Девушки сразу поняли, что Вера хочет что-то разузнать, но из деликатности не спросили. Она сама объяснила:
— Девчонки, меня интересует, как люди реагируют на это строительство у них под боком. Живые слова, понимаете? Не те, которые на митингах кричат, не подписи и не то, что для всех. А как думает каждый отдельно.
— Вам это для исследования? — спросила девушка в длинном красном шарфе. — Вы социолог?
— Я врач, психотерапевт. Мне исследования не нужны. Может, чем-то помочь смогу?
Девушки переглянулись.
— Есть тут парень… — сказала одна, но запнулась. — Ладно. Начнем с тети Нади на первом этаже. Она на наших митингах и собраниях самая активная. Голос могучий. — Девушка хихикнула. — Но как домой приходит, все время проводит у телевизора. Так что конкретной помощи от нее не дождешься. И дочка у нее такая же, старшеклассница.
Вторая девушка глянула укоризненно.
— Почему же не дождешься? А гостеприимство? Всегда чаем напоит с маковым пирогом. Ночевать в тепле зовет, у нее три комнаты, одна пустует — мужа нет.
Тетя Надя оказалась женщиной далеко за сорок, объемистой и круглолицей. Увидев гостей, заулыбалась.
— Чайку? А кто это с вами?
— Это Вера. Чего-то узнать хочет…
Надя налила в электрический чайник воды, водрузила на подставку, включила. Он сразу зашумел так, будто тарахтел небольшой мотоцикл.
— А мы ничего не знаем, что у нас узнавать. — Надя продолжала простодушно улыбаться.
Вошедшие скинули куртки, уселись на кухонные табуретки. Вошла крупная девушка с немного примятым лицом.
— Доча, будешь с нами?
Та молча отрицательно покачала головой и вышла.
«Валяется у себя в комнате и музыку слушает», — догадалась Вера.
Она сказала:
— Надя, я хочу спросить. С тех пор, как началось строительство, вам стало труднее жить?
Надя уронила нож, которым отрезала толстый ломоть лимона.
— Нет, не стало, — ответила она странным голосом.
Может, для обычного человека ее голос и не звучал бы странно. Но Вера умела слышать голоса, как гениальный настройщик — рояль. Бесполезно было от доктора Лученко что-то скрывать или говорить неправду: голос вас выдаст. Даже по телефону.
— А забор, который они поставили почти вплотную к подъезду?
— Не мешает…
— А пыль? Шум? Горячая вода всегда есть? Электричество не гаснет? — продолжала свои вопросы Вера, обнаруживая неплохое знакомство с вопросом.
— Говорю же вам, они нам не мешают.
Вера внимательно посмотрела на женщину, ожидая, что ее скрытое раздражение сейчас прорвется наружу. Но она молчала, только лицо едва заметно осунулось и между бровями пролегла тоненькая паутинка морщин.
Странно. Она не хочет говорить. И явно боится… Даже не задает естественных встречных вопросов: «А зачем вам? Для чего? Вы журналистка?» Такая крикливая, темпераментная, явно не лезет за словом в карман, хозяйственная, наверняка на дочку покрикивает, да и на соседей тоже, во все вмешивается, все видит из окна своего первого этажа — кто где машины ставит, кто собак выгуливает в неположенных местах. И при этом молчит!..
— Спасибо, Надя. — Вера встала. — У вас очень уютно, но нам пора идти.
Жаль девочек, они бы еще посидели, поболтали, чайку попили. Но Вера не могла ждать.
В следующей квартире, на третьем этаже, было шумно. Им открыл пожилой седой мужчина, увидел девчат и кивнул, Веру строго спросил:
— Опрос? Реклама? Религиозная секта? Деньги на похороны? Денег нет.
Вера не удержалась, рассмеялась и тут же зажала себе рот рукой.
— Это мы. А это Вера, она с нами, — сказала сопровождающая.
— Если с вами, тогда ладно, — согласился седой. — Новенькая?
В глубине квартиры метались шаги и громыхал бас:
— Мам! Ну мама! Где мои ролики?!
— Сам куда-то засунул, сам и ищи! — отвечало ему бархатистое контральто.
