Следующий день пролетел быстро, а Стас только и думал о Белогорке. Как там она? И почему? Настал вечер, и Стаса отвели в камеру. Едва охрана ушла, Стас приник к отверстию:
— Белогорка! Отзовись!
— Да, Мечедар.
Отлично! Она ответила!
— Давай поговорим.
— Давай.
Он взял паузу, и Белогорка спросила первой:
— Я звала тебя. Ты не отзывался.
— Меня не было в камере.
— Как??
— Как тебе объяснить? Меня выпускают.
— Выпускают?
— Я помогаю великому механику.
— Свеарну?
— Откуда ты его знаешь? — воскликнул Стас.
— Тише. Знаю. В чем ты помогаешь ему?
— Я… тоже немножко механик, — вообще-то не без гордости подумал Стас, в отличие от Свеарна, у меня есть диплом.
— Ты?! — воскликнула Белогорка так, что теперь Стас испугался, что их услышат.
— Тише! Да, я. А что?
— Откуда? Ставры не знали науки до прихода аллери, да и сейчас не знают. Кто учил тебя? Где?
— Ну-у, то здесь, то там. Умные головы есть везде, — уклончиво ответил Стас.
— Но если тебя выпускают из камеры помогать самому Свеарну, — возразила Белогорка, — значит, ты очень многое знаешь! И все равно… Свеарн не стал бы слушать советы ставра. Я не понимаю. Он бы и близко тебя не подпустил. Всегда говорил, что ставры — немытые скоты…
«Ах, он сволочь, — подумал Стас. — Как советы от немытого скота принимать — так он может… А Белогорка — умная девчонка». Но какой бы ни была умницей, поверить в то, что может рассказать Стас… Не поверит. Как дикарь из дебрей Африки не поверит в ядерную бомбу. Просто не представит.
— Попробовал бы не подпустить! — весело сказал Стас. — Когда сама правительница приказала ему.
— Правительница? — Голос Белогорки сорвался. — Айрин? Она ему приказала?
— Я не знаю, как ее зовут. Я думал: мне конец, но она приказала Свеарну проверить меня.
— Расскажи, — попросила узница, и Стас рассказал о том случае.
— Вот как. Удивительно. И все же: откуда ты такой взялся? — произнесла девушка. — Откуда твои знания?
Что ей ответить? Учился в Технологическом?
— Как тебе сказать? Вообще я сообразительный. А мои знания… Они… — Слова «интуитивны» ставры тоже не знали, а хорошая была бы отмазка. — Они словно приходят откуда-то. Извне.
— У тебя бывают видения? — оживилась девушка. — Расскажи мне! А ты можешь заглянуть в будущее, Мечедар?
— Ну, это вряд ли. Хотя в какой-то степени… — Стас смутно представлял, что можно рассказать Белогорке о будущем, но прерывать разговор не хотелось. Вдруг, как вчера, обидится.
— Расскажи!
— Только я вижу… Не наш мир. Другой.
— Другой?
— Да. И он такой странный, что я иногда не могу объяснить того, что вижу.
Стас чувствовал ее живой интерес, и его понесло:
— Я вижу города, огромные, как вся эта долина. Вижу дома, такие высокие, что самая высокая башня замка — травинка в сравнении с ними! Там дороги, широкие и гладкие, по ним едут странные телеги, в которых сидят люди…
— Люди? — прервала она. — Не ставры?
Вот дурак! Снова забыл!
— Ну да… Вроде бы люди.
— Так. А дальше?
Он передохнул, чуя, как внизу затаили дыхание.
— Я видел в небе… что-то похожее на птиц. Только из железа. — Стас чувствовал, как это глупо звучит, но в языке ставров слово «железо» и слово «металл» были одним. Медь называлась другим словом. А про алюминий здесь, конечно, и не слыхивали. — А внутри птиц сидели… тоже люди. Эти птицы летали очень быстро и легко перелетали эти горы. Еще я видел, как люди разговаривают друг с другом через океаны, легко, словно находятся рядом…
— У тебя странные видения, — помолчав, произнесла Белогорка. — Никогда не слышала ничего подобного! И ты странный, не похож на обычного ставра.
— Да, я такой, — улыбнувшись, ответил он. Приятно, когда тебя выделяют из толпы. — Но я не сумасшедший! — спохватился он. Белогорка рассмеялась.
