Если сейчас Суан пойдет по легкому пути, что Брин о ней подумает? Он решит, что взял верх, что доказал, будто она неспособна сдержать слово. Такого Суан никак не могла допустить.

Кроме того, нельзя, чтобы ее выручила Лилейн. Тогда Суан окажется в долгу не перед Брином, а перед ней. А Айз Седай прибегнет к гораздо более тонким методам, но непременно взыщет долг сполна, пусть даже это окажется лишь требование верности.

– Лилейн, – мягко сказала Суан, – я ни в чем не подозреваю честного генерала. Но он стоит во главе наших армий. Можем ли мы быть уверены, что он делает все как надо, если не будем за ним присматривать?

Лилейн хмыкнула:

– Не думаю, что хоть кому-то из мужчин можно доверять настолько, чтобы оставлять без надлежащего руководства.

– Стирку я терпеть не могу, – сказала Суан. Это была правда. Но от этого она не отказалась бы и за все золото Тар Валона. – Но если эта обязанность позволяет мне быть рядом и держать ухо востро…

– Да, – Лилейн медленно кивнула. – Да, вижу, ты права. Я не забуду твою самоотверженность, Суан. Хорошо, ты можешь идти.

Лилейн повернулась, бросив взгляд на свою руку, как будто ей чего-то не хватало. Вероятно, она предвкушает тот день, когда – став Амерлин – будет, прощаясь с сестрой, протягивать для поцелуя руку с кольцом Великого Змея. О Свет, Эгвейн нужно поскорее возвращаться. Какая скользкая эта обмазанная жиром щука-серебрянка! Растреклятая щука-серебрянка!

Суан направилась к границе лагеря Айз Седай. Армия Брина окружала лагерь Айз Седай широким кольцом, но шатер военачальника находился на противоположной стороне. Чтобы добраться до него, понадобилось бы не меньше получаса. К счастью, Суан встретилась телега со съестными припасами для армии, доставленными через переходные врата. Низкорослый седеющий возчик тут же согласился подвезти ее, хотя был искренне удивлен, почему она не возьмет лошадь, как подобает Айз Седай. Путь был не так уж далек, а проехать его вместе с репой было для Суан куда менее недостойно, чем трястись на спине лошади. Если Гарет Брин вздумает сетовать на ее опоздание, она ему еще и не то выскажет! Всенепременно!

Она привалилась спиной к бугристому мешку с овощами, свесив через задний борт ноги, скрытые коричневой юбкой. Пока телега преодолевала небольшой подъем, Суан окинула взором раскинувшийся перед ней лагерь Айз Седай – своей упорядоченностью белые палатки походили на город. Его окружали ровные ряды армейских шатров, размерами поменьше, а уже за ними, в свою очередь, росло кольцо палаток и навесов маркитантов и всех прочих, кто обычно следовал за войском.

Вокруг же расстилался бурый пейзаж: зимние снега уже растаяли, но весенняя поросль была редкой. По равнине были разбросаны дубовые рощицы; тени в долинах и вьющиеся струйки дыма из труб указывали на далекие деревни. Удивительно, каким знакомым и каким приветливым казался ей этот край. Когда Суан впервые попала в Белую Башню, то была уверена, что никогда не полюбит эту местность, с ее совершенно «сухопутными» пейзажами, где морем и не пахло.

Теперь же куда бóльшую часть своей жизни она прожила уже в Тар Валоне, а не в Тире. Порой трудно было вспоминать ту девочку, которая плела и чинила сети и рано поутру отправлялась рыбачить вместе с отцом. Теперь она стала совсем другой – женщиной, которая имеет дело отнюдь не с рыбой, а с тайнами.

Тайны, дающие власть и силу, интригующие тайны. Они стали ее жизнью. Никакой любви, не считая легкого флирта в юности. Нет времени на привязанности и почти нет места дружбе. Только одно составляло ее цель: найти Дракона Возрожденного. Помогать ему, наставлять его, надеясь даже управлять им.

Морейн погибла, выполняя эту задачу, но ей, по крайней мере, довелось повидать мир. Суан же состарилась – пусть не телом, но духом, – заточив себя в Башне, дергая за ниточки и подталкивая мир к нужному пути. Ее усилия были во благо. Время покажет, достаточно ли было этих усилий.

