И вдруг он просунул руку между нами и дотронулся до меня в какой-то нужной точке. И тут же все переменилось – совсем другое дело!

Неудобство исчезло, и каждая клеточка тела затрепетала восторгом. Я сжала ягодицы Люка (такие же упругие, как и его грудь – позже проверю еще раз) и задвигала бедрами, прижимаясь к нему плотнее.

– Кэт!

Я открыла глаза и посмотрела на него.

На лбу выступил пот, а в глазах было напряженное беспокойство.

– Тебе хорошо?

Слово «хорошо» даже близко не описывает моих ощущений. Я еще активнее задвигала бедрами, чтобы показать ему это.

Он застонал и прижался ко мне тазом.

– Я больше не могу сдерживаться! Ты меня убиваешь!

– Ты знаешь, что французы называют оргазм маленькой смертью?

Люк одновременно застонал, засмеялся и поцеловал меня, двигаясь во мне дикими, неудержимыми и мучительно-сладостными толчками. Мое тело отзывалось на его движения. Я даже не знала, что способна на такое.

Люк вскрикнул и замер, все еще содрогаясь. И меня снова накрыло волной. Будто серия крошечных землетрясений – первая волна просто катастрофическая, потом каждая следующая слабее, пока я не распласталась на матрасе без сил. Люк рухнул на меня сверху.

Наконец он откатился, притянул меня к себе и уложил сверху. Поцеловал в лоб.

– Думаю, мы благополучно ответили на вопрос о нимфомании.

Согласна.

– И все же это длилось не тридцать минут, – ухмыльнулась я.

Люк рассмеялся – и смех отозвался низким рокотом в его груди.

– Для этого придется потренироваться. Хорошо, что у нас впереди много лет.

– Правда? – Я подняла голову и, моргая, уставилась на него.

– Да, – ответил он решительно. Он убрал растрепанные волосы с моего лица и серьезно посмотрел на меня.

– Я люблю тебя, Кэтрин Мерфи Фиорелли!

Я насупилась.

– Я не Фиорелли!

– Пока нет. – Он поцеловал меня, нежно и многообещающе. – Но скоро станешь. Думаю, тебе пора возвращаться домой, как ты полагаешь?

Я улыбнулась и провела пальцем по любимому лицу.

– Я хочу этого больше всего на свете!

Год спустя

– А ты знаешь, что в Англии восемнадцатого века макароны были синонимом совершенства и высокого качества?

Люк поднял на меня глаза, застегивая рубашку.

– Да. Именно поэтому перья на шляпе Янки Дудль [20]назывались «макароны». – Я нахмурилась, повернулась к нему спиной и уставилась в шкаф. Когда он стал таким полным? И даже после того, как Люк заставил меня купить все эти новые наряды перед самой нашей свадьбой (мое приданое, как он выразился), я по-прежнему не знала, что надеть.

– И ты знаешь, что в Соединенные Штаты макароны привез Томас Джефферсон?

Его руки скользнули по моим плечам, и он развернул меня к себе.

– Что тебя беспокоит?

– Беспокоит? О чем мне беспокоиться? Отец готовит обед для нас, моей начальницы, ее мужа и моего крестника. Не говоря уже о Рейнбоу. – Я уронила голову ему на грудь и застонала. – О чем я думала, приглашая их всех одновременно?

Люк прижался щекой к моему виску и погладил меня по волосам.

– Ты думала, что получится приятный дружеский обед с людьми, которых ты любишь больше всего на свете.

– Я сумасшедшая!

Люк рассмеялся и приподнял мою голову.

– Да, но ты моя, и это – самое главное.

Потом он наклонился к моим губам. Поцелуй был долгим и сладостным. Он тянулся до тех пор, пока Люк не убедился, что полностью завладел моим вниманием – это было легко определить, ведь на мне были только кружевной бюстгальтер и трусики (тоже из моего приданого). И я ответила на поцелуй с такой же страстью. Вскоре стало ясно, что и я полностью завладела его вниманием.

Я выгнулась и стала крутить задом, прижимаясь к его бедрам.

– Может, останемся здесь на весь вечер? Я уверена, если мы не откроем дверь, они просто развернутся и уйдут.

– Да, но у нас есть две проблемы.

– Какая первая?

– Мы должны сообщить им новость. – Люк провел руками по моей талии, будто измеряя, не увеличилась ли я в объеме.