— Будь ты безумен, стал бы Свеарн беседовать с тобой? И сама Айрин? Да и я тоже чувствую. Я видела безумцев, когда…
Она замолчала, но Стас понял: когда она была свободной.
— Значит, ты строишь башню для Айрин?
— Я не знаю, для кого. Да и какая мне разница?
— Тебе нет разницы. А мне…
— А что тебе?
Она замолчала, но последние слова были произнесены с такой горечью, что Стас почуял: здесь пахнет недобрым. Смертью пахнет.
— Так что там у тебя? Что случилось? — Он вспомнил, что так и не спросил о главном. — Скажи, почему ты в тюрьме?
Тишина. Лишь через долгие минуты прозвучал еле слышный ответ:
— Не спрашивай, если хочешь жить.
…Весь следующий день Стас провел на стройке. По его наброскам и указаниям изготовили несколько примитивных приспособлений, ненамного, но все же повышавших производительность труда. Свеарн одобрительно морщил лоб и кивал. То ли еще будет, думал Стас, прикидывая, как быстро увеличат производительность его новые задумки и сколько рабочих рук освободят.
За две недели он усовершенствовал подъемные механизмы, внедрил лебедки, эксцентрики и прочие мелочи, давно не кажущиеся чудом уроженцам Земли. Все кузнецы замка работали не покладая рук, изготавливая необходимые детали. Стас лично руководил сборкой. Ставры смотрели на него с неприязнью, смешанной со страхом: многие считали его колдуном. Но со временем взгляды смягчились. Стас никогда не кричал на рабов, не бил их и не позволял это делать стражникам. А те, в свою очередь, не смели трогать набравшего авторитет нового помощника Свеарна.
Судя по довольной физиономии Свеарна, дела шли неплохо и в срок. Башня росла. Ее опоясывали строительные леса, по которым с рассвета до заката сновали рабочие. Надо сказать, Свеарн неплохо знал свое дело и схватывал идеи Стаса на лету, но не все они принимались на ура. Архимедов винт для поднятия воды на высоту был презрительно отвергнут. «Дешевле использовать ставров», — отрезал великий механик.
При непосредственном участии Стаса соорудили новый подъемник. Собранный из усиленных медными обручами бревен, с противовесом из наполненной камнями клети, он не мог поднять большой массы, но этого и не требовалось. Зато вылет стрелы и вращающаяся станина позволяли с легкостью и быстротой перемещать груз.
Вечером усталого Стаса препровождали в камеру, но не так, как в первый раз. Он чувствовал всевозрастающее уважение к себе. Питание стало лучше, порции больше — на нем перестали экономить. Сопровождавшие до камеры стражи не кололи копьями пониже спины, не били древками, как прочих, даже не ругались, и Стас довольно улыбался. Еще бы! Они видят, как часто великий механик беседует с ним. Именно беседует, а не орет и не бьет ногами. Беседует почти как с равным…
Затем стража уходила. Наверху щелкали смазанные деревянные запоры, и в башне наступала тишина. И тогда Стас звал Белогорку.
Иногда она откликалась, иногда нет — не желала разговаривать. Стас жалел узницу, ведь он все же покидал темницу каждый день, видел небо и солнце, дышал свежим воздухом. Белогорка была лишена этого, и Стас не понимал: за какое преступление можно так наказать? В конце концов, ее могли заставить работать на кухне или бежать в чертовом колесе — все это лучше, чем сидеть в крошечной камере, в четырех стенах. Ставры снаружи хоть как-то общались между собой, Белогорка сидела одна. И если бы не выходка Стаса, была бы одна страшно подумать какое время. Так и свихнуться недолго. Чем же она так для них опасна?
Долгое заточение не могло не оставить следа. Девушка могла вдруг на полуслове прервать разговор, неожиданно заплакать или перейти на шепот, будто бы их кто-то подслушивал. Несчастная. Но что он мог сделать для нее? Просить о снисхождении у механика, но ведь не механик посадил ее сюда. Нет, Свеарн этим не занимался, все его мысли — закончить стройку в срок. Однажды, оставшись наедине с рабочим, Стас спросил, не слышал ли он о девушке, томящейся в подвале башни. Ставр изумленно покачал головой. Он явно не знал ни о чем подобном и имя Белогорка слышал впервые. Спрашивать у стражи Стас не решился: а ну как обнаружат дыру да заложат камнями или просто в другую камеру переведут.