— Merci. [5]У тебя был удачный вечер?
— Ну пожалуй, так-сяк. Скорее не слишком.
— Ты играл?
— Нет. Не было настроения. Покрутился в казино, кое с кем поболтал, послушал сплетни. — На мгновение его подвижное лицо стало сосредоточенным. Не то чтобы он посуровел — Чарльз прекрасно владел собой, держался свободно, как правило, приветлив, улыбчив. Это, разумеется, не означало, что у него не случалось дурного настроения, — никто не может быть неизменно весел, но если его одолевали мрачные мысли, если он бывал не в духе, то великолепно умел спрятать и то и другое поглубже. Скорее всего, именно поэтому из него получился отличный игрок в покер.
— Я решил перевезти лошадей на другой конный завод.
— Но почему? — удивилась Мелли. — Мне казалось, ты доволен тем, как их содержат. Ты ведь очень старался пристроить их именно в эту конюшню!
— Ну да, все так. Сам не знаю, в чем дело, но мне все время кажется, что-то там не в порядке.
Зная, что он не любит, когда к нему пристают, она все же, не удержавшись, спросила:
— Куда же ты их переведешь?
— Пока не решил. Подумаю. — С характерной для него легкомысленностью он говорил уже о другом и опять улыбался: — Я видел Фабьенн, она приглашала нас сегодня вечером к себе. Ты не против? Я согласился и от твоего имени тоже. Ты совсем мало бываешь на людях, да-да, пожалуйста, не криви ротик, моя милая, давно пора перестать дичиться.
— Я перестала.
— Ну конечно. Боишься только моих друзей.
— Да нет же, — настаивала она, нахмурившись, — ну разве что некоторых…
— Вроде Фабьенн…
— Да, вроде Фабьенн. При ней я чувствую себя — даже не знаю как сказать — какой-то неотесанной, нескладной, совсем теряюсь. — Стараясь заглянуть поглубже в его серые глаза, Мелли добавила: — Без меня тебе будет много спокойнее.
— Ты уверена? — насмешливо спросил он.
— Конечно. Тебе не надо будет за мной присматривать, подыскивать собеседников, прислушиваться к разговорам…
Слегка пожав плечами и изобразив подобие улыбки, которая получилась далеко не столь выразительной, как у Жан-Марка, она замолчала. Но сказала она правду — без нее ему будет много проще. Чарльз такой общительный, так любит бывать среди людей, болтать, делиться с друзьями новыми идеями, и, хотя он ни разу ни словом, ни поступком не показал, что она ему в тягость, Мелли подозревала, что в ее присутствии ему не удается сполна получить удовольствие. Она пыталась преодолеть свою не то чтобы неприязнь, скорее неловкость, которую ощущала, встречаясь с его светскими друзьями, но ее не оставляло чувство, что они поглядывают на нее свысока. Возможно, обстоятельства, при которых они поженились, сделали ее уязвимой, но на этих слишком людных вечеринках, которые все здесь устраивали по очереди, она всегда бывала скованна.
— И все же, — продолжал Чарльз, с уже несколько иной интонацией, означавшей, что он хочет, чтобы она считалась с его желаниями, — я бы хотел, чтобы ты со мной пошла. Там будет Дэвид. Дэвид ведь тебе нравится?
Да, Дэвид ей нравился, а вот его жену она не выносила, в основном, как ей казалось, из-за того, что эта чертова Фабьенн вешалась на Чарльза при каждом удобном случае. Дотрагивалась до него, улыбалась, гладила, прижималась, словно ища защиты, в которой на самом деле совсем не нуждалась. Ей перевалило за сорок, а вела она себя как шестнадцатилетняя резвушка. Она словно была специально создана, чтобы опровергнуть общепринятое представление о француженках как о самых элегантных, очаровательных и сексуальных женщинах в мире. Мелли приходилось встречать немало женщин средних лет, выглядевших куда более привлекательно, чем их юные товарки, благодаря приобретенному с годами опыту и уверенности в себе. Только к Фабьенн это не относилось ни в малейшей степени, а Чарльз, несмотря на умение разбираться в людях, не хотел замечать того, что видели все остальные. Фабьенн была прирожденной нарушительницей спокойствия.
