– Ясно с девушками, контингент понятен! – подытожил Голубев. – Их, видимо, специально для продолжения рода подбирают: все неблагополучные и искать их особо некому.

– А нас вот есть кому, но не ищут, – съязвил Игорь. – Если бы мы на этот металл не позарились, до сих пор бы по лесу разгуливали и не известно, что лучше, – грустно закончил Рахманов.

– Вот это не правда! – воскликнул Филиппенко. – Помните, Ева сказала, что трюк этот всегда и на всех срабатывает, они всех вводят в гипноз!

– Да не нужен нам никакой гипноз!

– Для нас наличие золотых слитков – есть самый сильный гипноз!

– Так или иначе, мы все попали! – успокоил Голубев. – Сквозь стены мы проходить не научились, значит, должны мозги сохранить и не отдавать их врагу понапрасну. Расспросы с этого момента прекращаем, постараемся разобраться самостоятельно. Кто хочет сохранить мозги и жизнь, тому предлагаю молча думать и ждать, найдем время и место поделиться! А сейчас, братва, правда, лучше всего идти спать и радоваться, что живы! После всего, что случилось, сон лучшее лекарство.

Но выспаться Голубеву не удалось. Свет маленького карманного фонарика тонкой струйкой бил в правый глаз, фонарик повернулся и человек осветил светом свое лицо. Голубев узнал его – Профессор! Тот приложил палец к губам и поманил Голубева за собой. Вышли молча и быстро двинули в конец коридора, потом пару ступенек по железной лестнице вверх, и неожиданно Профессор затолкнул его в боковую железную дверь, которая оказалась открытой.

Вот тут Голубев похвалил свою интуицию, ведь не зря она привела его к столику «Профессора», направила «куда надо». В небольшой деревянной, обыкновенной на вид сауне «парилось» несколько мужчин, они действительно сидели в простынях и полотенцах на едва прогретых топчанах. Голубев очутился сразу в центре внимания: все молча разглядывали его, кто смотрел с верхних полок, кто глядел снизу вверх. Он пришел в разгар оживленной беседы, и как только оказался в сауне – все замолчали. Голубев разглядывал их, они его. Человек семь мужчин, разного возраста, от тридцати до шестидесяти, смотрели на него, словно сканировали. Наконец один постарше подошел и протянул руку: «Кузьмич», – представился немолодой, коренастый мужчина. «Сергей», – представился Голубев.

– Это вы хотели видеть смотрящего? – Кузьмич улыбнулся и в уголках глаз веером пролегли морщинки.

– Это вы?

Кузьмич улыбнулся.

– А что ты на тюремный-то манер разговариваешь, сидел, что ли?

– Ловил! – Голубев еще раз обвел внимательным взглядом мужиков, решая, кто же из них главный.

– Значит, бежать хочешь? – раздалось откуда-то сверху. На третьей полке лежал моложавый мужчина, лет сорока, и курил сигаретку. Все они выглядели очень прилично, ни в ком Голубев не уловил тюремного прошлого, хотя они и были не против «смотрящего», собрание их было весьма интеллигентным.

– Сначала я хотел бы знать, с кем я говорю?

– Меня зовут Кирилл, можешь считать, что я здесь главный! Я, как и ты, когда-то работал в ФСБ, вот только до лейтенанта дослужился. – Кирилл спрыгнул с полки и протянул руку Голубеву. – Таких как мы, здесь очень мало, битва идет за то, чтобы удержать свои мозги. А как ты бежать собираешься? Мы здесь все не один год, и никогда еще никто отсюда не сбегал! Вот, может, ты и расскажешь, как надо?

Больше часа мужики объясняли Голубеву, куда он попал. Стало ясно, что это огромный многоуровневый концерн, в котором они занимают только второй этаж. Связи с другими этажами у них нет, но есть тайный покровитель, который с часу до четырех ночи выключает камеры слежения и дает им возможность общаться, за это они изредка выполняют его просьбы. Но его никогда никто не видел.

