«Можем не успеть», — думала Вера, пока они под завывание сирены мчались по улицам. Однако приехали вовремя. Женщина успела полоснуть себя только по одной руке, и то не фатально — видимо, испугалась боли… Потеряла много крови, но осталась жива. Старший бригады осмотрел рану, кивнул Вере — дескать, есть шанс спасти — и начал обработку.

В машине у неудачливой самоубийцы взгляд стал осмысленным. Она увидела Веру, спросила:

— Кто вы?

— Врач, Вера Алексеевна. А вас как зовут?

— Зовите меня Рена… Полное имя слишком длинное: Рената…

— Рена, мы вас сейчас в больницу положим. Хотите, подруга с вами посидит?

— Не знаю… Я здорова, но просто не знаю, как жить… Потеряла смысл, понимаете?

«Как не понять… — подумала Вера. Она сталкивалась с подобным, к сожалению. — И за смыслом ты в ванну залезла с ножичком, и вены резала тоже ради этого хваленого смысла, а как же…»

— Понимаю, — сказала она.

Как только ее разместили, Вера зашла к пациентке.

— Давайте по порядку, — сказала Лученко. — Не торопясь, спокойно… — А сама наблюдала, привычно считывая информацию, как быстродействующий сканер.

Рената рассказала, что у нее всегда была мечта: выйти замуж за состоятельного мужчину… Пока она объясняла, почему именно, Вера делала выводы. Сложение астеническое, сутулая, лицо отрешенное, улыбка растерянная. Судя по некоторым деталям, считает себя инопланетянкой в смысле эмоций — даже нормальный голос для нее громок, а уж громкий… Но и другим с ней нелегко. Витает где-то в заоблачных высях, снисходит…

— Ну конечно, когда я встретила Артема, то про всякие девчоночьи глупости вроде яхт и пальм забыла, — грустно улыбаясь, рассказывала она. — О деньгах не задумывались, всего хватало. Но потом…

А потом они решили родить малыша. Прекрасное здоровое желание, но… Рената начала проявлять недовольство существующим положением вещей. Что, если она родит двойню? И вообще, разумнее родить двух, трех детей, пока молоды. Хватит ли им тогда денег? Получалось, что нет. «Но я же работаю и зарабатываю!» — говорил Артем. «Но ты до сих пор обыкновенный архитектор, стать руководителем не стремишься, карьеру не делаешь!» — возражала женщина.

Артем работал в преуспевающем архитектурном бюро, заказов хватало, можно было бы получать вдвое, втрое больше. Стоило лишь стать поближе к главному… Но он не умел. Или не хотел?.. А главный держал Артема на третьестепенных ролях, на подхвате. Все лучшее — себе, хотя и так уже в деньгах купаться мог.

— Не знаю, может, Артем ему не показался. Хотя он очень талантлив. Но так продолжалось год…

Рената пилила мужа, упрекала, просила. Казалось, это никогда не кончится. Ей мерещилось, что она уже сейчас отказывает себе во всем, экономит. Жизнь проходила угрюмо и безрадостно. И тут в бюро пришла работать молодая энергичная красотка.

— Я даже имя ее не назову, у меня на него аллергия… — скрипнула зубами рассказчица. — Ненавижу! Она всего за несколько месяцев интриг убрала главного архитектора куда-то в сторону, а сама сделалась шефом. Поразительно, как неразборчивы в средствах некоторые!

Правда, она сразу дала зеленый свет Артему, подняла его до себя, и у них появились наконец настоящие деньги. Теперь, решила довольная Рената, можно и детей заводить. Но когда? Муж появлялся дома поздно, уставший и измочаленный. А когда она пыталась его расшевелить ласками, говорил: «Прости, мне нужно просчитать вот эти два проекта на завтра». И углублялся в свои планы с чертежами. Женщина забыла, когда они в последний раз занимались сексом. Да что сексом — хотя бы вместе ужинали! Оказалось, что состоятельный муж на руководящей должности — это совсем не то, чего она ожидала.

— А обиднее всего, что в те редкие минуты, когда мы все-таки были вместе, я все чаще ловила на себе его удивленный взгляд. Я заметила, что раздражаю его, мешаю ему, его вкусы изменились и стали отличаться от моих.

Вера уже предвидела концовку. Она угадала — Артем постепенно отдалился, вскоре бросил Ренату и женился на энергичной красотке.

