Похоже, он всегда вел себя так со своим ягненочком.

— Я привык отдавать приказы, даже своей внучке, а она терпит это. Но вы были правы. В любви даже генерал не может диктовать условия.

— Она любит Гейбриела? — дрожащим голосом спросила Хетти.

— Говорит, что любит. Но думает, что чувство вины не позволит ему полюбить ее в ответ.

— Возможно, — вздохнула миссис Пламтри. — Мне очень жаль, что прошлой ночью я сказала про то, что Роджер мог лгать. Я не хотела этого говорить.

— Нет, вы правильно сделали. С тех пор у меня было много времени подумать — целая ночь, — тяжело вздохнул Айзек. — Вирджиния всегда превозносила Роджера, а я сам окружил ореолом святости память о нем. Роджер любил выпить и поиграть в карты. И время от времени лгал мне и о том, и о другом. Он был в беде, и я это знал. Но ничего не мог поделать с этим, поэтому после его смерти просто было легче…

— Обвинить Гейба, — пробормотала миссис Пламтри.

Генерал тяжело сглотнул. Это трудно было сказать, особенно ей. Он вкратце поведал миссис Пламтри, что говорил Вирджинии о своем разговоре с Роджером в ту ночь.

— Роджер ни слова не сказал о том, что его запугали или заставили силой. Это только мои домыслы. Но вы были правы, черт возьми. Тот факт, что именно Роджер вытащил из постели вашего внука на ту гонку, ясно говорит о том, кто виноват. Я пытался твердить самому себе, что Шарп солгал об этом. Но если он лгал, почему тогда просто не заявить, что это Роджер бросил вызов? Зачем признаваться в сильном опьянении?

— Зачем говорить Вирджинии, что он ее не достоин? — добавила мисс Пламтри.

— По моему мнению, никто не может быть достоин моей Вирджинии, — отрезал Айзек, заметив сердитый взгляд Хетти.

— Возможно, вы правы, — улыбнулась миссис Пламтри. — Но я все равно утверждаю, что Гейб станет для нее хорошим мужем.

Шарп женится на его внучке. Мысль об этом вызывала раздражение, но если Вирджиния так сильно хочет его…

— Генерал должен уметь признать поражение и то, что его перехитрили. Между вами и Вирджинией… — Он с серьезным видом посмотрел на Хетти. — Я желаю ей только счастья, вы это знаете.

— Знаю. И тоже этого хочу. Для них обоих. — Хетти подошла к нему ближе. — Спасибо вам, Айзек, что проявляете объективность в этом деле.

Миссис Пламтри поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать генерала в щеку, но он взял ее рукой за подбородок и поцеловал прямо в губы. Когда он поднял голову, она смотрела на него, широко раскрыв глаза, а на щеках ее вспыхнул розовый девичий румянец.

В ее взгляде можно было заметить удивление и спокойное понимание происходящего.

Генерал обхватил ее за талию, прижал к себе и теперь поцеловал уже более основательно. Хетти таяла в его объятиях, и он это знал, потому что миссис Пламтри была достаточно взрослой, чтобы понимать, как ведут сражение. Уж точно не словами.

Капитуляция еще никогда не была такой сладкой.

Стук в дверь заставил генерала с сожалением отпустить Хетти. Особенно когда она, взглянув на него с мягкой улыбкой на губах, пошла открывать дверь.

— Бабушка, — влетела в комнату Селия, — я повсюду тебя ищу! Я только что видела Гейба…

— Он вернулся? — спросила, выходя из спальни с сонным видом, Вирджиния. Она все еще была во вчерашней одежде, только теперь все было мятое, как будто она в ней спала. — Он здесь?

— Уже нет. Я не смогла заставить его остаться. Он отправился куда-то участвовать в гонке, но оставил мне вот это, чтобы я передала тебе. — Селия протянула запечатанное письмо, но когда Вирджиния заторопилась взять его, добавила: — Он взял с меня обещание не отдавать его тебе, пока с ним что-нибудь не случится.

Хетти тихо чертыхнулась, и краска отлила от лица Вирджинии.

— Прежде он никогда никому не оставлял писем, — продолжала Селия. — Поэтому, понимая, что это может означать, я подумала, тебе лучше на него взглянуть. Может, там сказано, где проходит гонка.

Когда Вирджиния вскрыла конверт и начала читать письмо, генерал тихо выругался. Шарп поступает так, что простить ему что-то прямо сейчас будет чрезвычайно трудно.

