Когда Чарльз явился ее забирать и принес дорогие наборы шоколадных конфет, чтобы отблагодарить больничный персонал, она с надеждой всматривалась в его лицо, мечтая разглядеть в нем хоть какие-то изменения. Он был приветлив, и она не увидела в его глазах прежней холодности. Конечно, настоящее испытание начнется потом, дома, где не будет сестер, перед которыми надо разыгрывать спектакль.

Когда они подъехали к дому, Жан-Марк ожидал их возле распахнутой настежь двери, готовый просто лопнуть от гордости, словно отцом ребенка был он. Он же повел ее наверх, чтобы показать детскую. Чарльз шел следом очень недовольный.

Детская была отделана восхитительно. Кругом пастельные тона розового и зеленого, мебель светлого дерева, кроватка, кресло-качалка. Движущиеся игрушки свисали с потолка, плюшевые звери удобно устроились на полке. Детский шкафчик набит до отказа одеждой — спальные мешки, комбинезончики, платьица, пальтишки. Закрыв дверки шкафа, она выдвинула ящики, доверху заполненные шерстяными кофточками, башмачками, рубашечками, штанишками. Белоснежная аптечка с кучей салфеток, туалетных принадлежностей. Запасной матрасик, манеж, ванночка. В общем, все, что могло понадобиться ей и ребенку. Не в силах ничего произнести от изумления, Мелли присела в кресло-качалку и принялась тихонько раскачиваться, положив Лоретт на колени. Если бы у нее еще был любящий муж! Она видела, что за ней наблюдают двое мужчин, причем оба они были заметно обеспокоены ее молчанием, а она не могла найти слов, чтобы высказать то, что чувствует.

— Тебе нравится? — первым не выдержал Чарльз.

Она молча кивнула.

— Есть и кое-что еще, — добавил он.

— Еще?

— Ага. Иди посмотри. — Взяв у нее ребенка с таким видом, будто только об этом и мечтал с той минуты, как они покинули больницу, он подошел к двери, которой прежде не было в комнате.

— Жан-Марк, поди свари кофе, — распорядился он не терпящим возражений тоном.

— Конечно, m'sier, — подмигнув Мелли, Жан-Марк отправился вниз. Открыв дверь, которая, как выяснилось, вела теперь к ней в спальню, Чарльз отступил, пропуская ее вперед. Сделав несколько шагов, она застыла от неожиданности.

— Ой, Чарльз! — воскликнула она умильно, — ну и ну! — Не будучи уверена, что может позволить себе нечто большее, она растерянно осматривалась. Все вокруг было персиково-кремовое. Тяжелая французская мебель исчезла, вместо туалетного столика и громоздкого шкафа вдоль одной стены выстроилась светлая сборная стенка. Ковер и занавески белели на фоне персиковых стен, кровать, к которой она уже успела привыкнуть, заменил возвышавшийся посреди комнаты бело-розовый обитый шелком шедевр. К нему скромно притулилась светлая колыбелька.

Чувствуя в ногах слабость, Мелли подошла и легонько тронула ее. Колыбелька тихо закачалась на изогнутых полозьях.

— Не знаю, что сказать, — прошептала она, глотая слезы. Поворачивая к нему заплаканное лицо, она жалко улыбнулась. — Очень красиво. И в детской тоже.

Откашлявшись, он произнес, немного стесняясь:

— Мы подумали… я подумал, что лучше сделать дверь в детскую, особенно когда она подрастет, — добавил он, еще больше смутившись.

— Правильно.

Неожиданно она похолодела. Он делал это все для нее или, может, хочет взять няню? А если да, то, вероятно, он рассчитывает, что она уедет в Бекфорд одна? Нет, не сейчас! Сейчас он не может ее туда отправить — она сама кормит Лоретт! «И я бы хотела кормить ее всю жизнь, — подумала она, чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика. — Если это единственная возможность остаться, я готова кормить ее вечно».

— О, Мелли, ты, по-моему, еле жива! — испуганно воскликнул Чарльз. — Пойдем вниз. С тебя на сегодня довольно.

Он усадил ее в гостиной, устроив девочку у нее на коленях, и не отходил, продолжая задумчиво смотреть на нее.

— Тьфу, черт, — беззлобно выругался он.

Удивившись, она огляделась, пытаясь понять, чем он недоволен, и, так и не поняв, спросила:

— В чем дело?