– А ты знаешь, что сердце эмбриона начинает биться на двадцать пятый день?

– Где-то я это уже слышал. – Его губы дрогнули в улыбке.

– А знаешь, что пальчики на его ногах формируются на втором месяце беременности? Так что у нашего малыша прямо сейчас растут пальчики!

Теперь он расплылся в улыбке.

– Я знаю!

– А знаешь...

– Кэт, – нежно прервал меня он, – прибереги все эти факты для Лидии и Рейнбоу.

– А может, я просто разошлю им это сообщение по электронной почте? – зажглась я. – Сообщу им новость и перечислю все эти факты.

Я прижалась к нему сильнее и клюнула в шею чуть выше ворота рубашки. Иногда я сама удивляюсь, насколько я умная!

– Нет.

– Нет? – Я отстранилась от него и нахмурилась. – Почему?

– Потому что нужно попросить Дрейка и Рейнбоу стать крестными родителями. Лично попросить! – добавил он, прежде чем я успела возразить. – И потом, разве ты не хочешь похвастаться тем, что мы заключили договор на покупку дома?

Ах да! Дом! Наш дом! В Новой Долине, на холме с видом на город. Довольно дорогой, но учитывая, что у меня выросла зарплата – как у заместителя директора «Эшворт-Дрейк Коммуникейшнс» по исследовательской работе, ипотечный кредит был нам вполне по карману. Люк расширял свое дело и теперь планировал использовать мансарду в качестве рабочего кабинета.

И все же об этом тоже можно сообщить по электронной почте.

– А какая вторая проблема?

– Твой отец уже готовит обед внизу на кухне.

– А! Ну да. Давай выпроводим его с каким-нибудь поручением.

Люк схватил меня за бока и тоже принялся двигать бедрами.

– В этой идее определенно что-то есть!

Я надулась и печально вздохнула.

– Мне нужно одеться.

– Кэти, солнышко! – позвал отец из кухни. – Где у тебя хлебный нож?

Если бы я знала! Я умоляюще посмотрела на Люка.

Он улыбнулся.

– Я пойду помогу ему, а ты одевайся.

– Спасибо! – Несмотря на все его усилия, у меня так и не возникла склонность к кулинарии. Хотя нам обоим нравились совместные уроки готовки. Они были весьма... новаторскими. Я, например, никогда не представляла, насколько полезным может оказаться разделочный стол.

Я схватила Люка за рубашку, пока он не ушел, потянулась к его губам, желая показать, как сильно я ценю его помощь отцу. Люку никогда особенно не нравился мой отец, но за последний год у них наступило перемирие. Отец вот уже одиннадцать месяцев состоит в обществе анонимных алкоголиков. Мы купили ему компьютер, и он занимается торговыми операциями по Интернету. Теперь, когда он больше не пьет, он начал зарабатывать деньги, а не терять их.

Я ухмыльнулась, заметив удивленное выражение на лице Люка, и отпустила его. Мне нравилось, что я могу удивлять его. Я похлопала его по груди.

– Я сейчас спущусь.

– Ага. – Он встряхнул головой, будто пытаясь отогнать наваждение, и спустился на первый этаж мансарды.

Все еще улыбаясь, я снова уставилась на вешалки с платьями, подбирая наряд, идеально подходящий для сегодняшнего вечера. Что-нибудь красивое... Что-нибудь особенное...

– Именно то, что нужно! – пробормотала я, вынимая красное шелковое платье в тонкую, как спагетти, полоску, короткое, но не до непристойности. В нем чувствовался вкус. Я казалась себе в нем роскошной и стильной.

Я скользнула в платье, достала пару подходящих полосатых туфель и взбила волосы. В последнее время я часто ношу их распущенными, особенно дома. У Люка есть привычка накручивать на палец мои локоны, и мне это очень нравится.

Выбрав губную помаду из новой линии натуральной косметики Рейнбоу, я старательно накрасила губы. Под руководством Рейнбоу я стала намного более грамотно накладывать макияж.

Кто бы мог подумать, что за этот год мы с ней станем такими близкими подругами? А теперь, когда она стала пользоваться услугами «Эшворт-Дрейк» по вопросам маркетинга, мы и работаем вместе. В некотором роде. Я сама проводила исследования по ее бизнесу (никогда не думала, что большинство помад содержит рыбью чешую).