О своей жизни Суан не жалела. И все же в какую-то минуту, проезжая мимо солдатских шатров – на телеге, которая подскакивала на рытвинах и разбитых колеях и дребезжала, как сухие рыбьи кости в пустом котелке, – она позавидовала Морейн. Часто ли Суан находила время, чтобы позволить себе выглянуть из окна и полюбоваться прекрасным зеленым пейзажем, пока он не стал болезненно тусклым? Они с Морейн отчаянно сражались ради спасения этого мира, но для себя не оставили от него ничего, чем могли бы насладиться.

Возможно, Суан совершила ошибку, оставшись в Голубой Айя, в отличие от Лиане, которая, воспользовавшись возможностью, представившейся после их усмирения и Исцеления, перешла в Зеленую. «Нет, – подумала Суан под громыхание телеги и резкий запах репы. – Нет, я по-прежнему намерена спасти этот треклятый мир». Она не может перейти к Зеленым. Хотя, когда Суан думала о Брине, ей хотелось, чтобы кое в чем Голубые больше походили на Зеленых.

Когда Суан была Амерлин, у нее не было времени на привязанности, – но как насчет Суан, которая превратилась лишь в приближенную Амерлин? Чтобы управлять людьми, незаметно манипулируя ими, требуется гораздо больше умений, чем заставлять их повиноваться из страха перед властью Престола Амерлин, и, как оказалось, это дает лучший результат. И вдобавок нынешнее положение избавляло ее от ужасного груза ответственности, который она ощущала в те годы, пока правила Белой Башней. Возможно, в ее жизни найдется место и для других перемен?

Повозка доехала до дальней стороны армейского лагеря, и Суан покачала головой, укорив себя за глупость, а затем спрыгнула на землю и кивком поблагодарила возчика. Она не девчонка, едва доросшая до того, чтобы на целый день выйти в море за чернорыбицей. Нет смысла в подобных мыслях о Брине. По крайней мере, не сейчас. Нужно еще очень многое сделать.

Она шагала вдоль периметра лагеря, армейские шатры оставались по левую сторону от нее. Уже темнело, и фонари жгли драгоценное масло, освещая хаотично расставленные палатки и хижины справа от Суан. Впереди возвышался небольшой частокол. Он не охватывал весь армейский лагерь, а лишь окружал несколько дюжин офицерских шатров и палаток побольше, выделенных для командного состава. Частокол должен был послужить укрепленной позицией в случае нападения на лагерь, но в обычное время тут располагался штаб, где Брин проводил советы с офицерами – он считал, что будет лучше, если от остального лагеря командование отделяет физический барьер. В ином случае суета и неразбериха скопища палаток маркитантов и прочего невоенного люда и излишне протяженный периметр, усложняющий патрулирование, позволили бы шпионам с легкостью подобраться к шатрам Брина.

Частокол был готов только на три четверти, но работа продвигалась быстро. Возможно, со временем, если осада затянется, Брин обнесет палисадом весь армейский бивак. А пока он считал, что небольшой укрепленный командный пункт не только обеспечит безопасность и вселит в солдат уверенность, но и поднимет его авторитет.

Восьмифутовые колья тянулись заостренными вершинами к небу и сами чем-то напоминали караульных, стоящих плечом к плечу. При ведении осады обычно людей для фортификационных работ бывает в достатке. Охрана у ворот частокола знала, что Суан нужно пропустить, и вскоре она добралась до шатра Брина. Ей действительно предстояла стирка, но большую часть работы придется отложить до утра. Как только стемнеет, она должна встретиться с Эгвейн в Тел’аран’риоде, а закат уже начинал таять.

Шатер Брина, как обычно, едва светился слабым светом. В то время как остальные тратили масло, он экономил. Большинство его людей жили лучше, чем он сам. Вот глупый мужчина. Решительным шагом Суан вошла в палатку, даже не спрашивая разрешения. Если Брин настолько глуп, чтобы переодеваться, не зайдя за ширму, он заслуживает того, чтобы его застали в таком виде.

Гарет Брин сидел за столом, освещенным лишь одной свечой, и, по всей видимости, читал доклады разведчиков.

Суан фыркнула, отпуская край входного полога, и парусиновые клапаны, опустившись, сомкнулись у нее за спиной. Ни одной лампы! Что за человек!