Не ответив ей, он крикнул:

— Жан-Марк!

— Oui, m'sieu, — ответил Жан-Марк с готовностью человека, привыкшего, что его часто бранят. Поставив кофе на маленький столик, возле Мелли, он с недоумением взглянул на Чарльза.

— Мы забыли купить корзину.

— Корзину?

— Да, черт возьми! Мелли не может все время носить ребенка на руках, и она не захочет оставлять Лоретт днем одну наверху — ей будет неслышно, если малышка заплачет! Нам позарез нужна, ну… переносная колыбелька, что ли.

— Ага.

— Корзина Моисея, — осторожно вставила Мелли.

— Ага, — еще раз повторил Жан-Марк.

Не в силах сдержать улыбки, в которую растягивались ее губы, Мелли опустила глаза.

— Пожалуй, съезжу куплю такую штуку, — сказал сам себе Чарльз, с необычным для него отсутствием решимости.

— Не стоит, — попытался отговорить его Жан-Марк. — Я сейчас позвоню в магазин и попрошу, чтобы они сами доставили. Vite. [24]

Подойдя к телефону, он снял трубку и принялся нажимать на кнопки.

— Я помню номер на глаз.

— Наизусть, — машинально поправил его Чарльз. Обратившись к Мелли, он сказал: — Давай сюда малышку и пей кофе.

Протягивая ему Лоретт, она наблюдала, как он усаживается на диван, осторожно опираясь на спинку. Было заметно, что он просто в восторге от своей дочки. Разглядывая ее личико, он протянул палец к крохотному розовому кулачку и, когда она за него ухватилась, засиял от гордости.

— Смотри, она будет жутко сильная!

Взглянув на Жан-Марка, она снова опустила глаза и стала послушно пить кофе. «Ох, Чарльз, как мне перенести предстоящую разлуку с тобой?»

Через пять минут в дверь позвонили.

— Я открою, — сказал Жан-Марк, — это, скорее всего, привезли корзину.

Но он ошибся, пришёл Никко.

Это был невысокий, крепкий юноша на несколько лет моложе Чарльза. Никко остановился на пороге, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

— Вот и я, ну-ка, показывайте этого младенца, который стоил мне звания чемпиона и разрушил мою жизнь! Надеюсь, девочка того стоит!

— Стоит, — нежно сказал Чарльз. — Иди сюда и посмотри сам!

Подойдя поближе, Никко уставился на крохотный сверток.

— Хм, что-то она маловата?

— Ну, а ты что хотел? Ей всего две недели.

Повернувшись к Мелли, Никко скорчил гримасу, а затем подошел и оперся на ручку ее кресла.

— Я, конечно, ничего не понимаю в младенцах, но у вас в организме барахлит секундомер, madame!

— У меня?

— Oui. Еще десять секунд было бы поздно его отзывать, а я, возможно, стал бы чемпионом мира!

Она в недоумении уставилась на него.

— Не понимаю. Мне очень жаль, что вы не выиграли…

— Чтобы выиграть, madame, — сказал он едко, — надо участвовать.

— Вы не участвовали? — спросила она изумленно. — Но почему?

— Точно! Я же знал, что вы разумная женщина! Я ему говорил, что вы не станете возражать! Говорил я? — обратился он к Чарльзу. — Но разве он меня слушает? Никогда!

Совершенно потрясенная, Мелли посмотрела на мужа.

— Ты не участвовал в гонке?

— Нет, — продолжая исследовать хватательный рефлекс ребенка, пояснил Чарльз равнодушно. — Сообщение о том, что у тебя вот-вот будет ребенок, пришло прямо перед стартом.

— И ты отказался?

— Ну разумеется.

— Разумеется? То есть как это «разумеется»? Ты не говорил… — Резко повернувшись к Жан-Марку, она возмутилась: — Я же просила не сообщать ему ничего до начала гонки! Вы обещали, Жан-Марк!

Жан-Марк не успел ничего сказать в свою защиту, как Никко вступился за него:

— Он ни при чем. Виноват стюард. Этот услужливый балбес нашел на столе дежурного записку с просьбой передать ее Чарльзу после гонки и поспешил доставить прямо на линию старта.

Опустив руку ему на колено, Мелли с сочувствием сказала:

— О, Никко, мне ужасно жаль! Я знаю, как это для вас важно.