Посетительница ссутулилась, сидя в кровати, и сказала:

— Ну вот. И я теперь не знаю, что будет дальше. Я боюсь не просто мечтать — мне страшно вообще хотеть. Мне страшно, что я снова могу оказаться такой наивной дурой в любом вопросе. Могу ошибиться в элементарном. И я не знаю, что мне делать, как жить и зачем. Только одно знаю: нельзя было заставлять своего мужчину зарабатывать больше, чем он в состоянии, чем он сам хочет. Оказывается, деньги — не главное.

Она не плакала, однако в глазах плескались непролитые слезы. А Вера, которая расхаживала по палате, вдруг остановилась и застыла. Андрей!.. Ведь он вкалывал в своей клинике допоздна, чтобы заработать. И чтобы закончить строительство домика в Пуще. А началось это с ее, Вериного недовольства: дескать, когда же, сколько же можно жить в чужом помещении и платить… И она тоже постепенно перестала его видеть. Только почему-то считала, что ему стало неинтересно дома. Господи, да что же это такое! Опять сапожник без сапог, опять в своем глазу бревна не вижу!

Лученко сделала глубокий вдох, потом медленный выдох, чтобы успокоиться. Рената ждет помощи. Она погладила ее по плечу, вздохнула сочувственно и села напротив.

— Что ж, будем работать, Рена, — сказала она. — Будем искать ваш потерянный путь. Но обязательно вместе. Я вам только помогу, подскажу, а идти вы должны сами…

Около девяти вечера в театре закончился спектакль. Давали «Мелкого беса» по Федору Сологубу, Антон Билибин заранее пригласил Веру и просил потом остаться с ним в гримерной. Обсудить и все такое… Но Вера не хотела оставаться, ответила артисту, что будет с другом. И попросила не один билет, а два, ведь идти одной в театр как-то неловко. Она пригласила Никиту Зарайского. «Снова играть влюбленного?» — усмехнулся тот. «Нет, просто смотреть хороший спектакль».

Как всегда, первые несколько минут слова и поступки актеров казались фальшивыми, преувеличенно-нарочитыми. Вера знала, что это ненадолго: потом вживаешься — и смеешься, и грустишь, и испытываешь брезгливость к Ардальон Борисычу, и жалость к окружающим его людям. Вопросов рождается много. Что такое мелкий бес? А замечательный символ — недотыкомка — вызвал необыкновенно оживленную реакцию зала. Интересно, откуда слово такое взялось? И почему-то женского рода. Для чего женского? Чтоб жалостливее было? Хитрый символист Сологуб знал, что делал, сам ведь говорил, что символ — это окно в бесконечность… Вера Сологуба читала давно и ничего не помнила, но ощущала недотыкомку «серую, безликую, юркую» как символ косности, жестокости, жадности, агрессии, неуловимо гадкого и скользкого начала. А еще, чуткая к слову, она точно поняла — да и отличная актерская игра помогла понять, — что та самая недотыкомка, которую герой никак поймать не может, это он сам и есть: обидчивый, щепетильный человек, не терпящий шуток над собой… Мелкий человек. Не маленький, а именно мелкий. Вера как будто его откуда-то уже знала. Ну конечно, в великой литературе про него многократно писано-переписано! У Гоголя это Акакий Акакиевич, у Чехова — человек в футляре, у Пушкина — станционный смотритель… Только великие сострадали ему, а у Сологуба мелкий человечек не вызывал сочувствия. Или вызывал?.. Он, конечно же, мог рассчитывать на жалость, но не на сострадание. Потому что он совсем уж «тварь дрожащая» и никого не любит. Вот инспекторскую должность — любит и мечтает ее занять. Это его паранойя. Ради осуществления мечты он готов на все…

— Что такая задумчивая? — спросил Никита на выходе.

Она действительно неотвязно вспоминала спектакль. Вот интересно, думала Вера, существует такой штамп: кто-то за что-то «все готов отдать». А в случае с мелким бесом Ардальоном отдавать-то как раз и нечего. Но когда нечего отдавать, когда за душой пусто — мелкий человечек начинает отдавать чужое. Предательство и обман, вероломство, зависть и еще целый букет разных мелкокалиберных движений этой сумеречной особи — вот те осколки, что замещают его душу и образуют его мир. Встречались Вере в кабинете такие, с осколками.