Если она откажется наотрез, он, конечно, уйдет один и не скажет ей больше ни слова, но его улыбка утратит нежность, лишится тепла, в котором Мелли очень нуждается. Нет, она не думала, что он поведет себя так намеренно, и, вероятнее всего, человек посторонний ничего не заметит, но она-то знает наверняка. Заставив себя улыбнуться, она кивнула:
— Хорошо, я пойду. В котором часу?
— В начале восьмого. Спасибо. Я понимаю, что тебе это нелегко, Мелли, но ты должна привыкать…
— Бывать в обществе, — закончила она за него. — Понимаю, а потому буду стараться. Просто здесь совсем иной стиль жизни, и он так отличается от привычного…
— Великолепный образец типично британской манеры не договаривать до конца, — рассмеялся Чарльз. — Конечно, Бекфорд с большой натяжкой можно назвать средоточением утонченности. — Откинувшись на спинку стула, он прикрыл нижнюю часть лица рукой, словно желая спрятать готовый растянуться в улыбке рот. — Было бы забавно послушать, как они там судачат о нашей женитьбе, — задумчиво проговорил он.
— Ну, скорее всего, говорят, что я получила по заслугам. Что еще можно сказать о девушке, которая связала свою жизнь с авантюристом?
— Значит, вот как меня величают — авантюрист?
— Ну, в общем да. — Мелли не хотелось говорить ему, что слово «авантюрист», как правило, соседствует с определением подлый. Ведь она-то знала, что это ложь.
Старательно делая вид, что ему даже нравится, что о нем идет дурная слава, Чарльз подался вперед, еще глубже зарыв подбородок в руку.
— А еще? Паршивая овца? Негодяй? Уверен, они говорят: «Этот тип наверняка плохо кончит!» Вижу, вижу по твоему лицу, что попал в точку. Конечно, нельзя исключить, что в один прекрасный день их пророчество сбудется, но уж я постараюсь не утащить тебя за собой в пропасть. Ты, Мелли, достойна лучшей участи.
— Перестань! — потребовала более резко, чем собиралась. — Не надо, — попросила она уже сдержанней.
— Да, но если бы ты не поехала в Довиль разыскивать дедушкину могилу… если бы…
— Если бы да кабы, — перебила она решительно, потому что им обоим было известно, что она приехала по другой причине. Чарльз, разумеется, чтобы не нарушать гармонию, может делать вид, что верит в эту историю, но она полагала, что в глубине души он думает иначе. Ей казалось, что он обходит острые углы, впрочем, как и сама она, чтобы сохранить их брак.
Поймав на себе его взгляд, она заставила себя улыбнуться.
— Ты же меня ни к чему не принуждал. Никто не заставлял меня… утешать тебя в тот день. К тому же я могла не признаться, что ты отец ребенка…
— Да, но ты призналась. Один Бог ведает, почему. Пожалуй, трудно найти человека, менее пригодного на роль отца, чем я. Да и мужа. И все же, если бы ты не сказала, а я бы узнал потом, что ты носишь моего ребенка…
Разозлился бы? Да, она это знала и не переставала удивляться, что он взял на себя ответственность. Ей безумно хотелось с ним все обсудить, поговорить, открыться, но от того, что она ощущала себя виноватой, ей казалось, что это невозможно. А впрочем, может, так и спокойнее.
— Интересно, как бы ты узнал? — поинтересовалась Мелли с кажущейся беспечностью. — Твои связи с Бекфордом оборвались, а тебе известно, что у меня не было недостатка в дружках, каждый из которых вполне мог оказаться отцом…
— Не стану спорить, но теперь мышка попалась. Ты, разумеется, должна была составить лучшую партию, — ухмыльнувшись, добавил он.
— Да, — согласилась она, — но боюсь, добропорядочный супруг мне бы вскоре наскучил, ты не думаешь?
— Ну, а положа руку на сердце, тебе разве не хочется порой поскучать? — спросил он вкрадчиво. — Ну, например, знать, где я бываю по ночам? А иногда и днем, правда?
— Но тогда ты бы не выиграл в покер этот дом, а я бы не познакомилась с Жан-Марком и не имела бы возможности с обожанием взирать на участников американского кинофестиваля.
— Брось, не хитри. Ты и так смогла бы на них полюбоваться. Они устраивают тут свои фестивали каждый год.