– Возможно, вы именно тот человек, который сможет что-то изменить, – сделал вывод Кузьмич. – Но поначалу ты должен научиться элементарной технике безопасности. То, что тебе и твоим людям мозги оставили, это чья-то воля или заступничество! Ни с кем, у кого находят в голове агрессивные файлы, не церемонятся. – Здесь проводят психологические эксперименты над людьми, но не ради опытов и не ради научного интереса, а ради разумной эксплуатации. А к человеку относятся как к биороботу, которому не грех заменить какую-нибудь функцию мозга и «усовершенствовать» ее. Вы уже знаете, как просто они разбираются с памятью, могут ее вообще стереть, могут записать новую программу? – объяснял Кузьмич.

– Это что, кем-то финансируемые ученые? – эта реплика вызвала у всех дружный хохот.

– Вас на экскурсию по золотым залам водили? – напомнил о недавних приключениях Кузьмич. – У меня есть предположение, что именно эти твари и финансировали все опыты Третьего рейха и конкретно организацию Аненербе, вы уж наверняка слыхали про такую?

– Так кто же они все-таки?

– На это трудно ответить, одно мы знаем точно, и у них есть недовольные властью, один из таких и помогает нам здесь собираться и общаться, чтоб с ума не сошли. Он, судя по всему, и есть заинтересованное лицо. Возможно, он именно тот, кто тебе и твоим ребятам жизнь оставил!

Голубева пробила дрожь при этих словах. Неужели кто-то наблюдал за ним, решал его судьбу, а он даже не знает, кто его тайный покровитель.

– Выходит, здесь тоже люди разные?

– Но в основном все как один патриоты своей тюрьмы и своих законов. Они не любят недовольных – это для них, что вирус, поэтому просматривают файлы памяти и чистят коробочку у подозрительных.

– Постойте, – в ужасе содрогнулся Голубев, – они же так могут всю память стереть!

– Вот именно, – закивали все, – поэтому нужно научиться некоторым нехитрым приемам, с помощью которых ты научишься эти долбанные приборы обманывать.

– Без этого проснешься, а в твоем теле – уже не ты! – подтвердил Кирилл. – Вы здесь скоро увидите на инвалидных колясках нескольких идиотов. Их оставили в живых только для острастки, чтобы другим неповадно было: один вены себе порезал, другой, наоборот, полоснул по горлу охранника. Третий, как и вы, хотел побег организовать. Ничего – быстренько «мозги простерелизовали». Теперь они как амебы обыкновенные: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.

– А чипы, нам вставили какие-то чипы, блокирующие агрессию! – поспешно выпалил Голубев, пытаясь поскорее разузнать о последствиях эксперимента. Но по тому, как все дружно замолчали, он понял, что дело – труба!

– Чипы эти могут приносить страшную боль, но со временем к ним привыкаешь, – объяснил Кузьмич. – Мозг защищается и выбрасывает его, как инородное тело. Действие чипа – три-четыре месяца!

– Значит не страшно! – облегченно вздохнул Голубев.

– Не такие они дураки! За это время мозг сам отучается от крамольных мыслей, он привыкает реагировать определенным образом и продолжает реагировать, даже если чип растворился в крови.

– Так что же делать? – в ужасе спросил Голубев.

– Успокоиться! Мы медленно, но верно ведем работу, научились кое-каким штукам, выручим, ты, главное, обживись, привыкни. Тебе спокойствия не хватает. Беспокойных они сразу вычислят!

– Но вы же не хотите здесь сдохнуть, так и не вернувшись обратно!

– Мало таких, кто хочет! Многих на земле уже похоронили или забыли. А здесь квартира, обед, причем всегда гарантированный.

– Но здесь же все вымышленное, искусственное, даже свет за окном!

– В наших городах сейчас тоже пища искусственная, и не без их помощи. Мы тоже двигаемся этим путем, только медленнее.

Голубев не мог понять, подшучивают они или говорят серьезно.

– Ну хорошо, я готов, учите, что делать надо, – смирился Голубев.

– Ты для начала научись вести себя грамотно: соблюдай порядок, не делай резких движений, это усыпит их бдительность. У них масса просчетов, с помощью которых можно жить. Например, ночью никто не контролирует, спишь ты или нет, странно, не правда ли? А они рассчитывают, что мы не будем сами себе вредить. Ведь спать крепко – в наших же интересах, потому что завтра рано вставать. Здесь утром, как в лагере, общее построение, на нем «шеф гестапо» проходит по рядам и смотрит в глаза. Если заподозрит хоть одну крамольную мысль, сразу же ведут на сканер, могут выдать порцию тока.