Вирджиния подняла глаза на присутствующих. Вид у нее был такой, словно сейчас она упадет в обморок. Хетти забрала у нее письмо и прочла его вслух для генерала и Селии.

Дорогая Вирджиния!

Если ты сейчас читаешь это, значит, случилось невероятное. Я проиграл гонку и свою жизнь. Я не смогу вынести, если оставлю тебя гадать о том, как это произошло, как это случилось с той гонкой, в которой участвовал твой брат Роджер. Поэтому пишу это письмо, чтобы все объяснить.

Четуин заявил, что знает человека, который может рассказать, что произошло в ту ночь семь лет назад. Он не захотел назвать имя, пока я не посоревнуюсь с ним в гонке на дорожке в Тернем-Грин, поэтому я согласился.

Не вини себя в этом. Я сделал это, чтобы ты точно знала, за кого ты собираешься замуж. Просто проследи, чтобы Четуин выполнил условия нашего пари, а именно: он должен был сказать мне (или моему представителю в случае моей смерти) имя человека, независимо от того, кто выиграет гонку. Если ты наконец узнаешь правду, моя жизнь будет не напрасной.

Мне очень бы хотелось самому сказать тебе правду, но я сделал все, чтобы ты ее узнала.

— Все, что угодно, только не гонка в Тернем-Грин, — горько сказала Вирджиния и быстро взглянула на Поппи. — Мы должны его остановить. Если с ним что-то случится…

— Конечно. — Генерал повернулся к леди Селии. — Давно он уехал?

— Минут пятнадцать назад.

— Нам надо взять мою двуколку, — обратился он к Хетти. — Я уже послал сказать, чтобы ее приготовили. Но туда втиснутся только три человека.

— Я останусь здесь, — сказала леди Селия.

— Если мы едем прямо сейчас, — кивнул генерал, — то должны успеть в Тернем-Грин до начала гонки. Не начнут же они сразу, как только там появится лорд Гейбриел. Я так думаю. Но если мы не успеем, дорогая моя, — повернулся он к Вирджинии, — поскольку он участвовал в такой гонке уже три раза, я уверен, он сможет пройти ее, оставшись целым и невредимым.

— Нет, не сможет. — Вирджиния прищурилась. — Потому что после гонки ему придется встретиться со мной. Уверяю тебя, от меня целым и невредимым ему не уйти.

Гейб высматривал Четуина, слыша, как пульсирует кровь в жилах, и чувствуя испарину на лбу.

— Одиннадцатый час, — хмуро сообщил Лайонс, глядя на часы.

— Он играет со мной! — отрезал Гейб. — Пытается привести в замешательство, вот и все. — Хуже всего, что это действует, подумал он про себя.

Никогда еще гонка не значила для него столь многое. И его это тревожило. Это значит, что он не сможет обрести то состояние равновесия, необходимое ему, чтобы выиграть.

Гейб пристально смотрел на дорожку, туда, где вдали лежали угрожающего вида валуны. Последние два раза, когда он был здесь, там было так много людей, что перед ревом толпы воспоминания о гонке с Роджером отступили на задний план. И время дня было другое, и время года — тоже. И Лайонса не было.

Но сегодня все было так, как в тот день семь лет назад. Лето. Полдень. Никого вокруг, только он и Лайонс. И даже от выпитого ночью эля Гейб страдал точно так же, как тогда, семь лет назад. Все было точно так, как в тот день, и это вызывало необъяснимый страх.

Гейбриел вздрогнул. Его не должно беспокоить это, но почему-то беспокоило.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросил Лайонс.

Еще одно отличие от той гонки. Лайонс не задавал такого вопроса перед гонкой с Роджером. Тогда они все были гораздо глупее.

— У меня нет выбора. Это — единственный способ узнать, что случилось.

— Я всегда считал, что ты знал, но хранил молчание, потому что не хотел порочить память о Роджере.

Гейб не понимал, плакать ему или смеяться. Все эти люди приписывали ему такие благородные мотивы…

— Я очень сожалею, что сам ни разу не спросил вас обоих, — сказал Лайонс. — Когда мы приехали сюда, я был в полусонном состоянии. Для меня это была просто еще одна гонка; меня не волновало, кто бросил вызов. — В голосе Лайонса теперь звучали резкие нотки. — Много лет я изводил себя мыслью о том, что если бы я задал этот вопрос, если бы просто что-то сказал… Но конечно, я ничего не сказал, и ты не сказал, и вот видишь, что получилось.