщение о том, что платье, возможно, будет готово завтра. Вот уж умора! На редкость славный парень! Если б у нее был сын, то он, скорей всего, походил бы на этого Кирилла. Так, по крайней мере, ей бы хотелось.

Он даже не стал вызывать лифта, вприпрыжку помчался вниз по лестнице! А ведь семнадцатый этаж, не что-нибудь. И про платье своей невесты, похоже, забыл напрочь.

Мы еще посмотрим, кстати, получит ли невеста своего жениха! Нельзя отдавать его той сучке… Парень явно талантливый, сразу видно. Хоть одно доброе дело она сделает, не даст погибнуть мальчику в постели у этой блядищи, которая будет из него веревки вить, а потом выкинет на помойку, как только найдет какого-нибудь богатея. Ни за что!..

Сам-то он, конечно, от нее ни за что не отлипнет, это понятно, такие присасываются накрепко. Но еще не вечер, есть способы ему помочь. Светочке из Кривого Рога небось сейчас прописка нужна. Что ж, поглядим!.. Нет, нет, она не допустит, чтобы этот славный мальчик повторил ее ошибку.

Людмила Борисовна решительно задвигала в воздухе указательным пальцем и, переваливаясь чуть тяжелей, чем обычно, заспешила к телефону.

— Эльвирочка Константиновна, — умильно закрякала она, — это Люся. Не отрываю вас, нет? У меня знаете к вам какая просьба… Мы с вами заболтались, и я совсем забыла про одну важную вещь… Я вам никогда раньше не говорила, как-то случая не было… Дело в том, что у меня племянник есть, Кирюша…

Бирюлево погружалось в сон. Все вокруг замолкало, затихало, замирало. Одно за другим гасли окна в гигантских многоэтажках до тех пор, пока на весь спальный район не осталось всего несколько маленьких освещенных прямоугольников, раскиданных тут и там на разной высоте и только подчеркивающих своей малочисленностью всеобщее темное оцепенение.

Так тянулось уже часа два или три, когда внезапно в накрывшей Бирюлево тишине эхо разнесло легкие, еле слышные шаги. Посредине омертвевшей улицы появилась девочка в драных джинсах и стоптанных кроссовках, давно утративших свою белизну.

Девочка жевала жвачку, куталась в потрепанную розовую курточку и шмыгала покрасневшим носом, втягивая сопли. Не то чтобы она мучалась от простуды, скорее это просто была аллергия на холод.

Серые глаза девочки слезились от встречного ветра, и ей приходилось периодически вытирать их грязной ладонью. При этом она зорко поглядывала вокруг, словно пыталась разглядеть кого-то за закрытыми дверями подъездов.

Никого не обнаруживая, девочка выплевывала надоевшую жвачку и, натянув капюшон, с каким-то брезгливо-равнодушным выражением на лице продолжала свое одинокое движение с только ей ведомой целью.

Фархад Нигматуллин проследил, как розовый муравейник исчез в конце темного уличного ущелья, и, поежившись от вновь охватившего его озноба, отпрянул от окна. Одновременно какой-то мучительный, полузвериный стон вырвался из его плотно сжатого рта.

Фархаду было холодно, отчаянно холодно. Этот холод возникал даже не от рвущегося в щели ветра, он шел откуда-то изнутри. Причем зябкость его отнюдь не была врожденной, проявляться стала где-то несколько лет назад и с тех пор росла неуклонно с каждым годом, доставляя Фархаду массу отвратительных переживаний. Никакое теплое белье ему при этом не помогало, и бороться с постоянно растущим холодом становилось все тяжелей.