Вера решила не уточнять, кто она. Новенькая так новенькая. Это ей даже льстит в смысле возраста. Не приходилось ей раньше ни в каком гражданском сопротивлении участвовать…
По извилистому коридору, заставленному коробками и заваленному обувью, прошли на тесную кухню. Мимо два раза пролетел парнишка в спортивной форме, рявкнул возле уха: «Ну мама!» — и исчез вдали.
— Я пью только молотый кофе, — объявил седой мужчина. — Растворимый — это химия. Вам сколько ложечек, Вера? Эти две балаболки пьют чай, я знаю. А вы любите кофе.
«Интересное кино», — подумала Вера, улыбаясь про себя.
— Почему? — спросила она.
Мужчина задумался. Посмотрел на Веру внимательно, улыбнулся и махнул рукой.
— Не знаю. Вот честно — не знаю, почему так решил. По вашему выражению лица, наверное.
«Интуиция, то есть подсознание, работает точнее и быстрее, чем сознание, считывает информацию, анализирует и в полсекунды выдает результат. И сознание этот результат берет на вооружение, хотя объяснить, откуда он взялся, не может». Так Вера хотела ответить, но почему-то сдержалась и промолчала. Ей, наверное, интуиция подсказала не говорить лишнего.
— Скажите, пожалуйста…
— Антон Ильич.
— Антон Ильич, вам эта стройка под окнами сильно мешает?
Хозяин сел и снова посмотрел на Веру внимательно, но уже без улыбки.
— Шум, грохот, рев дизеля, — продолжала Вера, — запахи смолы, бетонная пыль? И прочие неудобства от строительства этой бетонной громады, они вас достают?
Крики в глубине квартиры прекратились.
— Нет, — медленно ответил Антон Ильич. — Нам ничего не мешает, все хорошо.
В кухню заглянули двое: обладательница контральто — длинная худая женщина в халате с замотанной полотенцем головой — и давешний парнишка в спортивном костюме.
— А что такое? — спросила женщина, но седой строго взглянул на нее, и она спохватилась. — Стройка себе и стройка, мы ее вообще не замечаем. Так что не жалуемся.
Парнишка молчал, но смотрел на мать со странным выражением лица.
Вера уже все поняла. Она поднялась, поблагодарила и вышла на лестницу.
Сопровождающие ее девушки молчали. «А эти почему молчат? — думала Вера. — Должны ведь возмущаться, по идее. Неужели и им заткнули рты? Нет, они бы тогда тут не стояли своим палаточным городком. Не понимают, зачем это мне, не доверяют, хотят увидеть, как сама справлюсь, что буду делать».
— Ну что? На какой теперь этаж?
Девушки переглянулись.
— В соседний подъезд, на седьмой.
— Ладно, седьмой так седьмой… — Вера пожала плечами. — Люблю цифру семь! Она похожа на кочергу. Ах да, вы же не знаете, что это такое. Молодежжжь! — Женщина шутливо зажужжала, как мудрый жук в мультике про потерявшегося муравья.
Девчонки прыснули.
— Чего не знаем? Знаем. Мы же книжки читаем…
— Электронные, наверное. Ну, и то хорошо.
Они поднялись на каком-то допотопном лифте со створками дверей, чьи половинки открывались вручную влево и вправо. На звонок в обшарпанную дверь долго никто не выходил. Наконец открыли.
— Ну?
«Вот это да, — подумала Вера. — Явление персонажа…» На пороге стоял здоровенный детина в трусах, небритый, с опухшей физиономией. И стоял он еле-еле. А запах, боже мой… От парня шла густая волна перегара, Вера невольно шагнула назад.
— Чего надо?
Хозяин квартиры на седьмом этаже пытался быть грозным, но язык заплетался.
— Это мы, Виталька, — сказала одна девушка. — Узнаешь?
Он всмотрелся в них сквозь едва заметные щели в красных веках, кивнул и потопал внутрь квартиры. Гости вошли за ним. Под ногами валялась обувь, какие-то ремни от брюк, кастрюля. Половину комнаты занимала незастеленная кровать. Штора на окне висела косо, наполовину оторванная от карниза. На столе и под столом стояли пустые бутылки из-под водки, коньяка, вина и каких-то незнакомых спиртных напитков. Бутылок на глаз было примерно десятка три.
На столике у кровати стояла большая черно-белая фотография с черной ленточкой в уголке. Милая девушка, светлые прозрачные глаза, лукавый взгляд, широкие брови…
Вера все поняла.
